Майкл Муркок - Левиафан шагает по земле

Добычу быстро собрали. Уна Перссон вновь села на своего горячего жеребца и, не удостоив меня больше ни единым взглядом, поскакала прочь сквозь дождь и туман. Один из ее молчаливых воинов, подвел мне лошадь и жестом дал понять, чтобы я сел в седло. Я охотно принял предложение, поскольку не намеревался расставаться с прекрасной предводительницей разбойников — она была моей первой и подлинной ниточкой к Бастэйблу. Я надеялся, что она приведет меня к нему. Ее разбойники не представляли, как я чувствовал, никакой опасности для меня. Более того, я подозревал, что сама Уна Перссон относится ко мне если не с симпатией, то, по крайней мере, нейтрально.

Таким образом, я последовал за пей, окруженный ее людьми. Мы покинули долину смерти, бросив там все, что осталось от каравана мистера Лу, и поскакали по узкой тропе, забиравшейся все выше и выше в горы.

Я почти не замечал этой скачки, так жадно грызло меня любопытство. Тысячи вопросов вертелись у меня в голове. Как, эта женщина, которая была, по описанию Бастэйбла, молодой в 1973 году, могла оказаться в 1910-м — и такой же юной? Вновь и вновь я ощущал ту самую дрожь ужаса, что пробегала у меня по спине, когда я слушал, как Бастэйбл говорит о парадоксах времени.

И когда я окажусь в Долине Утренней Зари, будет ли там и в самом деле существовать Город Рассвета Демократии, Цзин Цзян Та-Цзя, — тайный утопический оплот революции? И почему Уна Перссон вмешивается во внутренние дела Китая? Почему эти рослые молчаливые люди сопровождают ее?

По прибытии в долину я надеялся получить ответы хотя бы на некоторые из этих вопросов. Но, как выяснилось, во многих отношениях меня ждало разочарование.

Только после наступления темноты мы добрались до лагеря Уны Перссон. Дождь шел не переставая, так что по-прежнему было непросто разглядеть детали происходящего, однако то, что открылось перед нами, явно не было городом будущего. Нас встретили лишь развалины маленького китайского поселка, где сохранилось только несколько пригодных для жилья домов. По большей части солдаты со Своими женами и детьми жили в самодельных палатках, разбитых между руин, в то время как другие соорудили навесы или временные хижины, похожие на монгольские юрты. Тут и там пылали костры, защищенные от ветра рухнувшими стенами; торчали полуобуглившиеся балки. Судя по всему, можно было заключить, что катастрофа, постигшая эти места, произошла совсем недавно. Обширные поля превратились в море топкой, грязи, и наши лошади своими копытами еще сильнее разбивали дорогу. Когда я спешился, У на Перссон подскакала ко мне и стеком указала на один из еще не рухнувших домов.

— Надеюсь, вы окажете мне честь и поужинаете со мной, мистер Муркок.

— Вы очень добры, мадам, — отозвался я. — Но боюсь, мой туалет не вполне отвечает требованиям, которые накладывает на меня визит к столь очаровательной хозяйке.

Она улыбнулась комплименту:

— Вы, как я погляжу, уже переняли у китайцев их манеру выражаться. Одежду вы найдете в вашей комнате. Сан Шуи покажет, где это. Там вы сможете освежиться; засим — до встречи.

Она подняла свой стек в знак приветствия и уехала, чтобы лично проследить за разгрузкой добычи, состоявшей главным образом из оружия, еще совсем недавно находившегося во владении людей мистера Лу и генерала. Я получил возможность рассмотреть один из автоматов, которые я поначалу мог только слышать. Меня удивило, что он, такой легкий, сеет смерть с такой чудовищной эффективностью. Эти автоматы были неизвестного происхождения. И впрямь точь-в-точь оружие, какое я и ожидал увидеть в городе будущего!

Сан Шуи, такой же скрытный и замкнутый, как и его товарищи, поклонился и отвел меня в дом, обставленный весьма спартански, хоть и оклеенный изнутри роскошными обоями. В одной комнате под крышей я нашел свой багаж и дорожную сумку, уже разложенную на циновке (кроватей здесь не имелось). Вскоре после этого другой солдат в куртке и брюках из голубого хлопка принес мне миску с горячей водой. Таким образом, я получил возможность смыть с себя хотя бы верхний слой грязи, отыскать по возможности не очень измятую рубашку, переодеться в чистое и спуститься к ужину в сознании того, что удалось придать своей внешности хотя бы наполовину цивилизованный вид.

Судя по всему, мне предстояло ужинать с моей хозяйкой наедине. Сама она была теперь в простом платье из иссиня-черного шелка, украшенного китайскими вышивками пурпурного цвета. Короткие волосы и круглое лицо — в свете свечей, горевших на обеденном столе, она выглядела почти законченной китаянкой. Никаких украшений; ни следа косметики на бледном лице, и все же она казалась еще прекраснее, чем в нашу первую встречу. Когда я поклонился, это превратилось в невольное преклонение перед ее красотой. В этой комнате на первом этаже имелся лишь необходимый минимум мебели — два ларя у стены и низкий китайский стол, за которым сидят на подушках.

Не задавая никаких вопросов, У на протянула мне стакан мадеры, за что я сердечно поблагодарил. Пригубив вино, я установил, что оно из лучших сортов, и произнес тост в честь хозяйки.

Она улыбнулась:

— Не хвалите мой хороший вкус, мистер Муркок. Хвалите лучше вкус того французского миссионера, который заказал это вино в Шанхае — и, вероятно, до сих пор ломает голову, куда оно подевалось!

Я был поражен тем, с какой легкостью, с каким бесстыдством она созналась в этой краже; не сказал, однако же, ничего. Поскольку в любом случае я никогда не был большим поклонником церковных учреждений, я продолжал попивать вино неизвестного миссионера и постепенно приходил к выводу, что впервые со дня моего отбытия из цивилизованного мира чувствую себя спокойно. Хотя я не прочь был задать ей так много вопросов, мне точно удавкой перехватило горло, и я не знал, как начать. Я надеялся, что она мне многое объяснит, так что не придется переводить разговор на Бастэйбла; что расскажет, как познакомилась с ним. Я же знал, что она находилась на борту воздушного корабля, который в 1973 году сбросил бомбу чудовищной силы на город Хиросиму. Впервые я начал сомневаться в истории Бастэйбла. Не рассказал ли он мне всего-навсего опиумную грезу, смешавшуюся с действительностью, не вплел ли в свои фантазии реальных людей из круга своих знакомых?

Мы уселись за стол, и я решил задать ей наводящий вопрос, покуда пробовал изысканный суп (по западному обычаю, его подали перед основным блюдом).

— Могу ли я спросить о самочувствии вашего отца, капитана Корженевского?

Теперь она удивленно нахмурилась. Затем лицо ее разгладилось, и она засмеялась:

— Ах-да!.. Конечно… Бастэйбл! О, у Корженевского все в порядке, я полагаю. Бастэйбл дружески отзывался о вас — кажется, он испытывает к вам доверие. Причина вашего пребывания здесь заключается также в том, что он просил меня об одном одолжении.

— Одолжении?

— Позже я расскажу вам об этом побольше. Давайте сперва спокойно перекусим. Знаете ли, для меня это роскошь. В последнее время у нас почти не было возможности готовить изысканные блюда.

И снова она вежливо, едва ли не с любовью, отклонила мои вопросы. Я решил попытать счастья другим путем.

— Насколько можно судить по виду этой деревни, она подверглась бомбардировке, — сказал я. — Вас обстреливали?

Она ответила уклончиво.

— Да, деревня пережила нападение бандитов. Насколько мне известно, здесь перед нашим приходом побывал генерал Лю… Но постепенно привыкаешь даже к руинам. А эти еще лучше, чем многие из тех, что мне доводилось видеть, — она печально поглядела вдаль, словно вспоминая другие времена, другие разрушенные деревни. Потом выражение ее лица изменилось. — Мир, насколько вы его знаете, надежен, не так ли, мистер Муркок?

— Сравнительно, — ответил я. — Хотя, вероятно, всегда какая-нибудь опасность да существует. Я уже не раз думал о том, что означает «общественная стабильность». Вероятно, это только вопрос личного опыта и личной позиции. Мои персональные взгляды на будущее относительно оптимистичны. Если бы я был, скажем так, еврейским иммигрантом в лондонском Ист-Энде, я бы, возможно, судил далеко не так оптимистично! Она согласно улыбнулась:

— Ну, вы, по крайней мере, признаете, что существуют и другие взгляды на общество. Возможно, Бастэйбл говорил вам об этом; возможно, именно поэтому он вас и полюбил…

— Полюбил? Меня? Такого впечатления у меня вовсе не сложилось. Знаете ли, после нашего совместного сидения взаперти на Роув Айленде он просто исчез. Ни слова в объяснение! Я тревожился за него. Он выглядел очень нервным. Возможно, это главная причина, по которой я здесь. Как давно вы виделись с ним? У пего все в порядке?

— Я видела его. У него дела идут довольно неплохо, но он сидит в ловушке, из которой, вероятно, никогда не выберется, — последнюю фразу она произнесла, как мне показалось, обращаясь больше к самой себе. — На все времена — в ловушке временных потоков.