Анатолий Дроздов - Рыцари плащаницы

— Ты позволишь, господин? — спросил Ярукташ, протягивая руку к кувшину.

— Забирай! Угости Алиенору. Мы и в самом деле виноваты перед ней…

— Меня беспокоит другое, — еле слышно произнес Ярукташ, когда Козма вышел. — Саладин назначит меня эмиром, но надолго ли? Вчера я видел на стене Имада. Эмиры в замок по веревке не лазают…

Саладин проснулся от того, что кто-то тронул его за плечо. Над ним со светильником в руках стоял слуга.

— Прости, господин! Из Азни в лагерь пробрался перебежчик, правоверный. Хочет говорить с тобой!

— Зови! — распорядился Саладин, подсовывая под спину подушку.

— Он… — замялся слуга.

— Что?

— От него воняет дерьмом. Говорит, что выбирался из замка через нечистоты.

— Я не женщина…

Перебежчик, ступив в шатер, повалился ниц у входа.

— Иди ближе! — велел султан.

— Господин! От меня истекает зловоние…

— Потерплю! — усмехнулся Саладин.

Когда ночной гость приблизился, от него и в самом деле шибануло дурным запахом. Саладин сморщился, но промолчал.

— Кто-ты? — спросил султан, разглядывая перепачканное лунообразное лицо перебежчика.

— Ярукташ, евнух из гарема Имада, эмира Эль-Кудса.

— Он уже не эмир, — усмехнулся Саладин.

— Я понял это, увидав его на стене Азни.

— Имад говорил, что ты не глуп. Но что ты делал на стене во время приступа?

— Защищал ее. По велению хозяйки, в прошлом баронессы Алиеноры, а ныне правоверной Айгюль.

— Вместе с многобожниками?

— Разве ты, Несравненный, не прибегаешь порою к их помощи?

— Очень даже не глуп, — задумчиво произнес Саладин. — Имад не врал.

Ярукташ поклонился.

— Как ты выбрался из замка?

— Через подземный ход. По нему из замка текут нечистоты, поэтому никому не приходит в голову, что это тайный проход.

— Ты можешь провести им мамлюков?

— Это будет непросто. Ход узкий, местами приходится ползти, поэтому я так перепачкался. Мы не сумеем незаметно пробраться за стены в большом числе. Франки заметят и легко перебьют нас, бросив со стены свой гром.

— Пожалуй, — согласился Саладин. — Зачем же ты просил разбудить меня?

— Мне стало ведомо, что франки решили перехитрить тебя. Я знаю, зачем Зародьяр тайно приезжал в Эль-Кудс, и что он задумал…

Саладин слушал, не перебивая. Когда Ярукташ закончил, султан некоторое время молчал, погрузившись в размышления и пощелкивая пальцами. Наконец, поднял голову.

— Ты сможешь незаметно вернуться обратно? Чтобы франки не заметили?

— Да, господин.

— Тогда я подтверждаю их желание сделать тебя эмиром. Ты получишь фирман.

— Несравненный! — Ярукташ упал к его ногам.

— Имад говорил, что ты с умом вел хозяйство в Эль-Кудсе. Дела там, действительно, шли хорошо. Только эмир оказался плох…

— Я запомню это несравненный!

— Иди! И пусть все будет так, как задумали франки.

— Несравненный!

— Что еще?

— Я раб Имада…

— Уже нет. Твой бывший хозяин — преступник, приговоренный мною к смерти. Я милостиво даровал ему жизнь, но все имущество его теперь мое. Включая жен, которых я волен продать, если того пожелаю. Ты тоже принадлежишь мне. И я, как твой хозяин, дарую тебе свободу.

— Я недостоин слизывать пыль с твоих сапог!

— Эту право я тебе дарую! — усмехнулся Саладин. — Торопись!..

Однако Ярукташ, выбравшись из султанского шатра, не поспешил обратно, а стал о чем-то расспрашивать дежурившего у костра мамлюка.

— Чтобы я отвел к сотнику Имаду такую вонючку! — возмутился мамлюк. Но когда в его ладонь скатился увесистый золотой кружок, согласно кивнул…

Ярукташ осторожно выглянул во двор замка. Здесь было темно и тихо. Ярукташ еще некоторое время прислушивался, затем ступил на плиты двора и быстро убрал доску над ямой с нечистотами. Закрыл дверь и поспешил к источнику. Здесь он с удовлетворением обнаружил узелок, припрятанный у каменной стены колодца. Ярукташ стащил с себя провонявшую дерьмом одежду, бросил ее и ступил под струю, изливавшуюся из колодца. Вода была ледяной, но он, ежась, без звука омылся, затем достал из приготовленного узелка сухую одежду и переоделся. Вонючие тряпки Ярукташ аккуратно увязал и торопливо взбежал по каменной лестнице на стену. Здесь швырнул зловонный узел в пропасть. Осмотрелся. На дальней стене у привратных башен маячили фигуры часовых, но они не смотрели в его сторону. Ярукташ спустился во двор и уже неспешным шагом пересек освещенное факелами пространство перед дворцом.

Он не заметил троих людей, наблюдавших за ним с вершины одной из башен.

— Вернулся! — сказал Колбин, опуская прибор ночного видения. — Один. Прогнулся перед будущим боссом.

— У нас тоже прогибаются, — философски заметил стоявший рядом Иванов.

— Но сползать туда и обратно по дерьму!

— Я тоже ползал.

— Так вы для дела!

— Он тоже. Мы уедем, а ему здесь жить.

— Алиенору жалко! — вздохнул Колбин. — Классная баба, просто отвал башки! А жить будет с этим Шреком!

— Забирай ее!

— Ей баронство нужно. Феодалка! Не с моей зарплатой…

— У нас тоже баронства хотят. Вспомни наших миллионеров, их жен, кошек драных. Бабы везде одинаковы.

— Вас послушаешь, так не женишься никогда! — вздохнул Колбин. — Меня мать запилила, что пора.

— Пусть оставит тебе баронство в наследство…

— Я этого евнуха бывшего придушил бы, — угрюмо сказал Колбин. — Гад он все-таки!

— Чтоб торчать здесь два месяца?

— А что? Мне нравится! Полезут — еще подорвем! Тол есть…

— Зато Саладин уже знает про ход, — вздохнул Иванов. — Давай, Дима, как договаривались! — Он повернулся к третьему спутнику, все это время не проронившего ни слова. — Так, Кузьма Иванович!

— Всенепременно!

— На том и порешим! — сказал Иванов. — Уговор дороже женщин. Идем? Завтра хлопотливый день…

Троица спустилась с башни, прошла по стене и по каменной лестнице перебралась во дворец. Козма и Иванов разошлись по своим комнатам, а Колбин задержался. Когда коридор опустел, он на цыпочках подошел к двери покоев Алиеноры и, приложив к ней ухо, застыл на некоторое время. Затем, воровато оглянувшись, достал из кармана уголек и начертил на двери «х. й». Подумал и добавил: «лысый!»…

Процессия медленно вытекала из ворот Азни. Шагом ехали всадники, ведя на поводьях навьюченных и запасных коней, тащились тяжело груженые повозки. Одной из них управлял поджарый костистый монах — отец Лотарь, увозивший ставшую ненужной утварь своей церкви; пару гнедых другой повозки лихо нахлестывал Гуго. Рядом с ним восседала Берта, которая, как выяснилось, не умела ездить верхом. Замок покидали гости и все его обитатели, не пожелавшие остаться у сменившей веру хозяйки. Алиенора никому не препятствовала и даже подарила повозки; коней и сбрую дал Роджер.