Василий Сахаров - Ведун

Меня такое положение дел устраивало полностью, и я занимался тем, чем считал нужным. Перво-наперво официально доложил моему номинальному командиру сотнику Валигору о пленниках, которых я объявил своей личной добычей. Затем нашел Сивера и попросил бывшего наставника выделить мне в городе хорошее жилье. Ну, а поскольку пустых домов хватало, проблемы с этим не возникло. Меня поселили в небольшой избе невдалеке от южных ворот и, закрыв князя Игоря и его дружинника в уютном и темном подвале, уже вечером, оставив на охране Немого, я посетил князя Мстилава.

Главнокомандующий, как и я, временно остановился в городе, только на подворье бывшего княжеского наместника, и находился в просторной горнице. Я вошел и обнаружил, что князь не один. Мстислав сидел за большим столом и спокойно ужинал, а напротив него, попивая взвар, расположился Лучеврат. Оба венеда посмотрели на меня. Мстислав напустил на лицо хмурую тень, а волхв усмехнулся и уткнулся в кружку. Наверняка, помимо всех своих важных дел и вопросов, они обсудили то, что я захватил Игоря Ольговича, и что-то у них не складывалось. Это понятно, точно так же как и то, что руянский князь может заявить свои права на пленника. Однако я в свою очередь мог возразить и уже знал, что скажу, если он начнет с меня что-то требовать. А то, знаете ли, дружба дружбой, и боевое братство никто не отменял, но денежки все же врозь, поскольку у каждого кошелек свой.

Пожелав князю приятного аппетита, по его приглашению, я присел за стол. Из кувшина налил в чистую кружку сладковатого клюквенного взвара, сделал пару глотков, посмотрел на Мстислава и начал разговор:

— Князь, я сегодня пленника важного захватил. Сперва о нем Валигору доложил, а теперь к тебе пришел.

— Знаю про твой трофей, — буркнул Мстислав и, очистив глубокую тарелку от каши, спросил: — Почему его в общий гурт не сдал? Боишься, что долю свою не получишь?

— Это мой личный пленник. Сам его в бою взял и сам его судьбу решу. И зачем мне доля, когда я могу получить все?

— А не много ли на себя берешь, Вадим Сокол? — в голосе Мстислава появились раздражительные нотки, чего я за ним раньше не замечал. — Это все-таки князь, а не рядович.

Варяг хотел на меня надавить высоким положением пленника. Но что такое благородное происхождение с точки зрения человека из двадцать первого века? Пшик, ибо слишком много «голубой» крови было пролито за минувшие века, одна революция 1917-го года чего стоит. Да и сейчас народ нет-нет, своих князей, королей, конунгов, царей и прочих владетельных сеньоров, может взять под белы рученьки, да на плаху вытащить. Так что слова князя меня не смутили, и я огрызнулся:

— И что же это получается? Заморский князь и иноверец, который наших братьев, кто родовых богов чтит, притесняет, для тебя выше ведуна, под твоим началом бившегося против шведов и ляхов? Как это понимать Мстислав? Давно ли ты сам был обычным варягом, а потом вождем, который чужаков рассматривал как добычу, а христиан сотнями резал?

Если бы мы были одни, разумеется, я был бы поосторожней в словах. Однако в присутствии Лучеврата можно было немного, самую малость, напрячь нашего боевитого князюшку, чтобы не расслаблялся, и я не стеснялся. Кстати сказать, правильно делал. Чуть слабину дай, все отберут, а потом на шею хомут оденут и заставят чужую телегу тянуть, а так я сам себе голова и если что в руки попало, то в них оно и останется. Мстислав это понял и, виновато покосившись на волхва, который, явно, одобрял мои слова, сказал:

— Ты меня не так понял Вадим. Нам конфликт с Киевом, Рюриковичами и Всеволодом Ольговичем не нужен, а лично ты в лице князя Игоря можешь получить грозного врага, который не успокоится, пока тебя не достанет. Так что отдай пленника нам, а мы с ним договоримся. И выкуп возьмем, и не обидим.

— Нет, — я покачал головой. — Не о чем нашему народу с Игорем договариваться, ибо он среди Ольговичей ничего не решает и язычников ненавидит люто. Ну, а Рюриковичей, которые тебе, Мстислав, дальняя родня, я не боюсь. Они разделились на семьи, и каждый бьется не за общее дело, а за интерес родного клана. И потому многие обрадуются, что Игорь Ольгович и его брат попали в затруднительное положение и посмеются над ними.

— Кто, например? — правая ладонь Мстислава слегка прихлопнула по столу.

— Новгородцы, которые в прошлом году выкинули из города всех сторонников семьи Ольговичей. Ростиславичи Галицкие, которые понемногу склоняются к западу. Изяславичи Полоцкие, которые считают, что именно они должны быть великими князьями. Святополчичи, которые ходят за Ольговичами, но не любят их и готовы ударить им в спину. Мономашичи и Мстиславичи, которые хотят получить Киев. И список этот можно продолжать очень долго. Тут и польские князья-принцепсы, и половецкие ханы, которым Всеволод Ольгович денег за поднаем степняков не додал, да и мало ли еще кто.

— А если киевский князь пошлет к тебе убийц?

— Пока его брат у меня, опасаться нечего, поскольку Всеволод Ольгович рисковать не станет. Кроме того, я ведун, а потом на киевские гривны столько бойцов найму, что ко мне ни один вражина не подберется. Насчет политики тоже не переживай. Войну он Руяну не объявит, мы за морем и отделены от Киева огромными расстояниями. Да и вообще, старшим Ольговичам жить осталось всего ничего, четыре года, а затем проблема исчезнет, словно ее никогда и не было.

— Ладно, — сдаваясь, Мстислав взмахнул рукой, — поступай, как знаешь. Я хотел как лучше, а ты ни в какую. Хотя, может быть, так и лучше. Давно пора показать восточным князьям, которые забыли про наше родство, что не стоит помогать ляхам и германцам. Да и новгородцам пленение одного из Ольговичей должно понравиться, а по весне к ним большое посольство пойдет, и это нам поможет с ними договориться. Ты лучше скажи, сколько за пленника денег получить хочешь?

— Тысячу новгородских гривен.

— А не много?

— Ничего. Само то, что нужно. Была мысль, вообще, две тысячи запросить, но прикинул, что киевляне такую сумму серебром долго собирать будут, и решил остановиться на тысяче.

Я посмотрел на Лучеврата, а тот одобрительно кивнул и произнес:

— Ты все красиво разложил, да так, что мы сразу вспомнили, что тебе известно будущее. А коль так, то может, подскажешь, как нам с Владиславом быть?

Пожав плечами, я ответил:

— В советчики не набиваюсь, но если спрашиваете, выскажусь. Владислава надо отпустить, и чем быстрее, тем лучше. Пока в Польше есть князь-кесарь и князья-принцепсы, эти потомки Болеслава Кривоуста будут между собой грызться, и на нас они внимания обращать не станут, особенно если мы к ним не полезем. При этом, конечно же, надо помнить, что Владислав нам разгрома и плена не простит, и будет вредить. Но если его как Вартислава Грифина посадить на кол, то все сложится еще хуже. Германский король и швабский герцог Фридрих, будущий император Барбаросса, ему родичи. Брат Болеслав сразу же станет королем и сможет кинуть на нас армию не в пятнадцать тысяч, а в тридцать, особенно если ему чехи и Ольговичи помогут. А нам это ни к чему. Лучше пусть друг дружку режут.