Вторая итерация - Евгений Южин

1

Проснулся в сильнейшем беспокойстве. Что-то противно ворочалось и ныло в груди, силясь дотянуться до горла. Из головы медленно испарялся, улетучиваясь, образ маленькой светловолосой девочки с парой веселых бантиков на крохотных косичках. Она уже, должно быть, совсем взрослая, растит детей и редко вспоминает исчезнувшего в далеком прошлом отца. Мне от этого не легче. Что бы ни говорил я сам себе, какие бы доводы, основанные на строгой логике, ни изобретал, случившееся все еще оставалось слишком близким. Затерявшаяся в пустыне космоса девочка так и жила во мне непоседливым любопытным сорванцом, обожавшим без спроса шарить в ящиках с моим инструментом и немедленно материализовывавшимся под боком, стоило достать паяльник или загреметь ящиком с дрелью.

Я рывком сел в постели. Остатки сна еще морщили кожу на лице, но знакомое окружение мастерской властно выметало нахлынувшие воспоминания прочь. На верстаке у стены громоздился недоделанный каркас проектора – новой, захватившей меня идеи. Обычно, едва проснувшись, еще не позавтракав, я бросался к нему, и часто лишь сильный голод напоминал мне о временно забытой рутине жизни. Но сейчас даже он казался нелепым куском хобби одинокого человека. Я заозирался, словно только что очутился на этой планете, словно воздух Земли еще не покинул мои легкие: обширное помещение с невысоким потолком и отсутствующей стеной, в широком просвете клубился туман далеких облаков; анфилада столбов, подпиравших светлое деревянное перекрытие; развешанные по стенам инструменты, длинные верстаки, самодельный токарный и сверлильный станки, пресс, жерла нескольких печей, украсивших дальнюю стену, являющуюся не чем иным, как натуральной скалой; лестница наверх, прижавшаяся к стене справа, и длинный ряд полок на стене слева, забитый разнокалиберными устройствами и приспособлениями. Все довольно грубое, на мой вкус, как будто самодельное, во всем изобилие бронзы, непривычное глазу землянина.

Встал. Голова очистилась. Я дома – в Гнилом Зубе, как я прозвал этот утес. Настоящее логово – убежище таинственного волшебника, пришельца из другого мира. Таким это место с полным основанием считали местные. И, кстати, да – это я. Ну, в смысле могущественный инопланетянин, волшебник, эль, затворник и отшельник, от которого лучше держаться подальше.

Тоска не уходила. Маленькая девочка отчаянно боролась за место в памяти. Не спеша, как был в белье, подошел к дышащему теплым влажным воздухом проему. Высокие грубые перила отделяли шелковистый на ощупь пол от захватывающего дух обрыва, нависавшего над бесконечным серо-буро-черным морем инопланетного леса. Свес крыши, поблескивающий повисшими капельками дождя, отчасти скрывал такую же бесконечную, как и лес, невысокую пелену облаков над головой. Легкие порывисто рванулись, втягивая воздух и пространство. Помогло. Я немного расслабился и даже покосился на незаконченную работу, но что-то этим утром шло не так – беспокойные мысли тут же заняли отвоеванную у памяти территорию.

Хмыкнул. Отсюда, с этого утеса на краю Облачного края, казалось, что одиночества на Земле не существовало вовсе. Всепроникающая связь, спутниковые, мобильные, кабельные и прочие сети опутывали жизнь людей, подчас заставляя их мечтать о редких моментах уединения. Те, кто мог позволить, тратили немалые средства, просто чтобы на недолгие дни оказаться вдали от цивилизации – на рыбалке, охоте или в путешествии по желательно малообжитым, а лучше вообще необитаемым местам. Я там вырос, мне казалось, что это нормально. И, как выяснилось, это совсем не так здесь – на Мау. Начинаю привыкать к тому, что встреча с дорогими тебе людьми – это редкий праздник, и даже добравшаяся с оказией весточка, порой несущая на себе следы далекого путешествия, – радость.

После возвращения я видел Ану всего несколько раз. Последний – когда она забирала сына в какой-то аналог интерната на далеком севере. Процедура была неотъемлемой частью жизни местной знати, и я не протестовал, хотя и немного удивился, когда узнал, что никаких каникул не предполагалось еще как минимум лет пять, до тех пор пока он не подрастет настолько, чтобы путешествовать хотя бы без сопровождения пары нянек. Тот факт, что ребенок фактически будет расти вне семьи, похоже, никого не волновал. И ладно еще Ана – она скелле, но и Сам считал это абсолютно нормальным. Он, едва ли не с гордостью, поведал мне о годах, проведенных в похожем заведении, и, кажется, не только не разделял моего беспокойства, а даже остался в некотором недоумении, сообразив, что же меня насторожило. К слову, его я видел один-единственный раз – именно он и должен был доставить внука в интернат.

Ана целиком погрузилась в интриги. Главой Ордена могла быть лишь скелле, принявшая обет, – монахиня, как я переводил на русский местное слово. Но с тех пор, как Старшая сестра фактически самоустранилась, воцарилось своеобразное двоевластие – делами управляли в основном выходцы из университета в Арракисе, в большинстве примкнувшие к моей супруге, но при этом юридически Орден по-прежнему подчинялся Старшей сестре. К хаосу и неразберихе добавился еще и монарх, вздумавший переоформить свои отношения с Орденом и, к моему удивлению, затеявший какую-то интригу в отношении меня. Все это я узнавал во время кратких визитов Аны в поместье, где провел ужасно унылые и скучные несколько декад. Окончательно одуревший от одиночества, после очередного визита супруги, к слову монополизировавшей самолет, я, едва ли не силой, заставил ее убить, как она выразилась, несколько дней и забросить меня на приметную скалу – мое старое убежище.

Руки не давали обмануться – слегка шершавая и как будто пористая древесина широких перил привычно легла под ладони. Время и труд сделали свое дело – мое, теперь уже совсем не тайное, убежище худо-бедно восстановлено. Умело использующий мой новый статус старый приятель Сардух платил регулярными караванами носильщиков. Последние появлялись на краю плато как рейсовый автобус – каждые пять дней, доставляя запрошенные мною материалы и продукты без единой задержки, если только не принимать во внимание тот факт, что от заказа до поставки порой проходили три-четыре декады. Впрочем, до поры до времени я не жаловался. Восстановление мастерской и начатые проекты позволили на время сделать осмысленным свое существование. Кто связывался со стройкой, знает – она не даст вам времени на тоску и уныние, жадно