Проект "Анима" - Владимир Бочкин

В дверь позвонили рано утром.

Я приоткрыл глаза. Во тьме светятся зелёные цифры. Без десяти четыре. Совсем спятили! Время визитов ещё не пришло. Я уткнулся в нагретое одеяло. Идите на фиг! Все.

Звонок прозвенел ещё раз. Я зевнул и почесал ногу. Никого нет дома, неужели не понятно! Никаких переговоров с ночными визитёрами. Полный, безоговорочный бойкот.

Две коротких и три длинных пронзительных трели. Я вздохнул в подушку. Почему у гостей такой неприятный голос! Я прижался щекой к мягкой ткани. Влажный весенний сумрак заливает комнату. Сквозь щель между шторами пробивается свет уличного фонаря.

Какой дурак откроет дверь ночью! Ограбят, убьют, снова ограбят, ещё и должен останешься. И только потом убедятся, что грабить нечего. Может самому вынести хилую заначку? Или старый ноутбук?

Два длинных, три коротких. Либо надо мной издеваются, либо это загадочное морзе шлёт послание с того света. С того света, что за дверью.

Я сел в кровати и поёжился. Неприятно как-то. Сунул ноги в тапочки. Тело обтянула мягкая футболка с улыбающейся рожицей на груди.

Звонок перерос в непрерывную трель.

С другой стороны, вдруг пожар или инопланетяне прилетели, встретить некому. Соседи затопили или я соседей затопил. Вариантов множество, так что придётся шлёпать к двери.

Я натянул спортивные штаны и отдёрнул штору. На улице, прямо под фонарём, в тонкой плёнке мелкого дождика стоит большая чёрная машина. Лэнд Крузер, наглухо задраенный тонировкой. Ну, это явно не ко мне. Скорее к моему соседу напротив.

Пошёл к двери и поймал себя на том, что подкрадываюсь, словно во вражеском тылу. Я передёрнул плечами и зашаркал тапочками. Светлой точкой блестит глазок. Склонился к нему. Звонок оборвался.

На площадке трое. В синих свитерах и коротких серых пальто. Двое молодых позади. А впереди седой мужик лет пятидесяти. Плечи распирают пальто, свитер обтягивает мощную грудь. Крупные черты лица, а на нём выражение человека, который гуляет только под дождём. Безучастные серые глаза. На белой рубашке красный галстук.

Ночная тишина, которую боишься разбудить неприятными известиями.

- Кто там?

- Полиция.

Рука в чёрной перчатке закрыла глазок каким-то удостоверением. Всего на секунду.

- Мы по поводу вашего соседа Василькова.

Я покачал головой. Так и думал, что когда-нибудь меня будут допрашивать об этом бандите. Но не предполагал, что так рано утром.

Странно, что все полицейские в штатском. С другой стороны, если бы хотели обмануть – обязательно, хоть один был бы в форме для достоверности. А эти, скорее всего из отдела по борьбе с бандитизмом или чекисты не хотят пугать своими корочками.

- Ночь на дворе, - сказал я.

- Открывай, давай! – сказал седой, и легонько пнул старенькую деревянную дверь.

Значит настоящие полицейские.

Два раза щёлкнул замок. Скрипнула дверь. Рослые фигуры накрыли меня тенью. Седой смерил взглядом.

- Михаил Ковалёв?

- Да.

Обтянутый чёрной кожей кулак врезался в моё солнечное сплетение. Грудь взорвало огнём. Дыхание провалилось в другое измерение и просило себя не ждать.

Люди в сером подхватили меня под руки и потащили вниз по лестнице. Гулко стучали подошвы. Сзади шёл седой. Никто не потрудился закрыть дверь.

Меня несли быстро, но без спешки. Как в тумане мелькали свежевыкрашенные зелёные стены подъезда. Я сипел на руках похитителей. Дверь с лязгом ушла в сторону и меня выволокли в сырую, рассветную ночь. Потащили к чёрной машине. Один из тапок соскользнул и остался позади. Пальцы босой ноги проелозили по холодному асфальту.

- Пусть сам идёт, - сказал седой.

Меня тут же опустили на землю, но руки по-прежнему крепко держали мои локти. Я ловил ртом мокрый воздух.

Рядом с крузером затормозил чёрный джип. Из него вылез давешний Васильков. Он улыбался и что-то мурлыкал под нос. Наверняка из ресторана. Плотный, в чёрной кожаной куртке, он стоял, покачивая барсеткой. Левый глаз закрыт чёрной повязкой, из-за которой кореши зовут его Пират, чем Васильков несказанно гордится.

Тут он увидел нас, и его голос сломался. Один из серых открыл дверцу, и меня зашвырнули внутрь, оба сопровождающих влезли следом. Один справа, другой слева. Меня сдавило с двух сторон твёрдыми телами. Ещё один сидел за рулём.

Седой шёл последним, с прежним скучающим видом. Он бросил Василькову, не останавливаясь:

- Рот закрой, пулю поймаешь.

Бандит клацнул зубами и, втаптывая каблуки в асфальт, поскакал к подъезду. Вильнул задом, перепрыгивая мой тапок. Я смотрел вслед. Как же так, ведь мы же соседи! Конечно, он гнида, каких мало и попортил литры крови жителям двора. Наш подъезд дружно молится, чтобы его поскорее убили. Желательно взорвали в этом самом джипе, который он бросает где попало, даже у самого подъезда. Но нельзя же вот так, равнодушно стоять и смотреть, как похищают человека, с которым ты вырос в одном дворе! Я забыл про дыхание. Но Васильков вовсе не собирался стоять и смотреть. Он нажимал кнопки домофона и никак не мог попасть на нужные. Кроме меня никто не удостоил его взглядом. Седой сел впереди, рядом с водителем.

Машина почти незаметно набрала скорость и свернула на пустое ночное шоссе.

Мои конвоиры молчали. Отвернулись к чёрным стёклам, на которые даже мелкий дождик не садился, или был незаметен.

Холодно.

- Это какая-то ошибка, - сказал я, и смутился от собственной банальности. – Вы обознались. Я всего лишь учитель французского в школе.

- Tais-toi! – бросил, не оборачиваясь седой.

И я заткнулся. Кто бы они ни были, они знали, что делали. Даже про Василькова знали. Вот бы и мне знать, что делать. Не бросаться же на них. Если это реальные полицаи, могут пришить сопротивление при аресте. И тогда прощай лучшие годы жизни. Или просто забьют в отделении. Главное не дёргаться. Наверняка ошибка, разберутся и отпустят.

Седой вскинул руку и посмотрел на часы.

- Четыре ноль три. Самое время для гостей. Дубль не ждёт.

- Обоих в один день, - хмыкнул шофёр. – Какие прыткие.

- Какие есть, - сказал главный. – Дима, останешься у машины. Дубль у нас девица вёрткая. Саня, пойдёшь со мной. Она снимает квартиру с подругой, разберёмся на месте.

Меня начала бить дрожь. Во что же я вляпался! Я ведь не террорист, не оппозиционер, я никому не угрожаю. Чёрт возьми, а если кто-то из учениц нажаловалась?