Вольф Белов - Волчицы

Волки несомненно ждали Ее. Они давно учуяли зверя более могучего и свирепого, чем они сами, сохранившего всю свою первозданную грозную мощь.

Она остановилась за околицей, разглядывая лесных хищников. Да, это были они, Ее родственники, но какими жалкими они казались, немногим лучше псов. Она не чуяла в них той силы и уверенности, что сохранилась в Ней самой от далеких предков.

Волки в нерешительности топтались на месте. Они не спешили уходить, но и не проявляли желания к общению. Они чувствовали Ее свирепую мощь и явно боялись исходившей от Нее угрозы.

Она поняла, даже для этих своих дальних родственников Она чужая. Она чужая самому этому миру. Всюду Ее появление вызывает лишь дикий ужас, все живое трепещет перед Ней. Ей нет равных, но нет и родственной души. Она одинока. Как, почему Она оказалась здесь? Где Ее племя? Где те гордые, свирепые создания, хозяева леса, что совсем недавно, как казалось, были рядом? Ответа не было.

Осознание всей глубины своего одиночества, пришедшее внезапно, болью прожгло мозг. Она вытянула морду к небу, из глотки вырвался протяжный низкий вой. Боль, обида, тоска одиночества, призыв к покинувшим Ее сородичам — все слилось в этом вое. От жуткого звука содрогнулось все живое, казалось, даже луна затрепетала от ужаса.

Волки заволновались, шерсть на их загривках вздыбилась. Этот вой сказал им о многом. Она действительно была им чужой и в Ее голосе явно слышалась угроза всему живому, и им в том числе. Перед ними стоял лютый хищник, которому нет равных по силе и злобности. Волки попятились вглубь леса, поджав хвосты. Они опасались поворачиваться к Ней спиной. Лишь скрывшись от Ее глаз под защитой густых зарослей, волки развернулись и бегом бросились в чащу. Их гордый вожак ушел последним.

Она тряхнула головой и повернула обратно в село. Улицы по-прежнему были пустынны. И все так же по-прежнему откуда-то издалека доносился гомон множества человеческих голосов.

Вдруг откуда-то из подворотни навстречу Ей с громким лаем выкатилась собака. Псина, видно, была еще слишком молода и не придала значения тому, что уже давно учуяли другие. Что ж, дворняга мгновенно поплатилась за свою безрассудную храбрость.

Мощным рывком Она бросила вперед свое массивное тело. Собака лишь успела коротко взвизгнуть, крепкие челюсти сомкнулись на ее горле.

Вкус крови опьянил Ее. Прижав жертву лапой к земле, обезумев от раздирающего брюхо голода, Она рвала кусками теплую плоть, спеша насытить желудок.

Но голод, лютый голод по-прежнему терзал Ее. Он словно пришел из глубины веков и настойчиво требовал крови. От глупой псины уже остались лишь хвост да раздробленный череп, а спазмы все так же скручивали брюхо. Нутро горело, все Ее существо требовало крови.

И Она решилась. Перемахнув через ближайшую ограду, она взобралась на крышу хлева. Изнутри слышалось тревожное мычание и повизгивание. Обитатели хлева переполошились, почуяв, что свирепый хищник ломится к ним.

Запах живой плоти пьянил, а незатухающее чувство голода сводило с ума и придавало упорства и сил. Словно обезумев, Она яростно разбрасывала солому с крыши овина, скребла когтями, пытаясь вырвать доски, даже пробовала прогрызть их зубами. Она металась по крыше в поисках лазейки. Наконец, в одном месте подгнившие доски не выдержали тяжести Ее массивного тела и Она рухнула вниз.

Даже не дав себе отдышаться, Она вскочила на ноги. Рванув зубами попавшуюся под ноги свинью, Она заглотила теплый сочный кусок, даже не прожевав. Тут же одним ударом лапы перебив хребет козе, Она метнулась дальше, к стойлу. Мощный прыжок, и клыки вонзились в шею коровы. Толчок был столь сильным, что животное упало, подломив под себя передние ноги. Жалобно мыча, корова трясла головой, пытаясь рогами сбросить хищника.

Она раздирала еще живую плоть, спеша утолить голод, избавиться, наконец, от жутких спазмов. А ненасытное брюхо требовало еще и еще.

Она совсем обезумела от пьянящего вкуса крови и все же вовремя услышала человеческие голоса. Люди услышали призыв своих питомцев и пришли им на помощь. К встрече с ними Она еще была не готова. Пора было уходить.

Егор прибежал спозаранку.

— Настя, пошли! — крикнул он, брякнув в окно.

Открыв створку, Настя выглянула наружу. Сонно моргая, она с недоумением спросила:

— Что случилось?

— Что, что, — передразнил приятель, — Тут такие дела творятся, а ты дрыхнешь! Одевайся скорее!

— Да что случилось-то? Скажи толком.

— Ночью рыжеухий в селе лютовал! В дом забрался! Там сейчас все на сход собрались, решают, что делать!

Это действительно было событие. До сих пор пресловутый рыжеухий хищник совершал набеги только на колхозные фермы и выпасы, в дома он не совался. Настя быстро оделась и выпрыгнула в окно. Проснувшаяся мать, выглянув на улицу, окликнула ее, но ребята уже умчались.

С раннего утра у дома Цыбиных толпился народ. В безветренном воздухе висел густой табачный дым и гомон множества голосов. То и дело слышался отчаянный вопль Марии Цыбиной, хозяйки дома:

— Ведь разорил, ирод! Уничтожил! Всю живность перерезал!

Бабы сочувственно причитали, мужики сокрушенно качали головами. Скуповатых, прижимистых Цыбиных на селе особо не жаловали, были они люди себе на уме, гребли под себя. Но такое несчастье могло случиться с каждым, поэтому никого не оставило равнодушным.

Сам Цыбин, огромный детина с опухшим от ночных возлияний лицом, матерясь чуть не через каждое слово, в десятый раз пересказывал односельчанам происшествие во всех подробностях:

— Мы вон с Петрухой со свадьбы возвращались, блин. Ну, блин, у Верховцевых вчера, ядрена кочерыжка, свадьбу гуляли. Да че, блин, сами же вчера все там были. Ну вот, идем это мы с Петрухой-то, на хрен, домой. Баба моя, блин, тоже где-то сзади там плелась. Мы уж из-за стола-то последними вылезли. Ночь уже была. Да какая, на хрен, ночь, утро уже. Ну скажи, Петро! Короче, темно было. Подходим, значит, а тут, мать-перемать, шум, визг, Чернушка орет благим матом. Мы, блин, колья в руки, я фонарь зажег. Открываем ворота, а там…твою мать. А оттуда волчара. Меня с ног сшибил и через забор к ядреной фене. А в хлеву кровищи! От всей живности одна курица осталась. Всех перерезал, сволочь. Да ты глянь, глянь, корове всю спину и бока в клочья порвал. И крышу в хлеву всю разворотил. Михеев, блин, сейчас там все осматривает. А че, на хрен, там смотреть-то…твою мать. Давно, блин, пора облаву сделать, кончить этого рыжеухого.

Со двора вышел участковый милиционер, лейтенант Михеев. Он задумчиво теребил козырек фуражки. Мужики обступили стража порядка.