Александр Задорожный - Опасное предприятие

В это время из-за угла башни появился человек. Увидев монаха и капитана Адрофта, он направился к ним торопливой шаркающей походкой. Это был пожилой мужчина, чуть сгорбленный прожитыми годами и одетый в алый кафтан свободного покроя с наглухо застегнутым стоячим воротником. Указательный палец его правой руки украшал большой золотой перстень-печать с замысловатым вензелем владельца, а на груди красовался большой красивый медальон, висевший на золотой цепи. Медальон был исписан непонятными рунами, а в центре его было отчеканено изображение веревки и меча. На бледном лице, испещренном сетью глубоких морщин, застыло выражение недовольства и скорби, а тонкие бескровные губы были плотно сжаты. Скорее всего этот человек большую часть своей жизни провел в сумрачных подземельях или за толщей каменных стен камер пыток на допросах обвиняемых.

— Абсолом, палач и надзиратель, — сказал, чуть поморщившись, капитан Хьюго.

— Приветствую вас, преподобный, и вас, благородный капитан, — резким, скрипучим голосом произнес палач, подойдя к капитану с монахом.

— Да не оставят тебя боги, сын мой, — благословил его монах.

— А?! Что?! — приставив ладонь к уху, переспросил палач. — Денек сегодня выдался превосходный, — Старик совсем оглох от криков тех несчастных, которых он замучил своими пытками, — обращаясь к монаху, пояснил капитан, — или, клянусь лезвием своего меча, его так наказывают боги за его грехи.

— Где Сигурд? — холодно спросил Хьюго, обращаясь к Абсолому.

— А?! Что?! Говорите громче, я плохо слышу!

— Где тот солдат, который ходил за тобой? — прокричал капитан палачу в самое ухо.

— Тот воин? Как же, мне ли не знать, куда отправился тот славный малый! Уж кто-кто, а папаша Абсолом лучше, чем кто другой, знает, что творится в замке и за его пределами. Ничто нельзя скрыть от меня. Не было еще случая за мою жизнь, чтобы кто-нибудь утаил от меня хоть крупицу правды. Все всегда рады поделиться со мной своими самыми сокровенными помыслами и тайнами. Здесь мы с вами чем-то похожи, преподобный, не так ли? — обратился палач к монаху. — Вам ведь тоже никогда не врут ваши подопечные, святой отец.

— Так куда же, разрази тебя гром, делся стражник Сигурд?! — Капитан начал терять терпение.

— Отправился выпить стаканчик—другой в кабачок. Да я сам отпустил его туда. «Иди, — говорю, — парень, выпей за здоровье папаши Абсолома», а узники, которых я люблю всем сердцем, никуда не удерут, раз сам папочка здесь. Да, у них, я ручаюсь, и в мыслях нет так огорчить меня. А вы, наверное, спешите, святой отец, завладеть поскорее душой моего подопечного? Пойдемте, преподобный, сейчас я покажу вам свое хозяйство, — сказал палач, отстегивая от пояса большую звенящую связку ключей различной длины.

Найдя нужный ключ, он не спеша вставил его в заржавленную прорезь замочного отверстия в двери. Щелкнул замок. Дверь заскрипела и отворилась. Из темного дверного проема повеяло холодом и сырой плесенью мрачного подземелья.

— Добро пожаловать в вотчину папаши Абсолома, — произнес палач, переступая низенький каменный порог.

Это было царство холода и мрака. Низкий коридор, которому, казалось, не будет конца, вел неуклонно вниз, в самое сердце подземелья. Свет ярко горевшего факела, который зажег шедший впереди палач, рассеивал своим колеблющимся пламенем сгущавшийся вокруг мрак и отбрасывал от фигур людей причудливые, неестественно вытянутые тени. Спутники осторожно спускались по крутой каменной лестнице, ведущей в подземелье замка. Идти приходилось очень медленно и постоянно смотреть себе под ноги, чтобы не оступиться, так как старые ступени были сплошь покрыты трещинами и выбоинами, а некоторые из плит давно превратились в прах от времени и сырости. Пламя факела освещало низкие, давящие со всех сторон каменные своды, капли воды, покрывающие стены, потолок и толстый прорезиненный электрический кабель, прикрепленный к стене железными скобами.

— Еще одно нововведение нашего господина, — сказал капитан монаху, указывая пальцем на кабель, — «Волшебный свет». Ричард считает, что и здесь не обошлось без колдовства. А порой и я думаю так же. Посуди сам, преподобный: стеклянная колба горит, как сотня свечей, а между тем, и что удивительно, в ней не видно ни свечи, ни факела! Пока что это чудо есть лишь в личных покоях лорда, но вскоре этими волшебными лампами будет освещаться весь замок.

— А?! Что вы сказали? — Палач вздрогнул и обернулся. — Где состоится казнь? Да, конечно же, в городе! Где же еще?! Не в замке же. Папаша Абсолом лучше, чем кто-либо, знает, где казнят всех врагов нашего доброго лорда. На центральной городской площади. Вот где! Мои помощники сейчас работают там, приготавливая место казни. Да разве эти бездельники что-нибудь умеют? Даже бензин достать и то не могут. Придется самому идти выклянчивать у пилотов. Все приходится делать самому. Везде нужно поспеть старому папаше Абсолому, бормотал палач, спускаясь по каменным ступеням лестницы и уже не думая о своих спутниках, а разговаривая сам с собой и углубляясь в свои собственные думы. — А заключенные? Такого неблагодарного и капризного народа нигде не найти, как у меня в подземелье. Особенно у них портится характер перед пыткой и казнью. Вот вы мне скажете, святой отец, что нехорошо пытать человека. Но вы же сами прекрасно знаете, что человек несовершенен. И как мне узнать, что у него на душе, пока огонь или железо не разомкнут ему уста. А между тем я люблю их, как своих собственных детей. И кормлю, и ухаживаю за ними. Вот вы, преподобный, любите своих прихожан? Конечно, любите, ибо каждый преподобный отец любит своих прихожан. А вы, капитан, любите своих солдат? Конечно, ведь командир для своих солдат словно отец родной. И я так же люблю своих подопечных. Но они мне за всю мою доброту и любовь к ним платят черной неблагодарностью и грубыми словами. А ведь годы у меня уже не те, и силы у меня уже не те, что были в молодости. Слишком все это стало хлопотно для такого немолодого человека, как я.

Слышавший этот монолог капитан Хьюго Адрофт презрительно сплюнул на каменную ступень. Если бы в тот момент палач увидел лицо капитана, то ничего бы не прочел в этих больших глазах, кроме брезгливого презрения. Этот грубый воин провел всю свою жизнь в ратных делах и не раз смотрел в лицо смерти и опасности. Сражаясь с такими же солдатами, как и он сам, Хьюго Адрофт честно прорубил своим мечом себе дорогу от бедного оруженосца до капитана личной охраны лорда Рэма. Конечно, и ему случалось приговаривать к повешению какого-нибудь мародера или обезглавливать неприятельского лазутчика. Но то была война. И, поступая так, капитан каждый раз действовал всего лишь по ее суровым законам. Но он никогда не позволял ни себе, ни кому-нибудь другому так цинично относиться к уже обреченному человеку.