Академик (СИ) - Журин В. А.

— Вижу, уже почти все собрались, тогда начнем.

Затем демонстративно, на всеобщее обозрение, развернул бумагу выставив ее вперед перед собой, громким голосом начал зачитывать содержимое.

— Жители Мирного, по решению суда, эти двое, крещеные в Улье как Ходок и Лопата, приговариваются к удушению за убийство. Ментатом Полиграфом, подтверждено их нападение и лишение жизни честных рейдеров Ковра и Мухи с целью ограбления. Приговор окончательный и перессмотрению не подлежит.

Толпа, заполнившая всю центральную площадь Мирного, колыхнувшись довольно заголосила, выкрикивая слова одобрения. Затем неожиданно для Академика, начался тотализатор на то, кто дольше продержится живым, Ходок или Лопата. Но взгляд Академика, приковал к себе необычный предмет возле приговоренных, включенный в прокинутую на помост переноску. Это какой-то волновой генератор неизвестного назначения, про такие в методичке ничего не говорилось.

— Извините Чахлый, вы не подскажите что это за предмет на помосте?

— Так ясен пень, Академик, ты про дары от Улья читал в букваре? Да ладно не трезвонь, вижу по умной роже читал так вот это хрень что бы никто не бабахнул своим даром во время казни. Ну типа эти жмурам терять все одно нечего вот могут и захерачить кого с собой. Усек тему?

Провел просветительную беседу, довольный Чахлый.

— Получается это какой-то волновой генератор или излучатель.

— Не, ты Академик не умничай, оно нам не надо, лучше смотри сейчас кино начнут.

И ожидаемое Чахлым кино началось. Кваз приступил к удушению приговоренных. Зайдя за щит, он повернул на половину, продетую петлю, предварительно вставив в нее черенок от лопаты. Ходок в начале пытался сопротивляться, напрягая мышцы шеи, но толстая веревка, издевательски не замечая отчаянного сопротивления мужчины, врезалась в горло приговоренного, заставив того протяжно засипеть, пытаясь ухватить для рвущихся наружу легких хоть толику живительного воздуха. Толпа на площади восторженно взревела, выкрикивая советы палачу квазу. Затем неожиданно для Академика, начали раздаваться выкрики, требующие сделать перерыв для Ходока.

— Эй Квант, хорош, удавишь его с ходу, а этого супчика еще не начал душить. Ты что, на Лопату поставил что ли, эй давай другого души, надо честно что бы было.

Кваз, названный Квантом, повернул обратно черенок от лопаты тем самым ослабив веревку, вгрызшуюся в горло приговоренного Ходока. Едва только у мужчины появилась возможность дышать он стал жадно хватать воздух, раздувая свои легкие, подобно выброшенной рыбе на берег. Едва Квант зашел за шит Лопаты, тот заголосил в отчаянье срывающимся голосом.

— Сука дохлая, мы же с тобой вместе не в один рейд ходили. Да чтоб тебя сучара…

Дальше кричать у него не получилось, кваз, повернув черенок от лопаты прекратил истерические выкрики Лопаты, заставив того выпучить глаза от удушья и забиться в судорожных конвульсиях, без успешно пытаясь вырваться из накрепко связывающих его веревок. Прекратили судорожные дергания Лопаты, новые выкрики из собравшейся толпы.

— Хорош Квант, давай другого, а то откинет кони, а я на него поставил три горошины.

Стоящий в толпе Академик, вытаращив глаза, смотрел на происходящие не в силах покинуть площадь из-за плотной толпы восторженно обсуждающей происходящие. Наконец, ощутив всю мерзость увиденного, опустил взгляд в пол, Академик не желая смотреть на происходящие, стоял замерев обреченно на месте. Невольно вслушиваясь в разговоры окружающих.

— Не, нормально этих тварей выловили на них походу не только Ковер с Мухой висят. Просто особо раздувать не стали что бы народ не баламутить.

Следом послышался другой голос, высказывающийся о происходящей мучительной казни приговоренных

— Так их сук, да подольше что бы мучились, да завывали. Вот так напорешься на таких тварей на кластере, все отберут да замочат.

Но больше всего поразил Академика, раздавшийся откуда-то со спины, женский голос, мечтательно проговоривший.

— Мне бы казнить этих мразей доверили, я бы им яйца отрезала не спеша, а потом подлечивала и по новой. Пусть каждый в Мирном видит, что с суками бывает. Твари хуже муров, те чужие, а эти свои.

Ничего не понимая, Академик стоял в толпе ссутулив плечи и с нетерпением дожидаясь возможности покинуть площадь, для того что бы выкинуть из головы эти жуткие вопли и протяжные хрипы казненных и их глаза, затравленно взирающие в собравшеюся толпу на площади. Вот вам и вечная жизнь, без болезней, старости, либо сожрут, либо казнят, либо еще что, всего знать никому не дано. Наконец, к облегчению Академика, толпа восторженно взревела разразясь аплодисментами. Выиграли поставившие на Лопату, он оказался более выносливым и отошел к богам Улья последним. Мужчина начал не спеша протискиваться за Хмурым и Чахлым, продвигающимися с площади в общежитие.

— Не, ну ты видел, в натуре кино, как жмуры воздух хватают, раззявив хлебало. Я тащусь с такого, как косячить так в натуре ништяк, а как ответ держать, заголосили как петушки, суки.

Комментировал свое видение происходящего Чахлый, похлопывая бредущего Академика дружески по плечу. Не понимая, что происходит с ним, только уловив незримый щелчок внутреннего переключателя, Академик, взревев, бешеным зверем бросился на Чахлого, с диким, непреодолимым желанием разорвать его голыми руками. Вырвать его нутро, ощущая горячую кровь на своих руках и бросив себе под ноги топтать каблуками, размешивая все это по дороге в мелкую взвесь с наслаждением. В реальность его вернула прострелившая боль по всему телу от ударов ногами, обутыми в жесткие берцы. Чахлый ловко увернувшись от внезапно бросившегося на него Академика, подсек того по ногам и свалив, рычащего с пеной у рта мужчину, принялся пинать того ногами, стараясь попасть по голове, животу и паху, скрючившегося под градом пинков на земле напавшего.

— Ты чо, сука, берега попутал. Решил на понт взять, сучара. Типа на рывок ушатать, сявка подзаборная. На тебе, сучара, на еще, чо верещишь чепушила, заглотил плюху не детскую.

Остановил избиение Академика Хмурый, схвативший за ворот камуфляжа Чахлого и рывком отбросившего того в сторону, после чего рявкнувшего.

— Хорош, порамсились мальца, с кем не бывает. Все, сказал стоять, Чахлый, Академик тему в курил.

Затем не особо напрягаясь, подхватил валяющегося Академика за шкирку и встряхнув проговорил тому глядя в глаза.

— Ты в натуре, пальцы разогни не то сломаются в обратную сторону. Типа будь проще и жизнь наладится. Ясно?

Академик, ощущая завывающую боль по всему телу от пинков Чахлого, только и смог кивнуть в ответ Хмурому.

— Вот и ладушки, погребли до хаты, а то твое кино Чахлый и мне душу не греет.

И уже развернувшись, на ходу, еле слышно, Хмурый прохрипел.

— Я сюда на жилье, с Лопатой вместе заезжал.

Вернувшись, после случившегося в общежитие, Академик прибывал в подавленном состоянии, дополняемым ноющей болью и синяками на местах ударов, мерзкое поведение Чахлого, с его комментариями происходящего, вызывало отвращение, но, вот так, броситься на человека с животным желанием убить, он сам себе объяснить не мог, по крайней мере раньше ему удавалось сдерживать проявление своих скрытых животных порывов. Но, самое не поддающиеся объяснению, было горькое сожаление, грызущие его изнутри от неудачи этой попытки. Чахлый, по возвращению в общежитие куда-то ушел, а вот Хмурый, войдя вслед за Академиком в комнату, спросил, своим хриплым голосом.

— У тебя какой размер тапок?

— Простите, чего?

— Ботинки говорю, какого размера носишь?

— Сорок третьего.

Ответил ничего не понимающий Академик, наблюдая за тем, как Хмурый что-то неспешно перебирает в своем шкафу. Затем, одобрительно кивнув головой, мужчина, закрыв с противным скрипом дверцу шкафа, подошел к Академику поставив перед ним новенькие берцы и бросил поверх них плотные, спортивные гольфы.

— Держи, это подгон от меня, мерикоские не это гавно что на тебе.