Дмитрий Манасыпов - Район-55

Третий член экипажа не сказал ни слова. Твердый и жесткий руль уазика при резком торможении во время Волны сломал ему шею.

Прапорщик наконец-то нашел зажигалку и щелкнул, прикуривая. Едкий сигаретный дым заполнил тесную кабину, но Семенычу было на это глубоко наплевать. Ему он нисколько не мешал. Глубоко затянувшись, он откинулся на сиденье, пытаясь осмыслить то, что случилось. Получалось не очень…

Небо на севере слегка окрасилось в зеленоватый свет…

Вспышка, ярко-изумрудная, мгновенно выхватившая из тени все вокруг…

Что-то непонятное, мелкое, отблескивающее, пришедшее за вспышкой…

И темнота…

Да, дела…

Семеныч хмыкнул, понимая, что все, что было реальным еще час назад, теперь является чем-то вроде альбома со старыми фотографиями. Почему он пристрелил трех человек? Он не понимал причины, но это его волновало куда меньше того, что творилось вокруг.

А творилось что-то весьма непонятное. Пока прапор курил, мимо пробежал какой-то мужик, за которым гнались несколько дворовых шавок. И все бы ничего, да только у обычных дворняг глаза не светятся желтым светом, как противотуманки.

Где-то вдалеке грохнуло. Через какое-то время звук повторился, только гораздо ближе. И спустя десяток секунд ему стало видно, что один из домов по Первомайской горит. Причем горит весь, от первого до последнего этажа. Возникла мысль, что это бабахнул газ, и тут же пропала.

Семеныч неторопливо докурил сигарету и забычковал ее о простреленный затылок одного из бывших напарников. Попытался завести машину. В движке что-то заурчало, треснуло – и все. Автомобиль умер. Но прапорщик не расстроился, остался все таким же невозмутимо-спокойным.

Он достал из кобуры водителя пистолет и запасную обойму. Засунул ствол за пояс, обойму убрал в задний карман. Обошел машину и у второго бывшего напарника забрал «ксюху» и подсумок с тремя запасными магазинами. Пощелкал переключателями патрульного «Кенвуда», который наконец-таки ожил, выдавая в эфир мат и неадекватные вопли дежурного ГУВД.

Прапорщик покачал головой, внимательно выслушав весь бред, который засорял волны. Минусом в том, что он услышал, было то, что все было непонятно. Плюсом – факт, что заступавший в дежурство майор Пасечник, судя по всему, все-таки свалил домой, оставив вместо себя «желторотика» Ранеева, только недавно окончившего школу МВД. А это было только на руку Семенычу, который уже абсолютно точно понял, что следует делать в ближайшее время.

Наконец-то пришло время, по которому он так скучал, служа в ППС. И он опять сможет окунуться в пьянящее чувство собственного превосходства, которое ему обеспечит право сильного. Так с ним уже было когда-то, в тех местах, где много гор и суровых бородатых мужчин. Там Семеныч чувствовал себя в своей тарелке, проводя зачистки после прохождения армейских частей, стоя на блокпостах и безнаказанно делая все, что взбредет в голову.

Вспомнив о том приятном времени, Семеныч развернулся и пошел в сторону «дворца правосудия», абсолютно реалистично полагая, что до «оружейки» надо бы добраться как можно быстрее. Шаг у прапорщика был бодрый и пружинистый, как у любого довольного жизнью человека, который идет заниматься любимым делом. В принципе так оно и было. У существа, которое еще совсем недавно являлось сотрудником патрульно-постовой службы, впереди было много возможностей для удовлетворения своих любимых пристрастий.

Форменный серый китель давно треснул на спине, в районе лопаток и вниз по шву. Но Семенычу было на это наплевать. Как и на то, что из дыр торчали шипы позвоночного столба, поблескивающие в слабом свете нескольких еще работающих фонарей.

– А-а-а-а-а…

Монотонный звук стучал в уши, ломился внутрь головы, бил, казалось, прямо в мозг настойчивыми ударами молоточка.

Леха помотал головой, с трудом разлепив глаза. Сморщился, схватившись за затылок. Там оказалось что-то непонятное, мокрое, торчащее во все стороны какими-то странными выступами. Пальцы еще чуть-чуть пробежали по затылку, ткнулись в мягкую, вязкую и горячую массу. Он отдернул их с каким-то невнятным, загнанным куда-то вглубь сознания страхом. Поднес к глазам, пытаясь рассмотреть поближе то, что клейкой массой держало пальцы вместе, не давая развести их в стороны.

Свет… только сейчас Лешка понял, что света почти нет. Люминесцентные лампы, закрепленные под потолком, смотрели темными прямоугольниками, держащимися на провисших кабелях.

Но что-то горело, отбрасывая рыжие сполохи на светлые стены бокса. В левой стене была большая рваная дыра, пробитая столбом теплоцентрали, которая шла впритирку к гаражу. Туда вытягивало дым от горевшего масла в пластиковых канистрах, от емкости с солярой и запасных камер. Именно они горели, давая пусть и небольшое, но хоть какое-то освещение. Понятно, что дыра не спасала полностью. Леху затрясло от кашля, когда он вздохнул поглубже, легкие сразу наполнились едким дымом от паленой резины.

Пальцы, да, пальцы… в чем это они? Паренек поднес руку к глазам, завороженно рассматривая темную густую массу, лениво сползавшую вниз. Странно, но ему совсем не было больно, хотя голова-то точно была разбита.

– Ерунда какая-то… Ничего не понимаю…

Боли не было… совсем не было.

– А-а-а-а-а-а-а… – продолжало доноситься откуда-то… снизу?!!

Он попытался наклонить голову, чувствуя, как позвоночник трещит от напряжения. А может, и не позвоночник… трещало-то слишком явственно. Лешка напрягся и рванулся вперед. Краснота в глазах сгустилась, надавила, и что-то внутри его головы, раздувшись до размера маленького глобуса, лопнуло…

В себя он пришел от звуков собственного глубокого и грудного кашля и от звуков снизу, перешедших в тихое и тоскливое поскуливание. Леха покосился в сторону звуков, в этот раз у него, как ни странно, получилось. Причина скулежа сразу стала понятна.

Где-то в метре под ним, чуть подальше, находился Мирон. На ногах здоровяка, полностью размозжив ему ноги от колен и до ступней, лежал двигатель, бывший необходимым пособием в гараже. Обычно он висел на двух цепях, закрепленных на потолке, но сейчас по какой-то причине оказался внизу, попав прямо на Мирона.

Под недавним мучителем широко растеклась темная лужа, тускло поблескивающая в свете начинающих затухать горюче-смазочных. Мирон почти не двигался, лишь слегка крутил головой из стороны в сторону, жадно и шумно дыша и издавая тот самый, почти собачий скулеж.

Лешка осклабился. Да, он вполне понимал, что человек, постоянно насмехавшийся и издевавшийся над ним, по сути, был просто тупым здоровым пэтэушником, который делал все это из-за собственной недалекости. Но от этого Лешке легче не становилось. И сейчас он торжествовал, пусть и в силу сложившейся ситуации, но торжествовал. Ведь сейчас Мирон был совершенно беспомощен и жалок.