Андрей Годар - Под тенью Феникса

Я оглянулся и увидел Заваливающийся на спину Джаганат. Это мог быть только… Томми! Конечно, он просто не успел дойти! Твою ж мать! Что это? Кажется, нога разворочена? Неужели у них оказались и бронебойные выстрелы? Чёрт! Держись, дружище! Я сейчас!

Бегу, перепрыгивая тела, стволы деревьев и кусты. Спотыкаюсь, выхожу на кувырок, тут же подскакиваю и снова бегу что есть мочи. Джаганат лежит на земле, одна нога ниже колена разбита в клочья, Томми шевелит руками, тщетно пытаясь дотянуться до фиксаторов, удерживающих на его теле ставшую обузой броню. Подожди ещё чуть-чуть! Я уже тут!

Что-то ударяет в бок, и дикая боль скручивает всё нутро. Ноги цепляются друг за друга, падаю как мешок с дерьмом, впечатываюсь мордой в землю. Секунды полторы борюсь, удерживая проваливающееся в темноту сознание. Вот же погань, почему именно сейчас? Подбираю под себя колени, в глазах белеет от боли. По очереди начинаю двигать ногами, толкая вперёд по земле своё тело. Руками помогаю только чуть-чуть. Если встать на четвереньки – точно отрублюсь. Нет, нельзя! Нельзя!

Лежащий Джаганат всё ближе, одной рукой все ещё старается нащупать заглушки, второй уже в ярости колотит по земле. Где подмога, почему никто кроме меня не спешит к тебе? Ты не сообщил в эфир? Чёртов гордец.

Подползаю вплотную, хлопаю ладонью по броне. Я уже здесь, не беспокойся. И не размахивай так руками, а то снесешь мне башку. В глазах плывёт от жуткой боли. Нащупываю фиксаторы, запускаю в них пальцы, отщёлкиваю. Один, второй, третий. Чётвертый и пятый. Готово! Освободившаяся левая рука тут же начинает открывать запоры, удерживающие головогрудную часть, я же ковыряюсь с правым плечом. Заканчиваем мы одновременно. По самому центру груди Джаганата образуется щель и мы вместе, в четыре руки откидываем тяжеленный кусок брони. Томми смотрит на меня выпученными, пылающими горячкой глазами.

– Феликс, ты? Слава небесам! Как там наши?

Интересно, как это он меня узнал, в шлеме то, да в темноте. Ну не важно. Главное – успел.

– Я, Томми. Плохо дело. Прут с двух сторон. Но, кажется, мы сдерживаем натиск.

– Вот козлы! Ну, сейчас я им устрою – выдыхает он, судорожными движениями расстёгивая ремни и выползая из своей скорлупки на волю. Тут же подхватывает с земли пулемёт и бросает взгляд на меня.

– Это что? Кровь? Подстрелили?

– Херня, бывает. Как обычно, в самый дурацкий момент, – в горле хлюпает, стараюсь говорить так, чтобы этого не было слышно. Получается.

– Что значит херня?! Да тебе весь бок разворотило! – Томми стоит во весь рост, будто не замечая сверкающих у него над плечами пуль. Пули его щадят, обычное дело.

– Да говорю же, царапина! – выкрикиваю я, чуть не поперхнувшись кровью. – Сейчас отлежусь чуток и нормально.

Одна из пуль пролетает прямо возле плеча Томми, вспарывая складку его гимнастёрки. Он тут же прыгает за развёрстый на земле Джаганат, прикладывается к пулемёту и начинает крыть короткими очередями. В перерыве кричит мне:

– Держись! Наши ломят! Сейчас медик будет!

Я невольно любуюсь его напряжённым, будто вырубленным из камня лицом, этим благородным профилем и вздувшимися скулами. Настоящий Аполлон. Такие банальные сравнения… Но мне сейчас не зазорно. Боль уже начала отступать, и я вспоминаю, что это означает. Успеваю поднять руку и перекрестить подрагивающего в такт пулемётным очередям Томми. Хорошо.

____________________________________________

Вечерняя заря отгорела всего около получаса назад, но рано взошедшая ущербная луна уже обустроила небо на свой вкус. Теплый, цвета остывающего после горна металла, отблеск заходящего солнца съежился и угас. В лунном свете растянутые облака из темных зазубренных лезвий превратились в прекрасных серебристых птиц, щеголяющих своим новым серебристым опереньем. Теплый ветерок заметно посвежел, намекнув на раннее августовское похолодание.

На самой опушке обступившего поляну леса проснулся и затяну свою песню соловей. Самозабвенно он выводил удивительные трели, время от времени пресыщаясь уже сложившимся мотивом и переходя к новому. Громкие жизнерадостные рулады сменялись печальными посвистами, которые затем снова переходили в неистовую щелкающую и рокочущую композицию. Будто он вскоре собирался покинуть этот мир и спешил поделиться всем пережитым со всеми, кто мог его услышать.

Вдоль опушки, по самому краю поляны, шли два человека. Один то и дело вертел головой по сторонам. Другой вел себя спокойнее и всё больше смотрел под ноги. Не желая тревожить соловья, они совершили крюк, обойдя большое дерево, на ветвях которого вовсю старался ночной певец, стороной. Люди шли молча, будто не находя ни причины ни повода для того чтобы начать разговор. Затем они спустились к нижнему краю поляны и разложили небольшой чемоданчик с оборудованием. Проверив показания аппаратуры и укрепив на шлемах приборы ночного видения, они продолжили свой путь вдоль подступавшего леса. Иногда они останавливались и вглядывались через массивные визоры в чащу, остальное время предпочитая держать забрала открытыми, что позволяло насладиться угасающими запахами летнего вечера.

– Ты где это палец держишь, рядовой? – раздался низкий и чистый, как отзвук бронзового колокола голос.

– Виноват, товарищ сержант! – поспешно ответил ему второй голос: помоложе, на полтора тона выше. Охотно признавая свою вину, рядовой встряхнул рукой в воздухе и снова взялся ею за рукоятку автомата, с показательной старательностью вытянув указательный палец на ствольной коробке.

– Знаю, что виноват. И чему вас только в лагере учили. Пятьдесят отжиманий.

– В учебке двадцать полагалось!

– С двадцати, я смотрю, до тебя не дошло. Упал – отжался!

Положив автомат в траву, рядовой принял упор лежа и резво заработал, сгибая и разгибая руки. Отжиматься в броне с полной выкладкой было куда сложнее, и последние несколько движений он совершил с большими перерывами. Затем, громко сопя, подобрал под себя ноги и, пошатываясь, встал.

– То-то же – заметил сержант. – Вот ты фырчишь, а я своими глазами видел, как один салабон, который не знал где палец нужно держать, чихнул и отстрелил напарнику яйца.

– Так я же ствол в другую сторону направил и предохранитель…

– Пререкания со старшим по званию? Еще двадцать раз отжаться хочешь?

– Вас понял, молчу.

Затем они прошли еще две сотни метров, снова поколдовали с аппаратурой и продолжили свой путь.

– Разрешите обратиться?

– Разрешаю.

– А для чего нужны эти обходы, если весь периметр контролируется автоматической системой? Я это из желания глубже понять службу, так сказать, интересуюсь.

– Ох, и откуда тебя такого только перевели. Хотя да, это ж твое первое место службы. Система сама требует постоянного надзора и диагностики. Сейчас мы вручную проверяем все сенсоры и передатчики, проводим визуальную разведку периметра. На тот случай, если противник найдет способ как-то эту систему обмануть или вырубить незаметно.