Майор Казанцев и Европейский Халифат(СИ) - Рясной Илья

Мы прятались в домах, развалинах, дворах, укрытиях. Выжидали. Присматривались. Потом осторожно шли вперед. От дома к дому. И постепенно пробирались к месту намеченной встречи.

Пару раз отстреливались. Ныряли в дома и подвалы. И успешно продвигались дальше.

Лис попытался на планшетнике считать схему расположения постов стражей, но полицейская дежурная система, похоже, накрылась. Весь экран был усеян великим множеством точек. То есть просто глючил. В эфире царил кавардак. Никакой полезной для нас информации вычленить было просто невозможно. Поэтому надеялись мы только на себя - на свои глаза, уши и чутье.

И мы пробились. Начало темнеть, когда вышли к заброшенному торговому центру, стеклянные, некогда современные и роскошные, разноцветные панели которого местами осыпались, обнажая бетонные внутренности. Я различил около него три фигуры - Леший с двумя бойцами.

- Периметр города перекрыт плотно, - пояснил Леший после того, как мы обнялись и постучали друг друга ладонями по плечам, выбивая пыль.

- И что? Не пройдем? – настороженно спросил я.

- Напрямую ломиться опасно, - скривился Леший. - Будем порываться через развалины.

Опять пешком. Вперед и песней. «Мы бодры, веселы». На часах почти девять вечера, солнце закатилось, стремительно стемнело.

Развалины – они будто специально были созданы для того, чтобы играть в них в прятки. Обрушенные стены. Камни и бетонная крошка. Разломы асфальта под ногами. Зевы подвалов. Висящие на арматурах ошметки бетона. Раздавленные туши автобусов. Делаешь шаг в сторону от расчищенной дороги - и ты уже среди обломков. И никто тебя там не найдет, даже с собаками и тепловизорами. И в этих местах, несмотря на капающие звуки счетчика радиоактивности, встроенного в коммуникатор, я чувствовал себя куда уютнее, чем на живых еще улицах Парижа.

- Мы тут не прожаримся? – прошептал Писатель, едва не подвернув ногу в трещине в бетоне.

- Осторожнее, тут ноги переломать – раз плюнуть, - прикрикнул я. - Радиация терпимая. Чуть больше, чем в пассажирском самолете.

В этой части города с остаточной радиацией, от которой держались подальше и парижане, и стражи, продолжали тоскливо трудиться, не обращая внимания на ракетный обстрел, рабы. Работали они без энтузиазма, но упорно и методично, понукаемые жестокой охраной, всегда готовой пристрелить нерадивого труженика. Разбирали развалины. И строили оборонительные сооружения.

Мы обходили стороной эти освещенные прожекторами места круглосуточного надрыва жил и отчаянья. Но все равно имелась возможность нарваться на охранников даже в стороне от этих работ. Поэтому передвигались с предельной осторожностью и не слишком быстро.

То, что можно выйти из города через развалины – до этого додумались не только мы. Когда наша группа уже углубилась достаточно глубоко в пораженный район, и мы думали, что скоро выберемся, нам на хвост упала большая группа стражей. Я был уверен, что они за нами.

Потом стало совсем кисло. Преследователи выныривали небольшими поисковыми группами в опасной близости. Растягивались в цепочки. И, что хуже всего, примерно представляли, где мы находимся. Как-то мы наследили.

Леший и Лис сняли троих прилипал из бесшумного оружия. Но, понятное дело, этим ничего не решили. Преследователи, только тверже встали на след.

Потом их стало еще больше. Похоже, у них были инфракрасные приборы. Лаяли собаки. Вскоре загремели выстрелы. Палили стражи, куда ни попадя – на звук, на движение, на блик в приборе ночного виденья.

Наши бойцы принялись отвечать уже вполне активно. Начинался полномасштабный ночной бой, который, понятное дело, мы выиграть не могли. Ну не воюет пехотное отделение с мотострелковой дивизией. И вся надежда была на одно – оторваться.

Лупили по развалинам стражи со всех стволов, хоть и бестолково, но отчаянно и плотно.

Когда мы пробирались по осколкам многоэтажного панельного дома, то наткнулись на нескольких стрелков. Одного я срезал сразу, когда чуть не столкнулся с ним нос к носу. И упустил из виду второго. А тот уже вскинул автомат.

Спас меня Писатель. Он сработал на удивление правильно. Не стал кричать, бросаться вперед, пытаться стрелять из короткоствольного пистолета-пулемета, который ему полагался больше для антуража, поскольку пользовался он им из рук вон плохо. Просто оттолкнул меня, воскликнув:

- Справа!

Рявкнул автомат. И очередь стража прошла впритык. Щеку обожгло - ее прочертил отбитый кусочек бетона. Писатель вскрикнул – ему пуля поцарапала плечо. А я свалил короткой очередью сначала нападавшего. А потом срезал следующего, двигавшегося за ним и не решавшегося стрелять, чтобы не задеть своего соратника.

По нам били преследователи прицельно. Леший с его ребятами были в специальной форме, делающей невидимыми для инфракрасных средств обнаружения. А мы как на ладони.

- Ты выходишь из города. Мы их попытаемся увести в сторону, - вытирая пот с лица, предложил Леший, когда возникла небольшая передышка. – Цепкие попались сволочи.

- Может, это гончие? – предположил я.

- Может быть, - кивнул Леший. - В общем, Старьевщик, иди.

- Только вместе с союзниками, - кивнул я на моих спутников, напряженно ловивших каждое слово и знавших, что решается их судьба. Нельзя их бросать, это не по совести. Кроме того, плетение судеб, где они участвуют, далеко не завершено – было у меня такое чувство.

- Твое право, - кивнул Леший. - Сам разберешься. Но главное – ты должен выйти с Предметом на точку эвакуации.

- А вы? – невесело осведомился я.

- А мы тут повоюем. Что-то мне подсказывает, не взять нас этим тварям…

Я, Ива и Писатель. Вот теперь и вся моя небоеспособная команда. Леший прав. Ему было суждено остаться и прикрывать наш отход. А нам – отходить.

- Не горюй, Старьевщик, еще опрокинем с тобой на Таганке кружку-другую пивка, - он крепко пожал мне руку.

Может, мне следовало сентиментально прослезиться или сказать в ответ что-то такое душеподъемное. Но я только хлопнул его по плечу. И заверил твердо:

- Мы дойдем, Леший. Этот Поиск останется за нами.

И мы трое двинулись вглубь развалин, казавшихся бесконечным лабиринтом.

Шли осторожно. Избегали освещенных мест. И выстрелы, взрывы постепенно отдалялись. Леший и его ребята вели бой, уводя противника в сторону от нас…

Все же мы выбрались из Парижа. Я тащил автомат, напряженно оглядываясь. Следом, хватая воздух, брел Писатель в обнимку с деревянной коробкой с Предметом. За ним, тяжело дыша, плелась Ива. Она страшно вымоталась, но упорно передвигала ноги, как автомат.

Ива и Писатель - две моих Нити Ариадны. Они сделали свое дело. И это самое дело теперь висело на волоске из-за толпы жаждущих нашей крови дикарей и своры Католика.

Мы пересекли шоссе, на котором не было ни одной машины. Потом долго шли через невспаханные поля. Через опаленные лесополосы. Вокруг были развалины – здесь прошла волна ядерного взрыва.

На берегу идеально квадратного, заросшего осокой пруда мы, наконец, сделали привал.

- Неудобно тащить эту коробку! – посетовал Писатель, барабаня пальцами по футляру с Копьем. – Из-за такой жалкой фигульки весь сыр-бор!

- Да и нечего ее тащить. Выбросить ее – и все дела, - усмехнулся я.

У Писателя полезли на лоб глаза. Но я, подчеркивая серьезность своих намерений, взял у него футляр. Вынул содержимое. Вырвал красный атлас. И отбросил деревяшку в сторону. Потом обвязал атласом наконечник Копья Лонгина. И засунул себе за пояс. Благо, он не шибко большой и не сильно стесняет движение. Так будет надежнее. Давно надо было так сделать.

Рассиживаться нам здесь долго было нельзя. Время поджимало.

- Ну что, в дорогу, - я поднялся на ноги

Ива аж зашипела - зло и изможденно, но все же встала на ноги. И мы снова начали свое мерное движение.

Шли секунды, перетекая в минуты и часы. Близился момент эвакуации. Мы должны успеть, иначе наши проблемы сильно умножатся.