Олег Кулагин - Русская кровь

Тёмные крылья заслоняют солнце.

Хочу позвать на помощь. Но воздух будто застывает в груди.

Гости уже начали собираться. Двое сидят за столом: бледные, неподвижные… Пристально смотрят и молчат. Говорить не могут. У обоих – перерезано горло.

Капли крови на белой скатерти сливаются в цифры: 321423…

Ночь за окном. В комнате – тусклый свет керосинки. Я сел на постели, утирая холодный пот. Кажется, я кричал во сне?

Повернул голову и обнаружил тёмную фигуру в углу.

Я вздрогнул.

Потом понял – ничего страшного. Всего лишь Инютин.

Он сидел на стуле перед экраном маленького телевизора. Телевизор не работал. Конечно, откуда здесь электричество… И зачем Инютин крутит рукоятку настройки?

– Что вы делаете? – пробормотал я.

Он обернулся и поднял палец:

– Сейчас новости будут…

Я непонимающе заморгал. Какие ещё новости?

– Эй, вы чего?

Инютин раздраженно отмахнулся.

Я встал, подошёл ближе. И увидел его лицо. Он улыбался, беззвучно шевелил губами и не сводил глаз с телевизора. В пустом экране отражался огонёк керосинки.

Я неуверенно кашлянул. Хозяин меня проигнорировал. Всё так же смотрел выключенный телевизор. Рядом с керосинкой в мёртвом экране отразилась моя искажённая физиономия.

До меня вдруг дошло…

Я резко попятился. С грохотом опрокинул колченогий табурет.

На шум из соседней комнаты возникла заспанная мордашка.

– Какого чёрта, – зевнула Ксения, – Нельзя ли потише!

– Да, потише, – пробормотал Инютин, – Если можно…

Я нервно улыбнулся:

– Извините, – и кивнул в сторону двери, – Ксения, выйдем на пару слов…

Она пробурчала что-то сердитое. Но, кутаясь в одеяло, заковыляла следом.

Между крон деревьев проглядывали звёзды. Ночь была ясная и холодная. Я поёжился, плотнее накидывая бушлат:

– Ксения, детка… ты только не обижайся.

– Я не детка, – зевнула она, – Давай без «трэша», ладно?

Занавеска на окне была чуть приоткрыта. И отсвет падал на её лицо. Особых эмоций оно выражало.

– Твой отец… У него, что… – я неуверенно крутнул пальцем у виска, – проблемы с головой?

– Он мне не отец, – улыбнулась Ксения.

– А кто? – округлил я глаза.

– Никто.

Я вздохнул:

– Даже так? И ты не боишься?

– Кого?

– Его! – рассерженно ткнул пальцем в сторону окна, – Он – псих! Смотрит новости по выключенному «телику»!

– Не кричи, – поморщилась девочка, – Если страшно – можешь спать на улице.

Развернулась и спокойно отправилась назад в избу.

Вот, дура! Хотя и я не лучше…

Поймал её за плечо:

– Ксения, извини… Может, он – милый человек…

Она дёрнулась:

– Да что ты вообще знаешь? У него вся семья осталась в Болхове. Понимаешь? Вся!

Я виновато кашлянул. Опять зияющие провалы в памяти.

– А что случилось в Болхове?

Она хмуро на меня глянула. И пробормотала:

– Откуда ты такой взялся?

– Уже говорил. Не помню.

Она махнула рукой:

– Иди спать, Денис.

Я смерил взглядом её замотанную в одеяло фигурку – тринадцатилетняя совсем взрослая женщина. И вдруг подумал: не так уж сильно я отличаюсь от Инютина…

– Ксения, а почему не разбудила меня к ужину?

– Пожалела. Ты дрыхнул, как младенец. И храпел, как бегемот.

Я усмехнулся.

Нет, не о том болтаем… – Ксюша, уходить надо.

– Я лично иду спать. А ты вали, куда хочешь…

– Может, и ушёл бы. Только не знаю дороги.

Она зевнула:

– Спроси у «скорпионов». Те подскажут.

– Не смешно. После того, что было в Липовке – всю округу поставят на уши. Рано или поздно…

– Не надо меня учить. Я здесь не первый месяц.

– Ты ведь умная. На что рассчитываешь?

Она молчала. Нервно мяла в руке ветку черники. Наконец спросила:

– Что случилось, Денис? Вчера ты не казался таким пугливым…

Я качнул головой:

– Вчера было не до этого.

Где-то протяжно крикнула птица. Я вздрогнул.

Ксения понимающе улыбнулась:

– Тебе приснился страшный сон, да? И враги мерещатся за каждым кустом. Со мной тоже так было. Раньше.

– Может сон. А может предчувствие… – кашлянул я, – Только надо сматываться. Чем скорее, тем лучше. И Инютина с собой прихватим. Он же не буйный…

– Никуда он не пойдёт, – вздохнула Ксения.

– Мне казалось, вы друг друга понимаете…

– Угу, – она хмуро кивнула, – Знаешь, зачем он каждый вечер таращится в телик? Он ждёт!

– Кого? – удивился я.

– Своих. Даже в лес пришлось тащить этот проклятый телевизор! В новостях должны объявить отмену военного положения. И тогда все вернутся… Он в это верит.

Холодный ветер зашевелил кроны сосен. Откуда-то выползли темные облака.

– Хватит мёрзнуть, – сказала девочка, – Пошли внутрь.

Я заглянул в окно. Инютин всё так же горбился на стуле у телевизора.

Я поднял воротник бушлата:

– Давай здесь поговорим… У меня столько вопросов.

– В избе теплее. А он… Ему сейчас все равно.

Мы вошли.

Фигура у телевизора осталась в той же позе. Ксения подняла с пола меховую жилетку и опять заботливо накинула на Инютина.

Поманила меня за собой.

Мы разместились в её комнате. Она забралась на кровать и закуталась поверх в ещё одно ватное одеяло. Мне достался драный, слегка изъеденный молью кожух.

– Тепло? – шёпотом уточнила Ксения.

– Ага. Слушай, а кто такие «скорпионы»? Это вроде милиции?…

Она хихикнула:

– Скажи ещё «автоинспекции»… Это личная охрана Фомина.

– Не знаю такого.

Она скривилась:

– Тот самый гад, которому всё здесь принадлежит.

– Что именно? – не понял я.

– Всё! – она сердито повысила голос, – Земля, лес… Блин, даже воздух и небо! Потому, что по небу летают его вертолёты!

– Это он людей выселил?

– Угу, – хмуро кивнула Ксения, – Он ещё добрый… Выдал компенсацию – двести долларов за каждый дом.

– Не густо.

– Мог бы вообще не платить. У него знаешь, какие связи в Международном Совете! И в правительстве… Сам Рыжий – его друг!

– А это кто?

Она засмеялась:

– Ну ты даёшь, Денис! А ещё Инютина в чём-то упрекал…

– Бог с ним, – отмахнулся я, – Ты главное, скажи: где нормальная жизнь? Куда нам отсюда дёрнуть?

– Нормальная жизнь? – удивилась она. И замолчала.

– Эй?

– Нет её, Денис… Нигде нет.

Ксения рассказывала.

А я сидел с закрытыми глазами. И представлял себе нашу избушку. Крохотную точку затерянную на бескрайних просторах… Вот выйдем мы отсюда. Двинемся через леса, поля. Через реки и горы. Под знойным степным солнцем. Или в сполохах северного сияния. Мы пройдём тысячи вёрст…

И везде будет так же дерьмово?

Да, и вопрос, далеко ли мы уйдём – без документов, в условиях военного положения…