Роман Караваев - Инверсия

— Но я же существую.

— Вот в этом и заключалась самая большая загадка. Чтобы найти ответ на неё, мы затратили довольно много времени.

Клюев был потрясён. Нокаутирован. Сражён наповал. Всю свою жизнь он стремился к какой неведомой цели, постоянно преодолевая ступеньку за ступенькой на титанической лестнице, ведущей к загадочным сияющим высотам, скрытым не проницаемой вуалью будущего, день за днём доказывая себе и окружающим, что он — не последний человек в этом мире, что он не собирается останавливаться на достигнутом и способен на большее, и, надо сказать, ему это нередко удавалось, и он, окрылённый успехом, ещё больше вдохновлялся и продолжал карабкаться вверх, подгоняемый природной пытливостью и, чего уж греха таить, коварным духом соперничества. И вот теперь выясняется, что цель — эфемерна, да и жизнь, собственно, — не его. Он сидел неподвижно, слепо глядя перед собой остановившимся взглядом, и пытался отыскать хоть какую-нибудь зацепку, точку опоры, от которой можно оттолкнуться и снова обрести уверенность. И глубине души он понимал, что следует что-то говорить, задавать вопросы, пусть болезненно и ощупью, но отыскивать истину— должна же она существовать, иначе получается чушь собачья, бред, паранойя, немыслимое стечение невозможных обстоятельств — но предательская слабость разлилась по всему телу и не давала ему сосредоточиться. Бородин молча возвышался рядом и, казалось, разглядывал его с чисто академическим интересом, не проявляя никакого желания хоть как-то помочь и вывести его из этого сумеречного состояния.

Вязко тянулись секунды, нехотя выстраиваясь в минуты, и к исходу шестой из них на смотровую площадку вернулся Кобыш, взъерошенный и напряжённый. Мгновенно оценив ситуацию, он ещё больше нахмурился, сжав губы в полоску, а потом осведомился у Бородина:

— Что с ним?

— Грогги, — кратко ответствовал физик.

— Результат прыжка?

— Нет. Ему не удалось.

— Дискретная траектория?

— Ты догадлив. Плюс информация о том, что он — не из нашей реальности. Это, собственно, и является причиной его обстоятельств.

— О как! — взгляд Кобыша метнулся с Бородина на Макса и обратно. — Не совсем понял.

— Сейчас поймёшь, — пообещал физик.

А Клюев, наконец, пришёл в себя. Вероятно, этому в немалой степени способствовало возвращение Кобыша. Командир оказался той соломинкой, за которую он смог ухватиться.

— Что это ты, Макс? — сурово спросил Дмитрий. — Совсем потерялся. Так нельзя.

— Не каждый день узнаёшь, что ты — лишний в этом мире.

— А ты сделай так, чтобы не считаться лишним! — рявкнул полковник. — Соберись! Нас Андрей для того и позвал. Я правильно понимаю? — он вновь обратился к Бородину.

— Безусловно, — ворчливо подтвердил физик. — Первый этап завершён. Все убедились, что наши изыскания полностью достоверны. Иначе и быть не могло. Теперь следует продолжить работу и довести её до логического конца.

— Погодите! — всё ещё находясь в плену невесёлых мыслей, осторожно попросил Клюев. — А как же мои родители? Мои детство и юность?..

— Ага, — Бородин тяжело вздохнул. — Выходит, тебя не уведомили о том, что ты приёмный ребёнок. Берегли детскую психику от стресса.

— Я?.. — Макс почувствовал, как почва опять ускользает из-под ног.

— Эй-эй-эй! — Кобыш пощёлкал перед носом напарника пальцами. — Стоять, Зорька! Что это ты сегодня, как барышня кисейная!? Ты испытатель или где? Не позорь своих товарищей!

— Не дави на него, Дима, — вмешался Бородин. — Он совершенно нормальный и крепкий парень. Просто то, что с ним сейчас происходит — это любопытный феномен, связанный с получением информации о принадлежности к другому миру. Условно поименован нами «мерцанием реальности». Пока он это состояние контролировать не в силах, но со временем научится. Ещё немного, и с ним можно будет говорить по существу.

— Уже. — Клюев потихоньку возвращался к нормальным ощущениям. — Уже можно.

— Да? — физик в сомнении окинул его взглядом. — Ну, тебе виднее. Ежели так, вернёмся к нашим баранам. Вам, ребятки, известно такое понятие — фрактал?

— Фигура, полученная в результате дробления, — буркнул Кобыш. — Множество одинаковых частей…

— Не совсем так, — поморщился Бородин. — Множество — понятие неопределённое, а фрактал — это структура, состоящая из частей, в каком-то смысле подобных целому. Во всяком случае, так говаривал Бенуа Мандельброт, отец новой геометрии. Во фрактальной структуре любая произвольная точка является точкой разветвления. Специально для вас сообщаю: наша земная действительность— тоже фрактал. Так сказать, частный случай…

Клюев смотрел на него во все глаза, а его непосредственный командир старался сообразить, что же теперь затевают Андрей с компанией. И ещё он никак не мог избавиться от назойливой мысли, именно сейчас повторявшейся снова и снова, мысли о том, что он сто лет уже не видел Вивьен, и что она вполне могла бы здесь появиться, раз уж затеялся такой разговор.

— Чтобы более наглядно представить себе ситуацию, предлагаю вновь перейти к образам, — между тем продолжал Бородин. — Иначе вы можете не уловить нюансов. Сейчас я вас ознакомлю с сутью проблемы.

Экс-пилоты не сговариваясь, качнули головами и опустили веки. И сразу же забыли обо всём на свете. Из шевелящейся тьмы перед ними возникло нечто, напоминавшее сильно разросшийся куст с причудливыми, прихотливо изгибавшимися ветвями. Несмотря на внешнюю схожесть, ни одна из ветвей не повторяла остальные и нигде не пересекалась с ними. Сам же куст занимал практически весь объём видимого пространства, хотя его многочисленные сочленения и отростки довольно плотно прилегали друг к другу.

— Это фрактал реальности, — бесплотный голос физика, казалось, исходил из некоего геометрического центра созданного им изображения. — Причём только та его часть, которая представляет для нас непосредственный интерес. Мы контролируем область времени с 1905 года по сей день и ещё столетие вперёд. Количество ветвей, как можно заметить, тоже весьма ограничено. Пока. О дальнейшем судить не берусь. Вы, вероятно, уже сообразили, что главной последовательности нет. Все реальности, в какой-то степени, равнозначны.

— А контроль-то в чём? — не удержался Кобыш.

— Мы обязаны учитывать и мягко устранять те факторы, которые могут привести к коллапсу земной цивилизации.

— И как вы это определяете? По каким, собственно, параметрам?

— Мы это знаем, — последнее слово физик неуловимо выделил.

— Айзек Азимов, — фыркнул Дмитрий, — «Конец Вечности».