Светлана Кузнецова - Новая Зона. Хрустальная угроза

На детской площадке сидели «хозяева» – как они сами себя мнили, – те, кого звало эмиониками все остальное человечество. Они смеялись и говорили, раскачиваясь на качелях, съезжая с горок, вися на турникетах.

Что за бред?! Эмионикам давно уже не требовалось разговаривать промеж собой. Они общались мысленно.

Мальчишка лет десяти вдруг отвлекся от разговора и пристально взглянул в его сторону. Разумеется, на таком расстоянии рассмотреть его не удалось бы при всем желании, но то в реальности, а сейчас Денис мог в подробностях описать черты лица, вздернутый нос, светлые волосы и темно-серые глаза.

– А ты вырос! – сказал мальчишка радостно и восхищенно оглядел Дениса с ног до головы.

– Не приближайся! – Денис опоздал с этим восклицанием, поскольку мальчишка в один миг оказался рядом.

– Поздно спохватился, – заметил тот.

Почему-то разговор получался совершенно нормальным. Раньше в подобных снах Дениса пытались напугать или подкидывали ему всякие образы, наводящие на смысл, но никогда не воспринимающиеся однозначно, а сейчас – просто беседа, ничего более. Как равный с равным.

– А мы никогда и не считали тебя изгоем, отщепенец, – проговорил мальчишка. – Ты перешел на их сторону сам, но, вероятно… – Он снова посмотрел на Дениса восторженно, взросление стоило предательства.

Почему-то при этом в голове Дениса очень ясно оформилась мысль про взросление, старение и смерть, но вестись на нее он не счел нужным. Да, люди стареют и умирают – это неизбежно. Но вот после этого у них существует масса вариантов. Никто не возвращался из-за грани, и это позволяет верить. Во многое. Кто-то отдавался в лоно религии. Ворон, например, верил в то, что люди рождаются снова и снова до той поры, пока не повзрослеют духовно. Тогда жизнь и посмертие просто перестанут для них существовать раздельно.

– Ворон… – фыркнул мальчишка. – Проводник душ и вестник смерти.

– В мифологии.

Как-то расслабился он в последнее время. А ведь происходящее не могло радовать. Если общение с эмиоником стало нормально, даже комфортно восприниматься, это могло означать одно: к нему подобрали ключи.

– Брось! – Мальчишка рассмеялся и даже схватился за живот, согнувшись пополам. – Мы развиваемся, как и ты. Общий язык – это хорошо, тем более я не против поиграть в эти игры. Сейчас ведь лучше, чем…

Картинка внезапно померкла, но не так, будто кто-то выключил свет, а словно Денис закрыл глаза. Но ведь во сне моргнуть невозможно!

– Нам можно все, – раздался знакомый и ненавистный голос, от которого все внутри буквально перевернулось.

Картинка перед глазами прояснилась, и Денис задохнулся – и в прямом смысле этого слова, и в переносном на какое-то время, словно зависнув. Он лежал на кушетке и не мог двинуться, а над ним нависал профессор Заблоцкий Николай Борисович.

Ну уж нет!

– Что, не нравится? – голосом мальчишки спросил профессор. – А так?

Лицо сменилось. Теперь на него смотрел не кто иной, как Олег Дмитриев. Денис никогда не видел олигарха так близко. На расстоянии тот казался идеальным, а вот сейчас мимические морщины казались очень заметными, да и усталость в неопределенного цвета глазах поражала.

– Что тебе надо? Мы ведь выяснили все еще четыре года назад! Я не вернусь.

– Даже потеряв все? – Дмитриев прищурился. – Уверен?

– Да.

– Хозяину понравилось жить среди слуг, – хмыкнул мальчишка, и картинка сменилась. Они снова стояли там же, во дворе. – Или рядом с одним конкретным слугой, не похожим на остальных? Но ведь слуги недальновечны и очень хрупкие. Их очень легко сломать. Или твой не такой?

Слово «недальновечен», произнесенное эмиоником, в людском лексиконе не использовалось, но оказалось невыносимо четким и понятным.

– Максим! – окликнул их чей-то голос, и Денис оглянулся.

Женщина с обесцвеченными тонкими волосами, в мешковатом пальто неясного серо-сиреневого оттенка, с платком на голове. Выглядела она отвратительно, хотя, судя со стороны, лет ей было не много.

– Мальчик мой, нашелся… – Она смотрела на эмионика и улыбалась тепло и приветливо. По щекам текли слезы, а во взгляде сквозило такое неприкрытое счастье, что у Дениса защемило в груди.

– Бьюсь об заклад, твой Ворон на тебя так не смотрел ни разу. – Эмионик сыто улыбнулся.

– Мне и не нужно!

– Но он ведь столь же недальновечен. – Эмионик по имени Максим чуть прищурился, и женщина схватилась за сердце, а потом растаяла в воздухе, исчезла, будто и не существовало ее только что.

– Я не позволю!

– Слишком громкое заявление для «царя обезьян». Хотя ты даже не царь, так, приживалка.

Будь перед ним обычный человек, Денис приблизительно догадался бы, каких слов и продолжения беседы от него ждут. Все как в дешевом низкопробном боевичке: «Я убью твоих близких!» – «Не надо! Чего ты хочешь?» – «Твою жизнь за их». Однако перед Денисом все же стояло существо, мнящее себя на другой ступени эволюции, а людей воспринимающее так же, как ученые-биологи шимпанзе.

– Я всего лишь пытаюсь докричаться до твоего атрофированного разума, – пожал плечами мальчишка.

С площадки за его спиной ушли все дети – строем, словно по команде, как роботы или солдаты. Просто поднялись, построились в шеренгу, повернулись направо и направились прочь. Девочка в ярко-голубом платье помахала рукой им обоим и крикнула:

– Максим! Денис!

Мальчишка улыбнулся, видя, как Денис едва сдержался, чтобы не сделать шаг вперед.

– Кстати, а почему Ворон? Неужели ты не в состоянии звать его по имени хотя бы мысленно?

Денис пожал плечами. Вряд ли сталкеру понравилось бы, если бы эмионики трепали его настоящее имя.

– Забавно.

Денис проснулся, но не сумел задержаться в состоянии бодрствования, сразу же «уплыв» в другой сон.

– Стоять! – Ворон выглядел не совсем обычно. Давно Денис не видел на его лице такого выражения – недоуменного и презрительного одновременно.

Сталкер всегда тщательно следил за собой и выдавал эмоции по минимуму. Опираться на собственные ощущения с ним не выходило. Очень яркие и сильные чувства отражались на черной воронке-спирали, но только в те моменты, когда Ворон действительно выходил из себя.

Однажды Денис чуть не погиб, спасая кого-то из сопровождаемых, и, наверное, минут пять наблюдал неповторимое зрелище: черная воронка выросла раза в два и закручивалась не внутри тела, а поверх него. От синих искр голова начала кружиться, а глаза Ворона неожиданно засветились. Разумеется, метаморфоза произошла только в воображении Дениса, окружающие не заметили ничего.

Уже потом, постепенно, Денис научился понимать напарника. Тот щурился, задумываясь о чем-то, хмурился, мог вскинуть в удивлении бровь, усмехнуться. Смех напоказ в его исполнении обычно означал злость или неприятие. И при этом Ворона всегда воспринимали с симпатией. Он умел веселиться и нравиться. Когда хотел или преследовал какие-то цели, мог стать душой компании. Подобного отвращения он точно никогда не выказывал – не в отношении Дениса уж точно.