Олег Верещагин - Я иду искать... Книга первая. Воля павших

Слева вёрстами лежали вересковые луга. Справа чернели торфя-ные болота — мрачные, с проплешинами островов, заросших верещатни-ками. Резко, гулко, уныло кричала выпь.

Олег и Бранка шли плечо в плечо молча. Они устали и наболтались за день, но и в самом молчании крылось то, что их объединяло — навек. Молчать с тем, кого любишь — тоже здорово…Над чёрными болотами низко пролетела пара больших, похожих на гусей, птиц — но это были не гу-си, а одна из местных пород, добавочно напоминавших Олегу, что он не дома.

— Самострел надо было взять, — вздохнула Бранка и вгляделась вперёд: — Видь-ка, кого несёт навстречу.

— Болотник, — пошутил Олег. — Хочет отбить тебя у меня. Но я не отдам.

— Мужчина, человек, — на полном серъёзе возразила Бранка.

— Изворотень, значит, — продолжал посмеиваться Олег. Бранка остановилась и сердито сказала:

— Будет тебе басни перебирать, накличешь… Что-то мне не по себе.

— Да просто ветер неуютный, ещё и от болот чудится разная ересь, — успокаивающим тоном сказал Олег. — Кто-нибудь из города идёт на тор-фяники.

Но и ему внезапно стало как-то жутковато. Действительно, в приб-лижающейся фигуре было что-то жуткое… даже потустороннее. Теперь уже ясно различалось, что это и правда мужчина — ветер с болот шевелил тяжёлый плащ и волосы, на бедре качался меч, слышно было уже шар-канье чуней по плитам, и звук этот жутковато-отчётливо разносился в ти-шине болот, сливаясь с посвистываньем ветра. Человек приближался не то чтобы быстро, но как-то… неотвратимо, что ли.

С болот наползал туман, и Око Ночи, стоявшее в небе, делало бе-лую ночь ещё светлей. И тут-то Олег узнал Гоймира. Да, им навстречу шёл Гоймир Лискович — и Олег, честное слово, предпочёл бы встречу с любой болотной нечистью. Впрочем, лицо Гоймира было едва ли не страшнее лица злого духа: скулы каменели желваками, глаза золотились искорка-ми гнева.

Бранка обо всём догадалась раньше Олега — и, буквально закрыв собой мальчишку, крикнула:

— Стой, Гоймир! Родом тебя заклинаю — стой, не влезай!

Олег ещё ничего не понимал. Но Гоймир, не останавливаясь, выде-рнул из ножен присвистнувший меч и продолжал идти, словно на пустое место — округлый плоский кончик широкого к рукояти узорчатого лезвия тускло мерцал, глядя в горло Бранке.

— Гоймир, ты чего? — Олег сделал шаг в сторону и вперёд, но Бранка отбросила его в сторону с неожиданной и ловкой силой, надрывно крикнув:

— Вольг, он ведь убивать тебя идёт!

— Бред, — сказал Олег. Но неуверенно. Уж больно СТРАШНО шёл Гоймир. Остановившись в каких-то трёх шагах, горец сказал тусклым, мёрт-вым голосом:

— За спину её прыгнул, городской? Одно выходи и давай драться, враг.

А то быть убиту не одному тебе — но и её сведу… а потом — себя.

— Не понял, — сказал Олег, перемещаясь — а Бранка перемещалась перед ним, словно блокирующий защитник в баскетболе, следя за Гоймиром, как за диким зверем, — объяснись, — но голос Олега стал жёстким.

— Что понимать-то? — левой рукой Гоймир достал камас. Щита-налокотника у него не было. — Любил я девушку. Любила и она меня. Потом стало — ты пришёл. Думал я — друг пришёл, добрый друг. Но не стало друга, и суженой моей не стало. Убивать я тебя хочу, Вольг.

— Что ты плетёшь? — Олег положил ладонь на плечо Бранки.

— Дерись, — откликнулся Гоймир.

— Я не хочу драться, — покачал головой Олег.

— Трус, запечина! — оскалился Гоймир, и в его оскале ярости и горечи было поровну.

— Думай, как знаешь. — ровно ответил Олег. — Я с тобой драться не стану.

— Трус! — повторил Гоймир. — Не то себя — её! — резкий кивок на Бранку, похожий на выпад атакующей змеи, — и то защитить не станешь! Свою… соложу!

Бранка слабо ахнула. Так ахает человек, в которого неожиданно попадает пуля — и он успевает лишь удивиться произошедшему. Не ужа-снуться смерти, а удивиться. Беспомощный, слабый звук…

Олег достаточно хорошо разбирался в тонкостях здешнего — похо-жего на русский, но всё-таки не русского — языка. И понимал разницу между «супругой» — той, с кем сопрягаешься, с кем тащишь по жизни воз общей судьбы, кому подставляешь своё плечо — и «соложей» — той, с кем де-лишь ТОЛЬКО ложе. И всё. Которая нужна лишь для удовлетворения ин-стинктов. В мире Олега слова виделись, как через залитое дождём стек-ло — размытые, искажённые, утерявшие смысл — там придумали красивое слово "любовница".

Здесь слова были прямы и жёстки, как лезвие меча. И так же отто-чены. И так же ими можно было убить.

…Бранка отлетела на обочину, едва удержавшись на ногах. В руке Олега сверкнул меч.

— Не смей её оскорблять, падла! — прохрипел Олег, левой доставая камас.

Гоймир отскочил, скалясь:

— Оно лучше!

Неизвестно, хотел ли он вправду убить Бранку, но своего добился. Олег стоял напротив него с оружием в руках — почти такой же злой.

Смерть. Смерть для одного из тех, кто называл себя друзьями. И Бранка больше ничего не могла предпринять — подняв руки к подбородку, она съёжилась на обочине, отчаянно следя за движениями мальчишек.

Они кружили, вышагивали — медленно, вкрадчиво — по камню друг напротив друга. Ни один удар ещё не был нанесён. Мальчишки почти пластались по дороге, карауля движения противника. Ещё месяц назад у Олега не было бы шансов. Но сейчас дела обстояли немного иначе.

Ярость подвела Гоймира. С коротким хриплым криком он метнулся вперёд, целя мечом в бедро, а камасом — в горло Олега. Тот подскочил как мог высоко, ударил Гоймира ногой в плечо, мечом отбил камас. Гой-мир отшатнулся, отбежал на несколько шагов, сохраняя равновесие, крутнул перед собой, проверяя, как его слушаются руки, восьмёрки в обеих плоскостях. Прорычал:

— Бейся! — и снова рванулся вперёд, занося меч для убойного удара наискось в плечо. Скользнув по клинку Олега, вскинутому навстречу, лезвие ударилось о небольшую медную гарду — тут её называли «огниво» — и отс-кочило. Брызнул фонтан искр…

Если честно, Олег всё никак не мог поверить, допустить, что ему надо сражаться в полную силу.

Камас мелькнул вдоль бедра Олега — в самый последний момент мальчик сменил ноги в стойке и ударил Гоймира в скулу кулаком с зажа-той рукоятью меча, как кастетом. Удар наверняка свернул бы Гоймиру челюсть и вышиб из него сознание, но горец — воин и потомок воинов! — выскользнул из-под неожиданного выпада. Рысья морда на рукояти ме-ча Олега разорвала Гоймиру кожу на скуле, брызнула кровь — Гоймир от-скочил волчком, описав вокруг себя смертельный кокон обеими клинка-ми и застыл на широко расставленных ногах, не пытаясь вытереть кровь и не сводя глаз с Олега. А тому вдруг вспомнилось из "Василия Тёркина":