Любовь Федорова - Путешествие на восток

«В третий день девятого месяца года золотой крысы две тысячи двести пятого, запись сделана старшим агентом службы федеральной разведки несуществующей ныне планеты-государства, впрочем, это уже и не важно, – мягко говорил тихий знакомый голос. – Если ты помнишь, меня зовут Оро Ро. Тебя зовут Александр Джел, ты хозяин „Крепости“, и я делаю эту запись для тебя. Раз ты получил мое послание, значит, я снова мертв. Не пугайся. Умирать не страшно. Я делал это дважды. Человек не понимает, что с ним происходит, вот и все. Не чувствует момент разрыва – когда он есть и когда его уже нет… Жить бывает страшнее.

Я нашел мой мир. Здесь все изменилось. Вселенная перевернулась с тех пор, как я впервые умер две тысячи лет назад. Зря ты выпустил меня из матрикатора. Не делай так больше. Я не выдержу еще одной жизни. Впрочем, что я говорю. Выдержу, конечно. Придется выдержать. Но я этого не хочу. Я, отпущенный Медленным Светом, вновь побегу спасать себя от истлевших тысячи лет назад несуществующих врагов. Мне снова будет больно, будет страшно. Не нужно, не заставляй меня. Воскреснуть после того, как Медленный Свет меня убил – кошмар, а не жизнь. Я не буду знать, что вселенная изменилась и мой родной мир почти умер. Я пойму это позже. Еще я пойму, что ты относишься ко мне лучше, чем я заслуживаю. Это совсем плохо, потому что я ненастоящий, любить меня нельзя. Не выпускай меня. Счастья я тебе не принесу. Матриканты не живут долго. Пять-шесть лет, отпущенных на долю копии, вряд ли можно назвать жизнью. Если сумеешь – уничтожь Медленный Свет вместе с моей матрицей, чтобы никто после тебя не смог воспользоваться им. Это самое страшное оружие, созданное человечеством. Оно погубило три цивилизации, ни разу не вступив в бой. Из всех, кого оно убивало – если оно убивало кого-то еще, кроме меня – я все равно знаю только себя.

Я надеюсь, что ты меня поймешь. Я не мог остаться с тобой. И не мог вернуться к тебе. У нас почти родился сын. Но мне не разрешили – и я ненастоящий, и мир вокруг сошел с ума. Прости, я не умею много говорить, мне тяжело. Я не любил тебя, когда мы были вместе. А когда вспоминаю о тебе сейчас, мне кажется, что люблю. Наверное, нужно потерять человека, чтобы понять, какое место в твоей жизни он занимает… Прости меня. Прощай».

Изображение помутнело и растворилось в свете свечей. Государь не шевелился. Полковник Лаллем достал из проектора лепесток с записью, согнул его и переломил пополам. Государь смотрел на его руки. Пальцы, форма ногтей – даже эти мелочи повторялись в точности. Только голос другой. Увереннее. Тверже.

– …дети не виноваты, что они получаются такие, как вы, – почти шепотом говорил Лал. Начало его речи государь упустил, оно прошло мимо сознания. – Это несправедливо, но таков принцип. Тогда, давно, в нас заложили генную программу – ведь мы искусственная раса. Вами созданная раса. Сначала мы заселяли мир. Потом нас рождалось вдвое больше, чем ваших колонистов. Потом еще больше. А потом мы постепенно должны были разделиться на две половины, стать такими, как наши создатели. Но началась война, и эти создатели уничтожили тысячу обитаемых миров, а наш из глупой жалости оставили задыхаться в агонии. И мы решили, что никогда не станем такими, как вы. И мы не стали. Не надо винить нас в том, что мы теперь так живем. Мы сами этим искалечены. В конце концов, мой мир вам должен не больше, чем мне – любовь и нерожденного ребенка. Но я эту вселенную прощаю…

Государь молча встал и пошел к двери. Встреча с прошлым, как он и был уверен заранее, ничего хорошего ему не принесла. Зря он на нее согласился. Новые серии ночных кошмаров, очередная пытка одиночеством и приступы тяжких сожалений об упущенных возможностях – вот то, что ждет его в будущем, весь результат этой встречи. Полковник Лаллем отомстил сполна. Ведь о чем не знаешь – о том не плачешь.

Вместо государя в комнату Лаллема немедленно направились четверо таю – конвой, который доставил полковника сюда. Именно так – вчетвером, чтобы не бояться одного.

Фай с выражением крайней подозрительности на лице прятался за кадкой с бутылочным деревом. Ждал, пока врага отдадут в его распоряжение. Государь остановился напротив. Фаю он предполагал показать Медленный Свет, чтобы тот объяснил, наконец, что это такое. Своих способностей, чтобы понять, не хватало. Теперь он знал без Фая. Следовало идти мимо и не задерживаться. Но государь все же решил спросить, через плечо кивнув на дверь:

– Что с ним станете делать?

Фай выступил на свет из своего убежища.

– Зависит от того, пообещали вы ему что-нибудь, или нет. Он просил вас о чем-то?

– Нет. Но я могу отправить его вслед за орбитальными базами.

– В таком случае – его почти наверняка казнят. Он провалил большое дело.

– А если оставить его вам?

– У нас нет такого наказания, как смертная казнь. Но его будут судить. Пред лицом Нижнего Мира Тай он преступник. Даже у того, кто исполняет приказы, должна быть совесть.

– Значит, ничего хорошего его не ждет.

– Нет, если он не решится сам изменить свое положение.

– Это тоже не выход.

– Вы зря печалитесь по поводу него. Он заслужил все, что имеет. Манипулирования людьми не должны оставаться безнаказанными.

– Я не вижу, чтобы он чем-то отличался от вас, господин Фай Ли, – криво усмехнулся император. – Просто вам было негде развернуться.

Фая высказывание совершенно не смутило.

– Как говорит ваш Первый министр: бой должен быть не честным, а выигранным, – сказал он. – Это понять жестокость можно. А оправдать нельзя. Свои грехи я сам знаю. Мы за все ответим – и он, и я.

– А по-моему, вы хотите списать свои грехи на другого и отыграться таким образом на чужой спине, – сказал государь, повернулся и быстрым шагом направился назад, в гостевые апартаменты.

Столовая пустовала. Нетронутый ужин стоял на столе. В ванную комнату дверь была открыта, там шумно текла вода. Под каблуком у государя слабо хрустнуло – попалась половинка от разломленной записи. Наручники, повешенные им на спинку кресла, отсутствовали. Примерно в этот же момент Александр Джел переступил через таргского государя и стал действовать только за себя. Нехорошее предчувствие заставило его пройти дальше границы, отчеркнутой приличием. Государь Аджаннар в ванную к гостю соваться не стал бы. А Александр Джел сунулся.

Он догадался, что происходит, еще не видя самого действия из-за спин двух любопытных наблюдателей и двух засучивших рукава выше локтя исполнителей приговора. Позже государю представили бы дело как сердечный приступ, случайную потерю сознания, несчастный случай, самоубийство. Множество версий, кроме настоящей. Ведь смертной казни на Нижнем Тай нет. А на далеком от Тай Та Билане мало ли что может случиться с человеком. Тяжелая акклиматизация, непривычная обстановка, отсутствие в жизни дальнейшего смысла. В ванных Ман Мирара камер для слежки за гостями не установлено.