Сергей Юрьев - Нить неизбежности

6 октября 665 года от Начала Времён, утро, Священное Урочище.

Повозка напоследок скрипнула и остановилась в сотне аршин от входа в храм Левого Башмака Лилля-Небожителя. Если бы в повозку были запряжены кони, можно было подъехать поближе, но соседство волов с главной святыней Двадцати Родов служители Башмака могли бы счесть кощунством. Вадим из рода Соболя спрыгнул на влажную после недавнего дождя землю и, приняв на руки Купаву из рода Тушкана, двинулся в сторону храма.

— Да пусти ты меня — сама пойду, — смеясь, потребовала Купава, но не сделала иных попыток высвободиться из крепких объятий.

— Трава мокрая, Купавушка. Ножки свои белые промочишь, — отшутился Вадим и донёс её до того места, где начинался дубовый настил.

— Вадим, я боюсь. — Она остановилась на пороге между двумя резными колоннами. — А вдруг служители не позволят?

— А ты увольнительную грамоту у старшины взяла? — с некоторым беспокойством спросил Вадим.

— А как же! Вот. — Она достала из нагрудного кармана передника свернувшийся в трубочку кусок тонкой бересты, на котором выпаренным черничным соком было написано, что старшина рода Тушкана не возражает, чтобы Купава, дочь Данилы, стала женой Вадима из рода Соболя. К документу, как полагается, была приложена калёная родовая печать, и едва ли у служителей могли возникнуть сомнения в его подлинности.

— Ну так давай же быстрее пойдём, а то у нас родичи уже столы накрыли, да и ваши скоро подойдут, — поторопил её Вадим.

Они степенно, как и полагалось в таком случае, взошли на высокое крыльцо, и дверь перед ними отворилась, едва они стали на пороге. Внутри храма царил полумрак и запах душистых курений. Двадцать служителей, по одному от каждого рода, стояли вдоль стен, приветствуя новобрачных торжественным молчанием. Теперь надо было идти к Башмаку сквозь строй просветлённых старцев и смиренно дожидаться, когда раздастся вечно сонный голос Лилля-Небожителя.

Башмак лежал на высокой дубовой подставке, освещённый четырьмя масляными светильниками, а рядом с ним стоял дневальный служитель. Вадим постарался скрыть кислую мину, которая сразу же проступила на его лице. Дневальным сегодня был Мика из рода Зямы — по словам приятелей, уже встречавшихся с ним у алтаря, редкий зануда… Значит, пятиминутный обряд может растянуться на полчаса, не меньше.

— Лилль-Небожитель, откликнись на зов наш смиренный! — Мика воздел руки к потолку и замер в ожидании ответа.

— Ну, чего тебе опять надо? — донёсся после непродолжительной паузы из-под купола приглушённый голос. — И чего людям не спится…

— Нынче явились к тебе продолжатели рода людского, — сообщил Мика, не меняя позы.

— Что он говорит? — шепнула Купава на ухо Вадиму. Лилль всегда отзывался на языке матери рода Соболя, что считалось предметом гордости потомков Первого Поручика и несколько возвышало их над отпрысками прочих родов.

— Всё хорошо, — также шёпотом отозвался Вадим, хотя сам ещё не преодолел волнения. Изредка случалось, что Лилль, рассерженный тем, что его не вовремя разбудили, просто не давал никакого ответа, и церемонию приходилось откладывать.

— Ну и чего им надо? — Было слышно, как небожитель протяжно зевнул.

— Благослови их на вечный союз и любовь! — торжественно выкрикнул Мика.

— Ну и пусть себе любят. Только не кричи так. — Небожитель, судя по всему, перевалился с боку на бок, и сверху донеслось его сонное посапывание, которое вскоре стихло.

— Прежде чем вы будете допущены к целованию Башмака Небожителя, я должен вам рассказать об этой святыне, — начал долгую речь Мика, чего так и опасался жених.

Но прежде чем сделать вид, что он с благоговением внимает речам дневального, Вадим успел шепнуть Купаве, что всё в порядке и благословение Небожителя получено.

— …и все блага, которые мы имеем, даны нам по воле Лилля-Небожителя, и все беды, которые на нас обрушиваются, — наказание за непочтительность к нашему Небесному Покровителю. Он оставил нам свой левый башмак, чтобы мы знали: одной ногой Лилль стоит на небе, а другой опирается на землю, а значит, никогда не иссякнут милости его, если мы и впредь будем их достойны…

Пока словоохотливый служитель продолжал толкать речь, Вадим думал о том, что по весне надо сделать к новой избе, построенной миром к его свадьбе, добротный пристрой, потому как хозяйство надо расширять, а скотину держать негде; что накопленного за последние пять лет серебра едва хватит, чтобы прикупить пару коров и доброго коня, без которого женатому мужику неприлично появиться на выборы нового Поручика, до которых осталось-то всего ничего, потому как Антонио Конь уже полгода на покой просится из-за старческой немочи.

— …а теперь, молодые, сначала целуйте Башмак Лилля-Небожителя, а потом — друг друга. Стой — сперва жених, — остановил дневальный Купаву. — Ну вот и всё. Теперь вы муж и жена — пред Лиллем и перед людьми. Да возрадуются ваши пращуры — Онисим и Лида, Матвей и Медея! А ты, Купава, давай-ка сюда увольнительную грамоту — что-то я сразу спросить запамятовал.

Волы тем и хороши, что их привязывать не надо — где поставишь, там и стоят. Сойдя с крыльца, Вадим снова подхватил Купаву, теперь уже молодую жену, на руки и понёс к повозке.

— Ты меня всю жизнь так носить будешь? — улыбаясь, спросила Купава.

— Нет, котомку для тебя сделаю, — ответил Вадим. — Мне руки ещё и для работы нужны.

До родного посёлка оставалось с десяток вёрст, когда навстречу попалось две дюжины мужиков с топорами и кольями. Впереди шёл Антип, старшина рода Громыхалы, несущий на ремне через плечо родовое оружие.

— Здорово, мужики. Куда путь держите? — поинтересовался Вадим, придерживая волов.

— Не твоя забота, — отозвался старшина. — Может, с нами пойдёшь?

Казалось, потомки Громыхалы даже обрадовались неожиданной задержке и, видя, что старшина собрался говорить со встречным, привалились на обочине дороги.

— Нет уж, — ответил Вадим, доставая из-под сиденья большую деревянную флягу с медовухой, которую специально прихватил, чтобы потчевать каждого встречного. — Не видишь — свадьба у меня. Угостишься?

Угоститься старшина не отказался и, сделав пару солидных глотков, передал ёмкость своим спутникам.

— А мы вот с Бру разбираться идём, — сообщил Антип, поглаживая автомат. — Достали уже эти охальники дальше некуда.

— И чем они тебе не нравятся? — Вадим торопился к заждавшимся родичам, но не поговорить со встречным, тем более если тот принял угощение, считалось неприличным. — Мне вот они ничуть не мешают.

— А вот ты прикинь: каким-то идолам поклоняются, а к Лиллю в храм только по праздникам ходят — раз. — Антип загнул один палец. — Общий язык, который нам от отцов достался, называют материнским — два. — К первому пальцу присоединился второй. — Двух девок у нас сегодня поутру увели — три, а я им увольнительной не давал. Мало?