Владислав Савин - Днепровский вал

— А насчет этого, ты не бери в голову, все юбки на ветру и должны летать, — болтает Ленка, держа над нами зонт, пока я торопливо повязываю ее шарфик поверх шляпы, ну совсем как вуаль. — А мужики лишь восхищаться будут, что у нас там все в порядке, я вот когда на К-25 была, так со мной…

Я чуть не поперхнулась. Мне Михаил Петрович свой корабль так и не показал, хотя обещал — но то одно мешало, то другое, и не была я там, внутри. А Ленка, выходит, пролезла как-то, успела? Отчего не знаю?

— …я как-то вечером сюда прихожу, прошу вахтенного позвать моего Петровича. Ань, не твоего, а помощника его! Ну, он вылез наверх, перекрикиваемся, далеко. И я спрашиваю, а можно к вам? А что тут такого — допуск у меня есть, знаем, что охраняем. А он отвечает: «А вы не испугаетесь, женщина все же?» Я ему: «А чего бояться, архангельская я, батя у меня на тральце еще до войны, так я с ним и в море ходила однажды». Он: «Ну, тогда пожалуйста, но с уговором чтобы без обид, я вас честно предупреждал, подлодка все ж не траулер». Взбежала я по мосткам, по палубе в рубку, на мостик по трапу — а дальше у них вниз такая длинная труба с скобами, по ней лезть, и никак иначе. Полезла я, и Иван Петрович впереди, говорит: «Если вы не удержитесь, я подхвачу». И тут как дунет снизу, и на мне платье, вот это самое, ну прямо морским узлом на голове завязалось, ужас! И никак не придержать: лезу, руки заняты — а дует так, что боюсь, платье сейчас совсем снимет и вверх унесет! Так вниз в их ЦП и свалилась, а там человек двадцать, наверное, глазеют. И Иван Петрович улыбается, предупреждал же? Ну, я юбку оправила и тоже улыбаюсь — что делать, раз попала на очередную моряцкую шуточку, обижаться грех…

Ну, Мишенька, погоди! Когда вернешься, я от тебя не отстану, пока ты мне экскурсию не обеспечишь! Чем я хуже Ленки — и не абы кто, а строго по службе! Но вот если и со мной такое будет, у всех на глазах?! Наедине не возражаю, как на Первомайской тогда…

— Однако, Ленок, а что ты с американцем тогда крутишь?

— Ну, Ань, ты спросишь! Какое тут сравнение может быть — герой, орденов полно, капитан первого ранга, старший помощник у твоего адмирала, и сам, вот уверена, тоже в адмиралы выйдет — и какой-то там америкашка! — Ленка даже фыркнула. — И ничего из себя, а воображает, что я от него упаду? И сверх того, что ты мне поручила, я его всего лишь домашними продуктами подкармливаю, ну и выспрашиваю, что их леди и миссис носят. Все же в этом у них перед нами пока превосходство есть. Ну, а улыбочку и голосок медом, когда надо, это я от тебя научилась, Ань!

Не поняла, это когда я американцу — улыбочку и голосок? Ах, с Михаилом Петровичем — так это от души, а не играя. Поскольку верю, что врать и подличать мне перед ним — грех. И перед самой собой, и перед Богом, если он есть, и перед товарищами Сталиным и Берией, которым я пообещала, что с товарищем Лазаревым ничего плохого не случится на берегу. Не играют перед самым близким человеком — такая я перед ним, какая истинно есть!

— Ань, так этот Эрл мне ни с какой стороны не близкий! А враг, и значит, притвориться перед ним — в том никакого греха нет. Ты же с ним такую стерву изображаешь, аж жутко — но я-то знаю, что ты не такая, а хорошая и добрая!

— Добрая, — киваю я. — Но только учти, Ленок, ты мне подруга, но если на Мишеньку моего посмотришь, то отсюда вылетишь пробкой. И без обид, что я не предупреждала.

— Ань, ну ты ж не дура? — обижается Ленка. — У вас уже все определилось, совет да любовь. А вот Иван Петрович все свою жену забыть не может, говорит про нее так, будто она живая, но где-то осталась, куда ему не попасть — война проклятая, скольких забрала! Потому и изнуряет себя, даже ночуя на борту, непорядок ищет. Но нельзя так долго, перегоришь. Ну жалко, если такой мужик — и пропадет, хочется в нем счастливое и веселое разбудить, чтобы жить с радостью. Он же, когда отогреется чуть, ну такой человек прекрасный! Мне кажется, у меня это получилось, после в каюте он мне музыку ставил, и фильм показывал — на своем таком интересном приборе. Я еще его спросила, а что такое мерилин, что там в ЦП шептались, когда я…

И тут наконец шквал доходит до берега, и нас накрывает ветром. Мы повисаем на зонтике вдвоем, удерживая как щит, и все равно боимся, что сдует. Перед глазами то Ленкино лицо с вздыбленными волосами, то что-то летящее алое, мешаясь с крепдешиновым горошком, двух цветов — кажется, мы обе сейчас мерилин!

— Мы лучше! — кричит Ленка мне на ухо, сквозь шум бури. — Мерилин — это, оказывается, актрисулька американская, фамилия Мурло, или Монро? И фильм есть, где у нее юбка взлетает, едва до пояса, и всего-то? И это с чего-то там считается одной из знаменитых сцен кино? У них даже аттракционы появились: вот ты в юбке идешь, на решетку вступаешь, а там вентилятор — представляешь, это как у нас качели-карусели! Нет, Ань, по мне, если сама и намеренно, а мужики смотрят, то это, как у них называется, стриптиз — тьфу! А если ветер случайно подул, и у тебя подол подняло, ты-то в чем виновата? Ну, ты же на пляж ходила, до войны? Так что не бойся — ай, накидку держи, жаль если улетит! Красиво выходит, в алом провожать и встречать — может, и впрямь, как ты говорила, традицией сделать?

Ну, Ленка, хорошо, что тебе пока не дали допуск к Главной Тайне! А Мишенька, выходит, меня с какой-то американской актриской сравнил? Обязательно попрошу у него дать мне тот фильм посмотреть, и другие с ней — неужели она красивее меня? Господи, о чем думаю, дура, ведь если она американка, Миша никак быть с ней знакомым не мог! Это у нас, помню, один письма самой Орловой писал, вздыхал о ней втайне. А в традицию ввести алые паруса надевать, когда мужья с моря возвращаются — почему бы нет? Как на СФ ввели: когда с победой возвращаешься, давать холостые выстрелы по числу потопленных врагов. Так отчего женщины не могут что-то придумать?

А рядом еще наши, в летящих алых накидках, стоят на ветру и смотрят вдаль, как групповой памятник женам моряков. Ветер треплет и рвет алые паруса, пытаясь сорвать и унести, бешено играет с платьями, зонтиками, шляпками и прическами — хлещет порывами как плетью, и делает все, чтобы прогнать, но напрасно — никто не уходит, пока корабль еще виден вдали.

Ты только возвращайся — я дождусь!

Ведь Ассоль не может забыть своего капитана? Выйти замуж за лавочника, родить ему детей, жить долго и счастливо — но тогда она будет уже жена лавочника, а не Ассоль.

Об этом предыдущие книги цикла: «Морской Волк», «Поворот оверштаг», «Восход Сатурна». — Здесь и долее примечания автора.