Владимир Венгловский - Шпаги и шестеренки (сборник)

– Согласен, – кивнул Холмс, при этом его ноздри раздулись, словно у гончей, учуявшей добычу. – Вряд ли кадрового военного можно напугать шрамами. Не исключаю, что эти истории о своем глазе сам господин д’Альбре распускает специально – подобные байки нравятся не только дамам, но и войсковому начальству, что весьма способствует продвижению по службе.

В то время как Холмс начал произносить свой монолог, играла музыка, но на середине фразы оркестр прервал ее, дабы передохнуть, и последние слова прозвучали достаточно громко. Многие обернулись – английский язык был в высшем свете менее популярен, чем французский, но, тем не менее, его знали многие. Похоже, д’Альбре входил в их число.

Прервав беседу, он раскланялся с дамой и направился к иностранным гостям. По его походке можно было понять, что поручик настроен более чем решительно.

– Oh, que diable![30] – простонал Талызин.

– Милостивый государь, не потрудитесь ли объясниться? – по-английски рыкнул д’Альбре, приблизившись к гостям.

Вместо ответа Холмс потянул носом воздух и проговорил, обращаясь к Ватсону:

– А вы еще ругали мой табак, доктор. Да он просто амброзия по сравнению с тем, что курит этот французский невежа, позволяющий себе дымить прямо в лицо даме.

– Если ваш друг действительно доктор, это к лучшему, – криво усмехнулся д’Альбре. – Кодекс графа Верже[31] требует, чтобы на дуэли присутствовал врач. Но рекомендую также озаботиться поисками священника.

– Мне он вряд ли понадобится, – лучезарно улыбнулся Холмс. – Но если духовное лицо необходимо вам, то это точно не мои проблемы.

– В таком случае, предлагаю не тянуть время попусту и встретиться на рассвете в Лесном парке, – бросил д’Альбре. – Я, как лицо оскорбленное, выбираю шпагу и бой до смерти. Надеюсь, граф Талызин не откажется быть распорядителем, а ваш друг совместит обязанности врача и секунданта.

– Я постараюсь это уладить, – вторично улыбнулся Холмс.

– Вот и отлично, – проговорил поручик, залпом опрокидывая в себя содержимое бокала. – До встречи.

И, как ни в чем не бывало, направился к даме, судорожно обмахивающей себя веером.

– Oh, que diable! – повторил Талызин, бледнея на глазах.

– Не беспокойтесь, – усмехнулся Холмс. – Как говорят у вас в России, утро вечера мудренее.

Утро выдалось пасмурным, что, впрочем, неудивительно для осеннего Петербурга.

– Хорошо еще, что дождя нет, – заметил Талызин. – Чрезвычайно мерзко фехтовать в грязи.

– В грязи вообще мерзко делать что-либо, – заметил Ватсон, вылезая из кареты. – Например, копаться в ней, распутывая чужие преступления. Но некоторым это доставляет удовольствие.

Холмс усмехнулся, оценив шутку, которой доктор попытался немного разрядить обстановку – в частности, отвлечь Талызина от мрачных мыслей. Граф винил себя в том, что повел гостей на бал, не проинструктировав подробно о российских правилах хорошего тона, хотя его никто и не обвинял. Напротив, Холмс уговорил его быть распорядителем на дуэли, ибо, по его заверению, никто с этим лучше не справится. Талызин нехотя согласился, при этом даже предоставил Холмсу на выбор несколько своих лучших шпаг. Несмотря на рекомендации владельца, сыщик выбрал не ту, что была наиболее пружинистой и легкой, а самую тяжелую и длинную, скорее больше похожую на рапиру.

– И зачем вам этот вертел? – с досадой проговорил граф. – Бретёры предпочитают боевые шпаги с клинком, заточенным по всей длине, а этой можно только колоть. Жалею, что вообще привез ее.

– Напротив, благодарю вас именно за этот экземпляр, – возразил сыщик. – Француз весьма здоров, так что по быку и вертел…

Д’Альбре прибыл без опозданий, на тяжелой открытой повозке, явно не купленной, а сделанной на заказ. За таким мощным экипажем вполне можно было укрыться во время перестрелки – правда, оставалось неясным, для чего нужен военный экипаж в столице России.

Рядом с французом на скамье сидел еще один человек в черном пальто, чем-то неуловимо похожий на своего товарища – возможно, широченными плечами и невозмутимостью. Правда, лицо секунданта д’Альбре было еще более бесстрастным, словно лик памятника Самсону в Петергофе.

– Ну конечно, – покачал головой Талызин. – Кто же мог быть секундантом д’Альбре как не еще один бретёр, шевалье Анри де Фуа. Даже не знаю, кто из них пользуется более дурной славой – поручик, или его закадычный друг и земляк.

Между тем д’Альбре вылез из повозки, затянулся своей неизменной трубкой, выпустив изо рта клуб сизого дыма, и криво ухмыльнулся, завидев Холмса со шпагой.

– Не тяжеловата ли будет вам сия рапира, сударь? Для столь тощего англичанина она слишком большая и тяжелая.

– Для столь упитанного француза она может оказаться большой проблемой, – парировал Холмс. – Неподъемной, как ваши шутки.

Д’Альбре задеревенел лицом.

– Знаете что, – рыкнул он, – хоть вы и преизрядный хам, но я дам вам фору перед тем, как убью вас. А именно – дабы никто не сказал, что я заколол хилого rosbifs[32], словно беспомощную курицу, я, пожалуй, выпью за ваше здоровье, как бы лицемерно это не звучало.

С этими словами д’Альбре вытащил из повозки внушительную бутыль хлебного вина, и осушил ее прямо из горла, словно пил воду.

– Всегда так делает, – покачал головой Талызин. – Удаль показывает. Не понимаю, как можно, выпив столько хмельного, фехтовать, да еще столь мастерски. Берегитесь, мой друг. Д’Альбре обычно решает все одним уколом, который наносит с быстротою неимоверной.

– Быстро наносит, говорите? – переспросил Холмс, ноздри которого вновь раздувались, словно у сыскной собаки, взявшей след. – Что ж, благодарю вас, учту.

– Только прошу вас, все должно быть по чести, – предупредил его Талызин уже в который раз. – У нас с этим строго. Дворянин, то есть, джентльмен по-вашему, должен уважать равного ему по положению, даже если тот законченный негодяй.

– Я понял вас, – кивнул Холмс.

Д’Альбре швырнул пустую бутыль в кусты, затянулся напоследок и передал трубку секунданту, которую тот немедленно сунул себе в рот.

– М-да, манеры этих типов точно оставляют желать лучшего, – пробормотал Ватсон под нос, сунув слегка озябшие руки в обширные карманы своего пальто.

Инструктаж дуэлянтов, который провел граф, был кратким – впрочем, никто его особо не слушал. Д’Альбре подошел к барьеру – черте, проведенной мелом на земле – и со свистом рассек шпагой воздух.

– Господин Талызин, мы все знаем наизусть дуэльный кодекс моего уважаемого земляка графа Верже, – громко заявил он, когда граф сделал паузу, чтобы набрать в грудь воздуха. – Примирения меж нами не будет, это ясно. Так зачем повторять по сто раз одно и то же? Давайте быстрее начнем и быстрее закончим, пока в харчевне не остыл мой луковый суп, что я заказал к обеду.