Сборник - Чистое небо

Старик вяло пошевелился в углу и поправил электронный глаз.

– Ты точно ничего не хочешь нам сказать? С каких это пор патруль «Долга» атакуют так нагло и целенаправленно?

– Я никому ничего не делал плохого, – пробурчал старик равнодушно.

– А хорошего? – хмыкнул Рвач. – За хорошее иногда бьют посильнее, чем за плохое.

– Я последние годы жил совсем один, – сказал старик. – Так бы и сдох в каком-нибудь приюте, если бы Она не позвала.

– А тебя не волнует, что если тебя здесь пристрелят, то умрешь ты не так, как хочется? – Рвач встал и попробовал пройтись. – Терпимо.

Старик промолчал и, кажется, еще больше съежился в своем углу.

– Я слышал чужие автоматы, потом нашу гранату. Значит, Стока и Дзота прищучили в каком-то помещении и не выпустят оттуда. Нас к ним тоже не пустят. Остается ждать ночи и попробовать выбраться через верх.

– Если будет Выброс, – тихо сказал старик из своего угла, – ночи можно и не ждать.

– И правда! – обрадовался Рвач. – Про Выброс-то мы и забыли! Темно же будет!

– Вот те нас сейчас не слышат, – с иронией отозвался Копец. – Выброс – как лучшее время для ночной прогулки. Хе.

– Другого пути не вижу, – спокойно ответил Рвач. – А пока давайте все-таки подкрепимся. С утра еще не ели. Если сунутся штурмовать, датчики предупредят.

Те, кто сохраняет ясность движения, оказались в трудной ситуации. Это было поучительно, но впервые я ощутил нечто странное: меня обеспокоило то, что я вижу в призрачном мире. Я вдруг понял, что не хочу увидеть, как погаснут белые искры деда и тех, кто сохраняет ясность движения. Правда, сделать я все равно ничего не могу. Зато могу смотреть более внимательно и впитывать эту поучительную историю до самого конца.

Копец и дед попытались отказаться, но Рвач всех заставил открыть пакеты и съесть хотя бы треть суточной нормы.

– Дед, если ты хочешь отправиться на тот свет правильным образом, жрать надо так, словно собрался жить еще лет сорок, – Рвач отломил кусок витаминизированной галеты и отвинтил крышку фляги. – Мы больше не можем идти боевым ордером – полезешь с нами по камням на равных. Отстанешь – подбирать не будем.

– Расскажите мне о человеке, который лежит под зеленым камнем, – тихо попросил дед.

– Ну что ж, – с расстановкой проронил Рвач. – Можно и рассказать. Тем более что здесь он остался, здесь его место, а значит, и самое место для рассказа о нем. Да и кому рассказывать, как не нам и не сейчас? Больше-то и некому.

Копец чиркнул зажигалкой, подпаливая крохотный костерок. Пока враг не донимает, сидеть решили с удобствами.

– Мы нашли его случайно, когда возвращались с задания. Тогда Зона вдруг взяла – и расширилась. Сама собой. Без всяких признаков. Раз – и на несколько километров в диаметре больше.

Дед покивал, показывая, что слышал об этом.

– Он завалил контролера. Сам. Причем контролер ждал его и ударил первым. Мы насторожились почти сразу, но вида не подавали. Ну, почти не подавали, – казалось, Рвач несколько смутился.

– Чтобы не ходить кругами, сразу тебе скажу – этот человек был не совсем человеком.

– И что же, вы его не убили? – удивился старик. – У вас вроде с этим всегда просто было. «Мутанту пуля всегда найдется» – такая у вас поговорка, кажется, в ходу?

– Это был не простой мутант, старик, – Рвач тяжело вздохнул. – Это был контролер нового типа. Так сказать, Суперконтролер. Контролер следующего поколения. Контролер, по сравнению с которым обычные контролеры – что кенги рядом со слепым псом. Это был контролер, которого мы уже несколько месяцев безуспешно искали. Двоих таких же наши патрули успели убить быстрее, чем они развились в полную силу. Но вдруг мы поняли, что ничего о них не знаем. И если однажды один из них сможет вызреть полностью, мы получим врага невиданной силы. Такого врага, остановить которого не сможет никто.

– Про «эркулов» расскажи, – подал голос Копец.

– Зона продолжает свою эволюцию, – продолжал Рвач, словно не слыша реплики товарища. – Прекратив расширение территориальное, она претерпела качественные изменения. Обычный контролер – это уже вчерашний день. Контролер нового типа, дед, это что-то совершенно особенное. Это ментальный монстр, способный не просто подчинять жертву. Ему подвластно куда больше разных сил. Ему ничего не стоит сдвинуть аномалию, как ты, например, двигаешь стул. Он может полностью контролировать большую популяцию животных. Более того, его сил может хватить даже на то, чтобы изменять границы самой Зоны. Это чудовищное оружие, которое Зона взращивала в своих недрах. И которое здесь дало осечку, потому что один человек сумел не подчиниться ее воле. Победить он не мог в принципе, но не подчиниться – смог.

– Ого, – просипел дед. – Но как же это?..

– Понимаешь, дед, мы и сами всех деталей не знаем. Что-то удалось собрать по крупицам, что-то он сам нам рассказал. Остальное додумали аналитики на основе наблюдений его входа в Зону. Наблюдатели могли держать его в поле зрения лишь в самом начале, когда он только пересекал Периметр. Потом он просто растворялся в Зоне и мог пройти ее поперек, не оставляя следов. Вероятно, всю его историю мы не узнаем никогда. А ведь это было бы чертовски интересно: понять, как такой человек сюда попал, кто его воспитывал и тренировал как сталкера. Многое ведь именно с этого начало берет. Наверняка именно благодаря его учителю он сумел так долго продержаться в одиночку против давления и ненависти Зоны.

Рвач отломил еще один кусок галеты:

– Мы твердо знаем только одно: он не поддался мутациям в полной мере. По всей видимости, изменения начались еще тогда, когда он не совсем огрубел. Он не стал частью Зоны, не ушел в нее жить, как обычные контролеры, не возненавидел людей. Он долго сопротивлялся ее давлению, а когда сил не стало – просто, в некотором смысле, сошел с ума. Скорее всего, подсознательно он понимал, что нормальный человек, взятый Зоной в оборот, долго человеком быть не сможет. И сумел научиться отказываться, при необходимости, от собственного разума.

– Вот так сам, по своей воле стал безумцем? – удивился Дед. – И что же, помогло?

– Его не за что стало ловить и не на что давить. Как только Зона пыталась его менять, он сочинял себе какие-то небылицы, уходил в ходку и там... там он, похоже, начинал творить что-то невообразимое. А потом он выходил из Зоны и уже не мог понять, где заканчивалась правда и начинался вымысел. А значит, любое действие и любая мысль, связанные с Зоной, всегда вызывали у него подозрения в своей правдоподобности. И поэтому не могли оказать на него какого-либо окончательного влияния. Он перестал верить себе, но благодаря этому и Зона стала для него чем-то вроде неправдоподобного сна.