Михаэль Драу - Форма жизни

Мортэм метнулся вперёд. И почти сразу же едва не споткнулся о распростёртое тело Роберта. Остекленевшие карие глаза таращились в потолок, а вокруг тела маслянистыми разводами поблескивала подсыхающая кровь и безобразные скользкие кучки растащенных в разные стороны внутренностей. Заляпанные кровью губы были едва заметно приоткрыты точно так же, как тогда, когда он едва не получил свой единственный поцелуй от Мортэма.

Боевой зомби смотрел в лицо крио-оператору очень долго. И чувствовал. Что — ещё не понятно. Но он чувствовал. Стало тяжело. Как будто что-то раздавило грудную клетку. Зомби вздрогнул, словно очнувшись, быстро стянул с себя куртку и прикрыл ею растерзанное тело. И лицо.

Осторожно, крадучись зашуршало где-то сбоку. Эвтанатор развернулся и выстрелил быстрее, чем успел сопоставить факты и принять подобное решение.

Роберт теперь мёртв, и никто не сможет воссоздать вакцину. Теперь мертвы все. Нет проку продлевать существование тем, кто однажды уже лишился дыхания.

Джейк шнырял в темноте скрюченной тенью, метался где-то под потолком между стропилами, потом выскользнул из комнаты и бросился наутёк.

Мортэм сжал челюсти и рванулся следом. Когда-то он уже настигал мальчишку. Очень жаль, что Сид тогда открыл двери и впустил к себе этого малолетнего наркомана, спасая от смерти. Эвтанаторы были созданы для того, чтобы дарить быструю и милосердную смерть, они не умели тянуть. И сейчас боевой зомби не намерен был позволять Джейку долго уворачиваться. Смерть будет быстрой. Но милосердной ли?… Нет уж. Зомби понял, что он почувствовал, когда увидел мёртвого Роберта.

В этот момент Джейк сиганул прямо на стену, оттолкнулся от неё и налетел на Мортэма, пытаясь отобрать обрез. Они катались в бетонной пыли и рычали, как дикие звери. Но Мортэм не считал себя зверем. Он продолжал холодно и чётко мыслить.

Сейчас Джейк обладал силой зомби, но равной силе Мортэма. Если бы они оба были живыми, то тренированный солдат элитного подразделения, кем являлся Мортэм при жизни, одним щелчком отправил бы тощего трущобного мальчишку в нокаут. Но ослеплённый инстинктом хищника Джейк не успел осознать этой разницы, сохранившейся и после смерти обоих.

Мортэм, не меняясь в лице, ловко вывернулся из-под Джейка, с губ которого капала на его шею пена и тухлая желчь, и прижал мальчишку к полу. Потом великолепно отточенным движением, словно метания Джейка ничуть ему не мешали, выхватил из-за пазухи шприц и вколол препарат в шею мальчишке. Тот взвыл, выгнулся, забился в судорогах. Но вскоре стих. Медленно приоткрыл глаза.

— Мортэм… Что случилось? Где я? Где все? — проговорил Джейк сипло, растерянно. Он явно ничего не помнил.

И Мортэм вдруг подумал, что убить его сейчас было бы просто варварством. Но он сразу же вспомнил залитое кровью лицо Роберта. Всё тело изуродовано, но лицо цело. Что это? Цинизм Джейка — оставить лицо не тронутым, чтобы Мортэм мог посмотреть на него напоследок?…

Эвтанатор скинул с плеча обрез и приставил его ко лбу Джейка.

— Ты убил Роберта, — ровным тоном сообщил он.

Джейк самой сутью своего нутра осознал, что это были слова обвинения. Приговор уже вынесен. И будет приведён в исполнение немедля и без права обжалования.

— Морт, не надо! — отчаянно завизжал Джейк, зажмурившись и вскинув руки, как самый обыкновенный перепуганный мальчишка.

Но Мортэм нажал на гашетку.

Полусгнивший, синеватый мозг вперемешку с бурыми сгустками крови прыснул в разные стороны, а одно глазное яблоко прилипло к стене и долго-долго сползало по ней вниз.

Мёртвое тело ещё подёргивалось, когда Мортэм спокойно поднялся и размеренным шагом вернулся в лабораторию.

Закрытый курткой труп и манил, и отталкивал. Хотелось обнять, прижать к себе. Но прижимать к себе труп Роберта было для Мортэма невыносимым. И всё же он не мог уйти, бросив его так, на поживу крысам.

В тишине, в полной темноте эвтанатор вынес тело на руках из бункера и долго, медленно копал яму подручными средствами, какие удалось обнаружить. Когда могила среди щебня и битого кирпича была готова, и настало время опустить в неё труп, Мортэм замешкался.

Ему показалось, что Джейк, царапаясь и отпинываясь, что-то повредил в нём — в грудь резко вонзилась боль, сведённое предсмертной судорогой горло сжалось ещё сильнее, а руки задрожали.

Мортэм упал на колено и прижал Роберта к себе, словно не хотел отдавать его самой смерти. Но смерть всегда брала своё, и никто не был ей указом. В конце концов, даже Резугрем. Разве не видел Мортэм многих его созданий мёртвыми второй смертью?

Но Роберт не должен был умирать. Этого не должно было с ним случиться.

Мортэму стало очень тяжело. Он вспомнил все-все-все человеческие чувства, и тёмная сторона каждого из них лавиной хлынула в него.

Боль не могла выйти слезами, которые давно не вырабатывались иссохшими слёзными железами, и она вышла воем. Нечеловеческим, коротким, сиплым воем.

Потом Мортэм затих, как и положено мертвецу, только сидел на коленях на краю могилы, прижимая к себе истерзанное тело. С рассветом, как ему показалось, оно само выскользнуло из его рук, никогда не знавших слабости, словно просилось, наконец, уйти.

Поднявшись, зомби забросал могилу землёй и камнями, а потом развернулся и зашагал прочь.

Ему некуда идти. Ему незачем больше функционировать.

Высокая фигура в потрёпанной кожаной куртке и старых брюках медленно двигалась среди обломков и безучастных стен, плыла в пыльном желтоватом утреннем воздухе.

Мортэм не знал, зачем он переставляет ноги, перенося вес с одной на другую, методично увеличивая расстояние между могилой Роберта и неопределённой, неизвестной целью. Какой целью? У Мортэма больше нет никаких целей.

Времени не существовало для организма, биологические часы которого давно остановились. Боевой зомби шёл, куда глядели его сухие, немигающие глаза. А потом лёг на растрескавшиеся плиты.

Фобос и Аид когда-то тоже лежали и безропотно позволяли врагам рвать их на куски. Потому что хозяин, тот, кто отдаёт приказы и является смыслом существования, погиб.

Мортэм совершенно неподвижно пролежал на животе до вечера, всю ночь таращился в одну точку в пространстве, утром безучастно следил за тем, как поднимается солнце среди частокола заржавленных балок. Потом снова был день. Потом — снова ночь. Потом — день. Потом — ночь. День и ночь. День и ночь.

Крысы с опаской обходили якобы мёртвое тело и даже не пытались полакомиться такими доступными, заманчивыми глазными яблоками или отъесть нос. Животные безошибочно угадывали, что этот мертвец — не вполне мёртв. Они сидели на задних лапках, предпочитая оставаться на почтительном расстоянии, шевелили поблескивающими носами, а потом срывались со своих мест и скорее убирались прочь.