Петр Воробьев - Разбой

Хотя и в Лимене Мойридио кто-то врал, пока жирный афедрон не отвалится и не упадёт, чавкнув, на блестящий мраморный пол под сводами, отделанными смальтой, а дюжиной саженей выше ещё кто-то отсиживал свою тощую сплющенную задницу в башне, смотря на звёзды и планеты, и писал: «Мне не достанет земного круга и отведённого мне Мойрами времени, я хочу постичь тысячу сфер и все времена[312]

«. Немаленькое устремление, но, как говорит Вамба Меткий, «по большой цели и промазать труднее». Половинки герметической двери скользнули в стороны. Я вступил в шлюз. Дверь за мной закрылась, зашипел воздушный насос: давление на камбузе и в химических микроэргастериях поддерживалось на одну восьмую атмосферы ниже, чтобы равно воспрепятствовать распространению запахов, прельстительных или тошнотворных. За второй герметической дверью воздух был насыщен ароматами ергача, теобромы, и корицы. Унферт с Кинериком и двумя не представленными мне телехронистами на побегушках ещё не подоспели, зато телеприёмник плотно обсели только что отстоявшие вахту механики с электриками, и прибившаяся к ним оружейница. – Что смотрим? – спросил я. – Сами в толк не возьмём! – сказала оружейница. – Шкипер, может хоть ты нам объяснишь? В кинескопе, зеленовато-зернистое свечение люминофора отображало резкие тени на поверхности одного из металлических астероидов, выведенных на эпициклы вокруг Хейма. Рядом с глыбой висела, медленно вращаясь вокруг оси симметрии, плавильня. Руны в правом нижнем углу гласили: «Наружный телескоп четыре». – Как не возьмёте? – удивился я. – Смотри внимательнее! На почти незаметных по сравнению с астероидом и плавильней ракетных санях разместились трое – двое у безоткатного ружья, один у светового телеграфа. Передача была направлена на осевую часть плавильни. Я попытался разобрать череду вспышек, прерывисто освещавших скафандры ездоков: «Птяь пудов платины или разрывныи в сферическое зреклао»… – Так. И здесь грабят.[313]

Участники повествования говорят преимущественно на танско-венедском языке, образовавшемся в результате слияния двух более древних наречий. В танско-венедском есть и довольно много заимствований из третьего древнего (но еще живого) языка, этлавагрского. Поэтому книгу можно считать переводом с танско-венедского на русский, где вместо этлавагрских слов вставлены слова с греческими корнями (например, асирмато или диоптр), имена и географические названия танского происхождения звучат, как скандинавские, а венедского – как славянские. Следует заметить, что до начала ХХ века на севере Европы был в употреблении гибридный язык (пиджин), основанный преимущественно на русском и норвежском. Он назывался «Руссенорск» и использовался моряками и купцами, участвовавшими в поморской торговле. Кстати, известная фраза «Моя твоя не понимай» – пример грамматически правильного предложения на Руссенорске, которое переводится, как жалоба на трудность общения. Для удобства читателя, при первом появлении в тексте трудных имён или слов, в них обозначено ударение. В книге также использовано изрядно других языков, диалектов, и наречий, существовавших или существующих в различных медвежьих углах нашего мира или киберпространства. Гутанский язык, сохранившийся только в личных именах и топонимах, основан на визиготском. Для разработки тиванского языка использовались языки племён пуэбло. Уэлихский язык приблизительно соответствует арауканскому, колошенский – тлингитскому, и так далее.

Количесство фантастических допущений в книге минимально, большая часть описанных технологий существовала или разрабатывалась на Земле. Например, дирижабль-авианосец Akron мог нести до пяти самолётов. Подводные лодки-авианосцы строились императорской Японией во время второй мировой войны (класс «Сен Току»). Летающую подводную лодку разрабатывал в 1930-е годы советский воентехник Борис Ушаков. Гиропланы книги соответствуют автожирам, строившимся в немалом количестве до второй мировой войны. Существовали два самолёта с атомными реакторами на борту – советский Ту-119 и американский NB-36H. Атомный экранолёт в книге можно рассматривать как гибрид гигантских экранолётов (например, КМ конструктора Алексеева) и этих прототипов атомных самолётов. В свою очередь, описание аспидоплана в значительной степени основано на проекте Роберто Бартини ВВА-12 («Вертикально взлетающая амфибия»). Систему наведения для управляемых бомб и ракет с использованием голубей разработал вскоре после второй мировой войны Беррес Фредерик Скиннер. Химический лазер был предсказан советскими учёными Басовым и Ораевским в шестидесятые годы прошлого века, а впервые построен спустя десять с небольшим лет в Америке. Газовую фокусировку пучка заряженных частиц для применения в лучевом оружии описал Никола Тесла. Циклогир был изобретён Джонатаном Эдвардом Колдуэллом в 1927 году, в 1930-е годы было построено несколько летавших прототипов. Проект гигантского ледяного корабля был разработан для британского адмиралтейства Джеффри Пайком. Паровые самолёты и даже вертолёты строились и летали – самолёт Густава Уайтхеда ещё в 1899 году (правда, в опытном полёте кочегар получил ожоги), вертолёт Луи Ганьона в 1902 году, биплан братьев Беслер в 1930-е годы. Проект термоядерного космолёта «Дискавери II» разрабатывался Вильямсом и соавторами для НАСА уже в начале этого века. Атомный реактор-«самоед» был впервые описан советскими учёными Фейнбергом и Кунегиным в конце 1950-х годов. Опытные термоядерные реакторы по схеме «токамак», придуманной академиками Сахаровым и Таммом, строились с 1950-х гг. Подземную лодку пытались построить в нескольких странах, включая фашистскую Германию, дальше всего дело вроде бы пошло в СССР (проект Бабата и Покровского с атомным реактором). Более того, некоторые совершенно бредовые виды оружия или транспортные средства, упомянутые в книге, например, лопата-бомбомёт или эндоцикл, имеют реально существовавшие прототипы.

Действие происходит преимущественно на поверхности небольшой, но массивной планеты Хейм. Средняя плотность Хейма – примерно 7 г/см3 (у Земли 5,5), за счет обилия радиоактивных элементов, железа, и меди. Средний радиус Хейма – примерно 4910 км, около 77 % земного, а масса – 3,47×1024 кг, или 58 % земной. Ускорение свободного падения на поверхности близко к земному – 9,6 м/с2. Сутки Хейма чуть короче земных. Угол наклона оси вращения Хейма к орбитальной плоскости – 65 градусов (примерно как у Земли).