Вячеслав Шалыгин - Провокатор

Зрачки у Арианны схлопнулись, как створки жемчужной раковины. Гюрза осекся и виновато потупил взор. Он сболтнул лишнего, но сделал это намеренно. С одной стороны, чтобы показать новой хозяйке, что недаром носит подаренное кланом имя, но с другой – чтобы она, не дай бог, не подумала, что слуга умнее нее.

Неизвестно, какие выводы сделала Арианна, но мимолетный ветерок гнева не превратился в бурю. Ее зрачки снова чуть расширились, и она продолжила расспросы все тем же ровным, спокойным голосом:

– Потрошитель будет не один?

– С группой, но это не проблема. Обычно в таких группах один–два сильных бойца, а остальные загонщики. Проще говоря, пушечное мясо.

– Отвлекающие внимание, – по–своему сформулировала Арианна.

– Да, госпожа. Убить их легко даже вашему покорному слуге. Воинам клана сделать это будет еще проще.

– Когда и где появится Потрошитель?

– Здесь, – в глазах у Гюрзы промелькнула искра азарта. – Под мостом через Сходню.

– Малая река, впадающая в большую к востоку отсюда? Так близко к куполу? Почему?

– Устраивать тайники вблизи куполов – вполне в духе Сопротивления. Люди считают, что серпиенсы дальнозорки и не видят, что творится у них под носом.

– Не понимаю. – Арианна чуть качнула головой. – Они думают, что мы слишком самоуверенны и не допускаем даже мысли о подобной дерзости – тайниках вблизи купола?

– Да, госпожа. – Гюрза мысленно поаплодировал. Эта дамочка хорошо соображала и, что важнее всего, не корчила из себя высшее существо. В работе этот нюанс мог оказаться крайне полезным. – Чуть выше по течению Сходни по мосту проходит шоссе. Потрошитель придет к мосту… – Гюрза вскинул руку и с удовольствием взглянул на украшающую запястье новенькую «Омегу», – через сорок минут.

– Примерно три мены, – вслух перевела Арианна «сорок минут» в свою систему счисления времени. – Хорошо, Гюрза. За поимку Потрошителя назначена большая награда, ты получишь ее.

Гюрза в очередной раз почтительно склонился.

Когда агент поднял голову, выяснилось, что объемное изображение хозяйки исчезло, а одновременно исчезла и залитая кровью машина. Под мутным куполом безопасности остался лишь Гюрза. Хотя формально не только он, еще остался разлитый по земле искрящийся туман, который, впрочем, быстро исчез, оставив агента в полном одиночестве.

* * *

Сквозь мутную стенку малого купола можно было рассмотреть лишь общие очертания. Поначалу, когда пузырь только–только накрыл подъехавшую машину, видимость была относительно приличной, но очень скоро купол помутнел, и наблюдателям пришлось довольствоваться своеобразным театром теней. Вот размытый контур авто будто бы уменьшился по вертикали, и от «оплывшей», как свечка, машины отделилось темное пятно, скорее всего, выбрался один из пассажиров. Некоторое время ничего не происходило, а затем малое пятно шевельнулось и вытянулось в верхней части по горизонтали – словно человек поднял руку. Вот силуэт машины исчез вовсе, и за мутной стенкой пузыря осталось только одно пятно – размытый контур человека.

– Раскусили, гады, – шепнул майор Воронцов. – Как всегда.

Минут пять под малым куполом ничего не происходило, а затем вновь что–то изменилось. Какая–то тень будто бы выросла из–под земли и, достигнув определенных размеров – с машину, остановилась в росте, а затем поглотила малое пятно. Стенки мутного пузыря быстро просветлели, как бы истончились, а вскоре исчезли вовсе. На площадке у шлюза осталась новая машина, почти не отличимая от той, что несколько минут назад превратилась вместе с водителем в прах. Воронцов этого не видел, но опыт подсказывал майору, что так все и было. Змеевики засекли спрятанную в авто взрывчатку и, решив, что шофер – это диверсант–смертник, бесшумно и бездымно разложили на молекулы и машину, и фугас, и водителя. От греха подальше. А то, что шофер ни при чем – издержки. Да и кому это интересно? Серпиенсам плевать, Сопротивлению – одним пособником меньше, родным и близким – они знали, на что идет их родственничек. Короче, не проблема.

А вот то, что ехавший пассажиром провокатор наверняка уцелел, – проблема. Реальная проблема. Во–первых, этот скользкий гад снова уползал из поставленной Воронцовым ловушки, что доказывало полную несостоятельность Ворона как оперативника. Во–вторых, уползая, он вновь сохранял инкогнито. И, в–третьих, сохранял жизнь, а с ней и возможность по–прежнему мешать Ворону во всех его начинаниях.

Не надо было ждать, когда машина подъедет к куполу. Взорвали бы сразу, где–нибудь на Волоколамке, проблема была бы решена. Но Воронцову захотелось спецэффектов. Чтобы жахнуло непременно под куполом. Или хотя бы вблизи. Вот и жахнуло. Как бы. И неуловимый провокатор опять уцелел. Как и дважды до этого случая.

Первый раз Ворон не сумел прицелиться, поскольку деловито беседовавший с серпиенсами предатель, будто бы чувствуя, что попал в перекрестье прицела, постоянно прятался за массивными фигурами хозяев. А во второй раз он, то ли снова чувствуя опасность, то ли уже зная, что за ним охотятся, вдруг сменил логово, машину и манеру одеваться. Ворон едва вовсе не упустил его из вида. Спасибо Учителю, который нашел зацепку и снова вывел группу на провокатора.

Неделю назад это случилось. Ворон сначала воодушевился, но дней через пять снова сник. Скользкий, будто угорь, предатель никак не давался в руки, легко обходя все капканы. Он словно читал мысли Ворона, и это угнетало майора больше всего. А еще Воронцова мучило чувство, что он знаком с предателем. Майор определенно узнавал повадки, фигуру, походку и черты нижней части лица провокатора, но сложить два и два, вычислить по этим приметам подозреваемого у него никак не получалось.

Майор поморщился.

«Не работал никогда мозгой, нечего было и начинать. Пока в ночное ходил, кистенем да ледорубом черепа змеевикам крошил, все было нормально. Почет и уважуха, удовлетворение от работы, месть за товарищей. Нет же, дернул черт поискать новых ощущений, в командиры–оперативники податься. Да еще за провокатора этого запнуться не вовремя. Опытный опер давно раскусил бы гада и на чистую воду вывел, а я все выслеживаю и выследить не могу. Не в свое дело полез, майор. Ох, не в свое. Но теперь ведь не откажешься, засмеют. Да и провокатор уйдет в тину, обидно будет. Так что нет, будем работать, а там увидим, кто кого одолеет».

Воронцов спрятал бинокль за пазуху и, не оборачиваясь к товарищам, буркнул «отходим». Причина смены настроения командира была понятна. Новый провал задания, пусть и мелкого, это – как новая потеря в группе. Хотя трудно сказать, что больше расстраивало Воронцова. С эмоциями у него была явная напряженка, и о погибших бойцах он открыто не скорбел, а вот провалы акций переживал бурно, да так, что у подчиненных частенько летели искры из глаз. Особенно доставалось Ивану, самому молодому бойцу в группе, попади он под горячую руку. И не важно, была на нем хоть капля вины за неудачу или нет. Майору Воронцову, среди своих – Ворону, без разницы. Удалась акция, празднуем все, провалилась – все получаем по первое число. Таким был главный принцип Воронцова, и, положа руку на сердце, именно такой подход к делу вывел группу в число лучших, когда она была чисто «охотничьей».