Евгений Лотош - 4-03. Fuga maggiore

— Вы уже проводили аналогичные эксперименты под моим контролем, — откликнулся неб, и вдруг в его голосе прозвучали очевидно веселые нотки. — Однако прошу обратить внимание на других присутствующих.

Других?

Кирис отпрянул от Фуоко и обернулся. Лишь сейчас девушка сообразила, что дверь в палату открывается совершенно бесшумно, и два человека у входа, видимо, наблюдали за ними какое-то время. Кровь бросилась ей в голову, и геометрический мир на мгновение затмил реальный, чтобы тут же отступить снова.

— Здравствуй, Фучи, — произнес женский голос. — Мы… пришли тебя навестить. Не возражаешь?

— Нет, мама, — ответила Фуоко, но ее взгляд остался прикован к мужской фигуре в инвалидном кресле. — Э… папа?

— Здравствуй, дочка, — откликнулся отец. Он тронул кнопку на подлокотнике, и кресло, почти неслышно гудя, подкатилось поближе. Фуоко во все глаза рассматривала его. Она помнила отца суровым худощавым мужчиной с острым взглядом черных глаз, подвижным и порывистым. Человек, сидящий в кресле, напоминал того, прежнего Хавьера Деллавита, лишь лицом. Он обрюзг и располнел, на шее явственно обозначился второй подбородок, а его некогда густая шевелюра оказалась сбритой, обнажая тонкие красные шрамы на черепе. Неужели инсульт так изменил его?

Кирис медленно поднялся. На его лице играли желваки, и он снова глядел исподлобья, как уличный хулиган, пойманный с поличным. Его руки сжались в кулаки. Фуоко заледенела. Что сейчас произойдет? Ее застукали с поличным, и отец вряд ли стерпит подобное оскорбление. Чтобы драгоценная наследница семьи Деллавита целовалась с каким-то нищебродом! Неужели он опять устроит скандал?

— Кирис Сэйторий… — медленно произнес отец. Его речь казалась неразборчивой: он пришептывал и сглатывал звуки. — Вот мы и увиделись снова. Разве Джион не передавал тебе держаться подальше от моей дочери?

Кирис не ответил, продолжая сверлить его взглядом исподлобья.

— Ох, молодежь! — неожиданно на лице отца появилась кривая ухмылка. — Никакого уважения к старшим. Помнится, в твои годы я был точно таким же. Ну, с тобой мы еще поговорим. Пока погуляй немного в коридоре.

— Зачем? — буркнул Кирис.

— Так надо, вака, — мать приблизилась к нему и мягко взяла под руку. — Пойдем, посидим снаружи, зятек, поболтаем о жизни.

— А… — парень изумленно взглянул на нее, сразу превратившись из уличного хулигана в захваченного врасплох школьника. — Но…

Мать приложила палец к его губам и увлекла в коридор. Парсы вдруг вскочили с кровати и бросились за ними. Дверь мягко хлопнула, закрываясь.

— Я временно отключаюсь, — сообщила Дзии сверху. — В случае нештатной ситуации подключусь снова, но до тех пор гарантирую полную приватность вашего разговора. Дэйя Деллавита, зовите, если почувствуете себя плохо.

В палате наступила тяжелая гнетущая тишина. Фуоко уставилась в белый потолок, избегая смотреть на отца.

— Ты его любишь? — сухо спросил тот.

— Да! — с вызовом ответила девушка, по-прежнему глядя в потолок. — Люблю! И я с ним сплю! Трахаюсь! Что, опять по морде съездишь?

— Фучи… — моторы инвалидного кресла снова тихо прогудели, и вдруг Фуоко почувствовала, что ее берут за руку. Она напряглась в ожидании боли. — Фучи, девочка моя… С днем рождения тебя, милая.

Фуоко медленно повернула голову — и обомлела. В глазах отца стояли слезы. Мокрые дорожки тянулись по его щекам, губы дрожали.

— Папа… — тихо сказала она.

— Прости меня, Фучи, — слова отца стали еще более неразборчивыми. — Зимой я вел себя… ужасно. Неправильно. Я так долго ждал, чтобы сказать тебе… Я знал, что рано или поздно тебя заберут от меня, что мое сокровище окажется в руках чужого мужчины, но я… я просто оказался не готов к расставанию. Просто я люблю тебя, очень люблю. Прости меня. Прошу.

— Папа…

Фуоко повернулась на бок и взяла отцовскую руку в свои. Только сейчас она осознала, что отец выглядит не просто постаревшим, а дряхлым. Левая сторона его лица казалась малоподвижной, а его рука заметно тряслась.

— Пап… — она почувствовала, что и у нее слезы подступают к горлу. — Пап, ты меня тоже прости. Я не знала, что с тобой так плохо. Я хотела позвонить, честно. Я совсем забыла, что у меня сегодня день рождения, но я хотела позвонить…

— Фучи! — отец тяжело всхлипнул. — Прости. Ради тебя я совершал ужасные преступления. Тебе не надо знать, какие, но паладары знают. Они отказались сотрудничать со мной. Я боялся, что ты сама станешь подопытной, что на тебе начнут ставить эксперименты. Я не мог такого допустить! И все-таки я наказал сам себя. Если бы я не противился, ты бы не стала обращаться к бандитам за помощью. Не пострадала бы так…

— Пап… Мэй… как его, не помню. Он бандит в Шансиме, но мне помог. Он сказал, что я сама бандитская дочка.

— Да, Фучи. Он очень и очень прав. Я бандит куда хуже него. Но я никогда не позволял, чтобы грязь, в которой барахтаюсь, касалась тебя, Лойзы, Массима. Мои грехи умрут вместе со мной, а вы останетесь жить, чистые и незапятнанные. Вряд ли Ваххарон простит меня, и райские сады мне увидеть не суждено. Но ты ни при чем. Джион рассказал про вас с тем юношей, Кирисом. Вы оба эйлахо — участь, от которой я отчаянно пытался тебя спасти. Но если уж жизнь так повернулась… Скажи, Фучи, ты его любишь?

Фуоко вздохнула.

— Да, папа. Наверное… нет, точно. Я люблю его. Он дурак, конечно, а иногда настоящий дебил, но он хороший. И он честно старается поумнеть. И еще между нами… связь. Вроде как телепатия. Он чувствует меня, а я — его, и между нами молнии проскакивают. Буквально молнии. Мы не сможем никуда деться друг от друга, даже если захотим. Прости, пап, но я никогда не выйду замуж за мальчика из хорошей семьи, даже если кто-то согласится взять электрическую эйлахо в жены.

— Тогда, дочка, — отец улыбнулся сквозь слезы, — благословляю вас. Надеюсь только, что вы останетесь вместе надолго: все-таки пятнадцать лет — не лучший возраст для выбора на всю жизнь. Вот, возьми. Я долго думал, что подарить тебе на день рождения, но так толком и не придумал. Не обессудь…

Свободной рукой он неловко протянул небольшой бумажный сверток. Фуоко приняла его и развернула. В черной бархатной коробочке поблескивала небольшая платиновая брошь в форме изогнувшейся ящерки с сапфировыми глазами на фоне языков золотого огня.

— Саламандра, — пояснил отец, утирая слезы. — Говорят, живет в самом яростном пламени и не сгорает. Ты у меня тоже огонек, чуть что — и вспыхиваешь. Фучи, желаю, чтобы у тебя все сложилось, как пожелаешь. Не обращай внимания на папашу, старого дурака, делай то, что считаешь нужным. Ты девочка умная и не капризная, знаешь, чего хочешь. Университет так Университет. Просто добейся своего, что бы там ни случилось.