Алексей Прозоров - Белый Волк

Вывей поднялся, прошел несколько шагов к воде…

Нет, больше, кажется, никаких звуков. Может, и правда от машин из-за забора донеслось?

Оставаясь настороже, он позволил детям побегать еще немного и отвел их в логово. Лишь когда щенки устали и запыхались, сам опять выбрался под звезды, по широкой дуге пробежался вокруг норы, обогнул площадку с аттракционами — и вдруг ощутил от угла открытой деревянной будки пугающе знакомый запах, свернул туда и… Да, это был он: терпкий, с легкой горчинкой аромат. Замеченный днем опасный двуногий заходил сюда и довольно долго толкался.

Вывей закрутился, выбирая след, пробежал по нему почти до самых угловых ворот парка, сейчас закрытых, отвернул под кроны. Остановился в раздумье.

Случись подобное в лесу — он бы ушел немедленно, прямо сейчас и как можно дальше. Если возле норы появились чужие следы — то из укрытия она превращается с ловушку. Но куда идти здесь?! Он успел изучить парк вдоль и поперек и знал, что его окружают только улицы и дома, дома и улицы со всех сторон. Куда там идти, где скрываться, на кого охотиться? И как там, в самой суете, не утихающей даже ночью, может оказаться спокойнее?

И потом — здесь мимо их логова люди ходили постоянно, даже не подозревая о его существовании, не делая попыток его разорить. Нужно ли беспокоиться оттого, что сегодня мимо, причем не так уж близко, прошел еще один двуногий? Причем прошел довольно далеко. Ведь от будки рядом с аттракционами его норы даже не видно!

Нужно ли впадать в панику?

Вдоль пруда он протрусил до своей норы, оглянулся в последний раз и спустился в уютную темноту.

За три спокойных дня он успел почти забыть о случившемся беспокойстве, когда вдруг, пересекая аллею с фонтаном, Вывей вдруг услышал этот голос снова:

— Видишь, я же говорил. Самый настоящий волк.

От неожиданности он даже остановился и, вопреки привычке, посмотрел прямо на двуногого. Тот, розовощекий и пузатый, в красной куртке и синих джинсах, сидел на скамейке довольно далеко еще с одним мужчиной — небритым, в зеленой ветровке и выцветшей шляпе.

— Смотри, как на тебя уставился, — с хрипотцой ответил второй. — Прямо как слышит.

Вывей спохватился, опустил голову, перебежал аллею до конца и, скрываясь за кустами, подобрался к излишне любопытным двуногим ближе. Но те уже поднялись и спокойно уходили к фонтану, за которым был выход на самую оживленную из улиц. Похоже, о замеченном волке они успели забыть так же быстро и легко, как и изумиться его появлению в городском парке.

Впрочем, таково свойство памяти у всех. И у людей, и у волков. Вывея печаль о погибшей подруге тоже тревожила все реже и реже. Беда осталась в прошлом. Неделя уходила за неделей, унося далекую зиму и короткие дни, весна набирала силу, все выше поднимая траву на газонах и бурьян у помоек и заброшенных свалок, крыс становилось все больше, что позволяло волку встречать закаты в сытости, а его двум малышам — быстро набирать вес.

Жизнь вновь казалась простой и спокойной, будущее — благополучным, когда Вывей, в очередной раз промчавшись через аллею и потрусив в тени кустов к каменному дому за летней эстрадой, внезапно наткнулся на едко пахнущую анисом, трясущуюся ленту, что тянулась от дерева к дереву сразу в три ряда. Не желая рисковать, волк повернул влево, двигаясь в нескольких шагах от препятствия, когда вдруг впереди послышался лай, громкие человеческие голоса, свист, и сразу множество людей и собак заступили ему путь, быстро двигаясь навстречу.

Память резануло давнишним ужасом: когда точно так же его родную стаю согнали с привычных угодий, и в грохоте оглушительных выстрелов бесследно сгинули и родители, и братья, и сестры. Вывей сорвался со всех лап, спасаясь, пока его еще не успели заметить безжалостные враги, промчался через кустарник к аллее — но и тут заметил впереди едко пахнущую ленту, повернул вдоль нее, холодея от предчувствия смерти, припустил к единственному тихому месту, где еще не появились двуногие, где еще оставалась последняя надежда спастись…

И как уже не раз случалось в последние дни — он ощутил в себе чужие, непонятные и незнакомые мысли и чувства. Очень сильные мысли и чувства. Но в этот раз они кричали, что в самом тихом месте всегда и стоят стрелки. А потому кинуться даже на загонщиков — и то надежнее и безопасней. И что справа — всего лишь лента. Да, она пахнет человеком и еще какой-то гадостью, да, она — знак присутствия двуногих врагов, признак опасности, которой следует всячески избегать. Но все равно это — всего лишь тонкая красно-белая ленточка.

Это было безусловной глупостью — но близкая гибель, страх за малышей, что рисковали остаться сиротами и сгинуть от голода, дыхание преследователей чуть ли не в затылок и мысль о стрелках впереди, уже поднимающих ружья… Все это вместе взятое, подкрепленное острым позывом, почти приказом, исходящим от странного и чужеродного мышления внутри, миг слабости — и тело словно само по себе совершило великую глупость.

Волк вдруг свернул прямо на ненавистный запах, прямо на опасность, о которой буквально кричал весь его опыт, все его инстинкты и… И перепрыгнул ленточку, едва не коснувшись ее брюхом, пулей промелькнул через аллею, промчался вдоль дорожки к кафе и затаился у постамента, под летчиком в меховой шапке и рукавицах, устало взирающим на вездесущих голубей. Возвращаться сейчас к норе он не мог — дабы на собственном хвосте не привести преследователей к логову и беззащитным малышам.

Прождав примерно половину дня, Вывей выбрался из укрытия, но все равно направился не к дому, а в обратную сторону, обогнув пруд с утками и добежав до фонтана. Здесь он опять затаился, прислушиваясь к происходящему по ту сторону аллеи. Из-под крон доносились голоса, детский смех, оттуда пахло углями, дымом, жареным мясом и хлебом. Но не было ни лая, ни криков мужчин, ни металлических лязгов, что в лесу почти всегда издалека выдают двуногих врагов. Похоже, загон, устроенный ими в здешнем куцем лесу, уже успел завершиться. И в ближайшие дни крыс там, наверняка, не будет. Охотники извели всех…

Волк уже в который раз тряхнул головой, избавляясь от ощущения, что половина его существа смеется над этой мыслью, а другая ею весьма серьезно озабочена. Он пробежался вдоль аллеи с безопасной стороны, продолжая прислушиваться и принюхиваться, и, только окончательно убедившись, что опасность миновала, отвернул к аттракционам. Он уже собирался привычным, тайным путем — мимо кустов и через камыша — пробраться в их семейное убежище, когда нос волка вдруг ощутил щекочущий знакомый запах пота — терпкий, с горчинкой… Он застыл — голова буквально взорвалась от тревоги за детей, от ощущения опасности, от ненависти к двуногим убийцам. Забыв про скрытность, волк скакнул вниз прямо с мостка, кинулся в трубу, ощущая, как запах нарастает все сильнее и сильнее, помчался в темноту и… И опять двойственность мыслей заставила Вывея поступить неправильно, не так, как всегда. Увидев впереди мокрый лист картона, он не пробежал по нему, а замер, принюхиваясь, а потом попятился.