Серж Юрецкий - Полигон

За стеной бушевала Волна. Даже через стальные жалюзи ощущалась буря непонятной энергии, задающей ритм жизни этой странной территории под названием Полигон. Наверняка после сегодняшней волновой активности изменится расположение нестабильных аномальных полей, но тут уж придется проверять на своей шкуре. Правда, и плюсы у Волны есть: прячется зверье, появляется новый хабар. Это такие забавные штуки, вроде той «вечной батарейки», что питает электричеством мою берлогу. И умники из научного центра платят за них патронами и продовольствием. Всем тем, чего не производят на Полигоне уже без малого двенадцать лет.

Именно столько времени прошло после того, как открылся Разлом, похоронив незалежное государство Украина. Разлом… Колоссальная трещина в земной коре, разверзшаяся недалеко от Днепропетровска в результате ужасающего по своей мощи землетрясения. Двадцать шесть километров протяженностью и около километра в самом широком месте. Глубину определить так и не удалось. Сейсмологи тогда на ушах стояли — как же, ТАКОЕ проворонили! Между тем Разлом оказался не просто гигантской трещиной, а кое-чем покруче… Первая Волна выплеснулась наружу на сорок третьи сутки, что она из себя представляет, не могут сказать до сих пор. Просто из недр периодически исходит мощнейший всплеск необъяснимого излучения, трансформирующего окружающий мир. Флору, фауну. Единственный способ хоть как-то защититься от него — спрятаться глубоко под землю. Наш дом, конечно, тоже своего рода защита, но…

В общем, шесть лет назад я почувствовал, что начинаю меняться. Кожа стала толще и грубее, зрачки превратились в вертикальные, как у кота. А когда случайно раздавил в ладони алюминиевую кружку, понял, что и сила возросла. Но это, так сказать, полезные изменения.

Не всем повезло, как мне. Бывший дворник Андрей Шталь, к примеру, попав под Волну, на четвёртый день весь покрылся фиолетовыми струпьями. На шестой день слезла кожа. Вся. До сих пор в ушах его вопли… Мерзко. Пришлось застрелить. А бывает еще хуже. Андрюха хоть помер человеком, а это не всем дано. Каждая новая Волна меняет нас, медленно и неотвратимо. И ведь не сбежишь никуда: территория, облучаемая Разломом, отгорожена от внешнего мира. Когда до мирового сообщества дошло что к чему, двухсоткилометровая зона вокруг эпицентра излучения была объявлена карантинной. Её шустро оградили по периметру сплошной линией, да не одной, а целыми тремя. Колючка под напряжением, минные поля, контрольно-следовая полоса, вышки с пулемётчиками… Хрен проскочишь. Хотя пытались, конечно, пытались. Многие до конца не верили, что нас всех списали в «потери среди мирного населения». От таких и костей не осталось: зверьё Полигона растащило.

Название-то какое — Полигон. Испытательная площадка. А ведь правильное, только вот экспериментирует тут её Величество Природа. Всё встало с ног на голову и обращаться вспять желанием не горит. Растения и зверьё за двенадцать лет так изменились, что одними только написанными на эту тему диссертациями запросто железнодорожный вагон набьешь. Люди тоже преобразились, некоторые и людьми быть перестали. Чисто биологически. Для таких и название придумали — снорки. Снорки — это те, кто окончательно мутировал под воздействием излучения. Интересно, сколько отмерено мне?

Я закончил собирать приемник и теперь зевал во весь рот. Вдруг снова захрипел домофон.

— Всплеск окончен, по тревоге отбой. Можно закурить и расслабиться.

Это у Марка юмор, типа, такой. На самом деле отыскать курево на Полигоне практически нереально. Не поставляют табак в научные лаборатории, наш единственный канал связи с внешним миром. Однако пора, сейчас перекличка начнется. И точно: уставший голос Марка стал вызывать всех, называя номер квартир по порядку. Когда подошла моя очередь, я ответил привычной фразой:

— Четырнадцатый в норме. Рогов и хвоста не обнаружено.

— Смотри, Кирюха, дошутишься! Вот отправлю к тебе сердитых дядек с топорами… — ворчит явно для галочки, в голосе кроме усталости сквозит облегчение. — Тридцать второй, ответь дежурному!

Молчание и тихое потрескивание динамика.

— Тридцать второй! Михалыч, твою мать! Мужики, проверьте срочно!

Схватив старого «ижака», я выскочил на лестничную площадку. Снизу раздались топот и хриплый мат: Серёга Косач и Ванька Пластун откликнулись. Ступени мелькают серыми полосами. Облезшая коричневая краска перил, тяжелое дыхание парней. Широкий, словно шкаф, Косач с пикой в руке тяжело бухает сапогами впереди меня. И как только успел вырваться вперед?

Тридцать вторая квартира. Дверь приоткрыта. Пластун, с ружьем наперевес, осторожно заглянул внутрь, проскользнул ужом и ломанулся на кухню. Серый распахнул дверь ванной, отскочил на всякий случай.

Михалыча мы нашли в спальне сидящим в кресле перед распахнутым окном. Мертвого. Я протянул руку и закрыл пожелтевшие глаза. Попасть под Волну в чистом виде чревато необратимым изменением или смертью.

Из коридора раздался голос Пластуна, докладывающего дежурному. Я посмотрел на покойника. Вот и ещё один ушел.

Тремя годами ранее

— Идите сюда, мои ма-а-аленькие, идите, мои хоро-о-ошие… — Усевшись на коричневой от ржавчины газовой трубе, я водил стволами вертикалки, выцеливая первую жертву. Псы, однако, подходить не спешили, устроившись в полусотне метров, в густом кустарнике. Умные твари, ничего не скажешь, прямо партизаны.

На ладонь капнуло холодным, потом вокруг меня ржавые бока трубы пошли тёмными пятнышками. Я чертыхнулся и натянул капюшон. Только дождя для полного счастья не хватало. А так все есть: шкалик самогона в кармане и душевная хвостатая компания, ожидающая моего возвращения. Хорошо сидим, короче. Слева от меня белым кубом возвышался кирпичный домик газового хозяйства, от него серой змеей уползала грязная асфальтная дорога. Заброшенный детский сад с выбитыми стеклами и снятой оградой. Пустующий хлебный ларек. Две скамейки. Перевернутый на бок мусорный бак с пробившимся через асфальт кустом ежевики. Серый прямоугольник панельного дома. Слегонца покрасневший от ржавчины автомобиль у подъезда. Есть где спрятаться. Но добежать я успел только до трубы и теперь сижу на ней как дурак. Охренеть ситуевина.

А ведь стая-то непростая: среди псов затесался самый настоящий волколак. Я успел приметить серебристую спину с характерной черной полосой вдоль хребта. Это уже совсем паскудно: волколак куда умнее обычной собаки. А значит, мои шансы стремились к нулю. Охотничек, блин! Нахрена только подрядился очистить окрестности лаборатории от псов?