Ведьмина поляна – 2 - Василий Головачёв

Хозяйка дома мати Зоана уже встала и хлопотала по дому, доставая необходимое из хозельца – пристройки с погребом для хранения овощей и фруктов.

Максим поцеловал её в щёку, поблагодарил за заботу, перекинулся парой слов с Матерью Рода, как её называли сельчане, и выбрался на крыльцо.

Хлумань казалась пустой. Во всяком случае, никто по её улицам праздно не шатался, а если кто и выходил, то ради выполнения повседневных работ. Пограничная застава размещалась на окраине городка, и оттуда доносились звуки мирной жизни, далеко разносившиеся по окрестным полям и лесам.

Староста Гонта отсутствовал третий день. Он поехал в Микоростень на встречу с городским посадником. А его дочь Любава, жена Максима, убыла вместе с ним, однако направилась к берегу Роси, где стали строить порт для пограничных катамаранов. Поэтому предоставленный самому себе Максим отдыхал, собираясь через пару дней присоединиться к пограничникам.

Откуда-то вывернулся Малята, разрумянившийся от быстрой ходьбы. Одет он был по-военному: в колонтарь, сверкающий защитными бляхами, ферязь с туманными серо-жёлтыми разводами (местный камуфляж) и сапилы – местные сапожки из специально выделанной китоврасовой кожи с подмётками из сигоморы. Это дерево, слегка напоминавшее российский платан, использовалось росичами и в здравоохранении как утолитель боли и восстановитель тканей, а также в приготовлении напитков и в швейно-обувной промышленности.

Брату Любавы исполнилось двадцать лет.

Здесь уместно будет напомнить, что год Роси не соответствовал земному, потому что мир складки не являлся планетой, которая вращается вокруг своей оси, а местное светило вовсе не было звездой в современном научном понимании. Его роль играл четырёхмерный объект (по Хоросу), плавающий над Великотопью кругами и освещаюший этот мир. А так как смены времён года, как на Земле, здесь не было, то и временные периоды отсчитывались по вёснам, а не по годам, и средний размер периода не был привязан к обороту планеты. Здесь он колебался от девяти до четырнадцати месяцев. Короткие вёсны считались «зимними сменами», длинные – «летними». Максим попал в Рось во время «летнего», когда температура воздуха на всём плато-тепуе не падала ниже двадцати градусов даже по ночам. Хотя и днём было не жарко – всего лишь до двадцати восьми по Цельсию – по оценке самого Максима.

Малята направился прямо к нему, с удовольствием вдыхающему свежий утренний воздух, лишённый каких-либо вредных примесей.

Дружинником Хлумани он стал ещё в восемнадцать лет, а нынче и вовсе примкнул к пограничникам, хотя при этом учился в познаваре – колледже по-русски. Парень прекрасно владел мечом и ножом, поделив первое место с Максимом в чемпионате Роси по метанию холодного оружия. В силу юношеского максимализма он обвинил гостя из России в трусости, когда Любаву похищали диверсанты Еурода, однако позже, когда Максим с отрядом сотника Могуты спас сестру, переменил своё мнение о попаданце и стал ему кем-то вроде ординарца.

– Привет! – объявил молодой человек, высокий, выше Максима сантиметров на пять, широкоплечий, поджарый, с открытым лицом, на котором отражались все его эмоции, из-за чего он старался всегда держать на лице каменную маску, чтобы походить на отца. Получалось не всегда.

– Воевать собрался? – спросил Максим, оглядев молодца.

– Ты обещал, что мы с утра пойдём тренироваться, – ответил Малята, расплывшись в улыбке, хотя тут же изобразил мину «мужеской сдержанности».

Максим посмотрел на солнце – не слишком яркий жёлтый пузырь в мареве утреннего тумана, всплывший над близким лесом, – хотел сказать, что они договорились встретиться в десять часов (шесть годын, как тут называли этот временной отрезок), но передумал.

– Ты завтракал?

Малята кивнул.

– А я нет. Позавтракаю, отмечусь на заставе и начнём. Может, присоединишься?

Малята снова кивнул.

За полгода он хорошо овладел русским языком, не хуже, чем Максим – росичским, вмещавшим белорусские, древнерусские и украинские корни, поэтому они прекрасно понимали друг друга, нередко вставляя в речь те или иные народные словечки. К примеру, поприветствовал он старшего товарища словом «пагодня», что соответствовало русскому «привет».

Жил Малята не в отчем доме, а на заставе, там же и кормился, хотя в любой момент мог прибежать домой и съесть чего-нибудь вкусненького, что отсутствовало в заставном рационе. Он ещё рос и к тому же вёл активный образ жизни, поэтому мог питаться ежечасно. Однако старался подражать немногословному уравновешенному воеводе, не выдавая своих желаний, но и не отказываясь от приглашений.

Уселись в столовой воеводской домовины. Зоана и Верика, младшая сестра Маляты и Любавы, которой месяц назад исполнилось шестнадцать лет, расставили на столе блюда, и они чинно сели вместе трапезничать. В это утро завтрак состоял из ячменной каши на китовом молоке, тушёной баврбики (мяса болотного краба) и травяного чая с хрустиками – жареным гороховым хлебом.

Росичи не сеяли пшеницы, потому что во времена Гипербореи её не существовало, а муку делали из разных круп: гречневой, ржаной, ячменной и из семян подсолнечника, но часто использовали для этого и горох, и бобы, и орехи. Максим больше всего любил лепёшки из смеси ржаной муки, отрубей и дроблёных лесных орехов, превосходивших по вкусу известный в России фундук.

Поблагодарив хозяек за угощение, мужчины отправились на полигон заставы, расположенный за городком на берегу тепуя.

Когда в первый раз Максим увидел перед собой горную стену, в которую упиралась лесная дорога, он не подозревал, что это такое на самом деле. Зато уже через несколько минут пережил нервное потрясение, когда отряд пограничников под предводительством Гонты на полном скаку врезался прямёхонько в скалу… и не разбился! За ним точно так же вонзилась в гору и колесница, на которой ехали Максим и Сан Саныч, и оказалось, что стена – иллюзия! На самом деле Рось располагалась не в низине, окружённой горами, как казалось с первого взгляда, а на вершине столообразной горы – тепуя, а горы были всего лишь голографическим фантомом, порождённым пространством здешнего мира с количеством измерений, не равным трём.

Подбежали – неплохая разминка перед тренингом! – к полигону, размялись.

Полигон представлял собой выступ на плоской скале, нависающей над безбрежным болотом на высоте двухсот метров. Площадью он был примерно равен нормальному земному стадиону. В принципе это была своеобразная полоса препятствий, какие устраивались на военных базах, в том числе в России, хотя сами они отличались от знакомых Максиму сооружений такого рода. Все препятствия выглядели естественными природными образованиями, а поскольку дружинники и пограничники не были экипированы огнестрельным оружием, то и препятствий в виде противотанковых ежей, «драконьих ежей» и бетонных