Эдгар Берроуз - Марсианские истории

Не страх повлиял на ее решение, так как страх неведом детям Марса. Это было скорее чувство ответственности, которое дочь джеддака несла за благополучие своего народа.

— Я звала тебя, Кавдор, обратилась она к лейтенанту охраны, чтобы ты защитил свою принцессу и сохранил мир, который не должен быть нарушен в королевских садах джеддака. Это все. Ты будешь сопровождать меня во дворец, принц Карторис последует за нами.

Не взглянув на Астока и взяв предложенную Карторисом руку, она медленно направилась к массивному мраморному зданию, в котором размещался правитель Птарса и его блестящий двор. По обе стороны маршировала колонна стражи. Таким образом, Тувия из Птарса нашла выход из затруднительного положения, избегая необходимости заключить гостя своего отца под стражу, и в то же время разделяя двух принцев, готовых вцепиться друг другу в горло, оставь она их вдвоем.

У пималии стоял Асток, его темные глаза под сдвинутыми бровями сузились от ненависти, когда он наблюдал за удаляющимися фигурами женщины, вызывавшей в нем неистовую страсть, и мужчины, который, как он понял теперь, и был преградой между его любовью и ее удовлетворением.

Когда они исчезли в здании, Асток пожал плечами и, бормоча проклятия, направился через сад к другому крылу здания, где он размещался со своей свитой.

В этот вечер Асток попрощался с Туван Дином, и, хотя никто не обмолвился о случившемся в саду, нетрудно было понять по холодной маске учтивости на лице джеддака, что только обычаи королевского гостеприимства удерживают его от выражения презрения, которое он испытывал к принцу Дузара.

Ни Карторис, ни Тувия не присутствовали на церемонии прощания. Натянуто и формально исполнялись все требования придворного этикета, и когда последний член свиты принца Дузара перебрался через поручни боевого корабля, принесшего их во владения Птарса, и мощная машина разрушения медленно поднялась с посадочной площадки, чувство облегчения прозвучало в голосе Туван Дина, когда он повернулся к одному из офицеров со словами объяснения поступка этого чужестранца, который не выходил у всех из головы уже несколько часов. Но был ли он чужестранцем?

— Сообщите принцу Совану наше желание вернуть флот, отправившийся в Каол этим утром для путешествия на запад от Птарса.

Когда военный корабль, на борту которого Асток возвращался во дворец своего отца, повернул на запад, Тувия из Птарса, сидящая на той же скамейке, где принц Дузара оскорбил ее, наблюдала за мерцающими огнями удаляющегося корабля. Около нее в блистающем свете ближайшей луны сидел Карторис. Его глаза были устремлены не на корпус еле видимого вдали корабля, а на профиль поднятого вверх лица девушки.

— Тувия, — произнес он.

Девушка перевела свой взгляд на него. Он протянул свою руку в надежде завладеть ее рукой, но она легко отстранила его.

— Тувия из Птарса! Я люблю тебя! — воскликнул молодой воин. — Скажи мне, что мои слова тебя не оскорбляют.

Она печально покачала головой.

— Любовь Карториса из Гелиума, — сказала она просто, — может быть только честью для любой из женщин, но ты не должен говорить этого, мой друг, ты не должен награждать меня тем, за что я не могу отплатить.

Молодой человек медленно поднялся. Его глаза широко раскрылись от удивления. Принцу Гелиума никогда не приходило в голову, что Тувия из Птарса может любить другого.

— Но в Кадабре и позже, здесь во дворце твоего отца, что ты сделала, Тувия, чтобы дать мне понять, что ты не можешь ответить на мою любовь? — воскликнул он.

— А что я сделала, Карторис из Гелиума, — произнесла она в ответ, — что я сделала, что заставила тебя поверить в мою любовь?

Он замер на мгновение в раздумии, затем тряхнул головой.

— Ничего, Тувия, это правда, и все же я мог поклясться, что ты любишь меня. По крайней мере, ты хорошо знала, что моя любовь к тебе близка к преклонению.

— Но как я могла догадаться об этом, Карторис? — спросила она простодушно. — Ты мне когда-нибудь говорил об этом? С твоих уст слетали ли хоть раз признания в любви?

— Но ты должна была знать об этом! — воскликнул он. — В сердечных делах я так глуп, как и мой отец: я не знаю, как обращаться с женщиной; и все драгоценные камни, разбросанные по дорожкам королевского сада, деревья, цветы, газоны — все видело любовь, наполнявшую мое сердце с той минуты, когда я впервые увидел твое прекрасное лицо и совершенные формы, и как ты могла остаться слепой к моей любви?

— А разве в Гелиуме девушки ухаживают за молодыми людьми? — спросила Тувия.

— Ты смеешься надо мной? — воскликнул Карторис. — Скажи, что ты смеешься надо мной, и что ты все же любишь меня, Тувия!

— Я не могу сказать тебе этого, Карторис, так как я обещана другому.

Она говорила ровным голосом, но кто может поручиться, что в нем не прозвучала безграничная печаль? Кто может сказать это?

— Обещана другому? — с трудом произнес Карторис. Его лицо стало почти белым, но затем он поднял голову, как и подобает тому, в чьих жилах течет кровь повелителя мира.

— Карторис из Гелиума желает тебе счастья с человеком, которого ты избрала, — сказал он. — С… и он замолчал в ожидании, когда она произнесет имя.

— Кулан Тит, джеддак Каола, — ответила она.

— Друг моего отца и самый могущественный союзник Птарса.

Молодой человек посмотрел на нее внимательно, прежде чем заговорить опять.

— Ты любишь его? — спросил он.

— Я обещала ему, — просто ответила она. Молодой человек больше ни на чем не настаивал.

— Он один из самых знатных людей Барсума и могущественный воин, — задумчиво произнес Карторис. — Друг моего отца и мой — если бы это был кто другой? — пробормотал он почти свирепо.

Что думала девушка, было скрыто от Карториса, и только легкая тень печали за Карториса или за себя, а может, и за обоих вместе не исчезала с ее лица.

Карторис из Гелиума не спрашивал, хотя он и заметил это выражение. Он поднес к губам покрытый бриллиантами край великолепной одежды девушки.

— Счастье и слава Кулан Титу и бесценному бриллианту, который был дарован ему судьбой, — сказал он, и хотя голос его был хриплым, в нем звучала искренность. — Я сказал что люблю тебя, Тувия, до того как узнал, что ты обещана другому. Я не могу повторить тебе это, но, к счастью, ты знаешь это, так что в нем нет оскорбления ни для тебя, ни для Туван Дина, ни для меня. Моя любовь такова, что может распространиться и на Кулан Тита, если ты любишь его, — в последних словах его прозвучал вопрос.

— Я обещала ему, — ответила она.