Алексей Филиппенков - Воронка

— Ааа, Гольц, ты живой, оказывается.

Вернер резко открыл глаза и увидел, как к нему подошел солдат из соседнего взвода, с которым он общался, когда прибыл сюда.

— Клаус, и ты живой, — с легкой улыбкой проговорил Вернер.

— Как видишь, солдат. Как ты себя чувствуешь после такого, Верн? Тебя зацепило в плечо, тебе нужен врач, — с весельем в душе спросил закаленный в боях солдат.

— Это неважно, заживет, я даже не чувствую. Только вот друг погиб, — с досадой ответил Вернер про Франсуа.

— Да, понимаю тебя, я сам потерял сегодня хорошего товарища, ему прострелили горло. Слава богу, все закончилось. Это же твой первый бой, страшно было?

— Да как-то не успел понять, Клаус, все произошло настолько быстро.

— Да, французы побежали как крысы с корабля. Ты где вообще был? Я тебя вчера весь день и всю ночь в окопе искал, сам же просил научить тебя в карты играть — и удрал куда-то.

— Да я видимо заснул, а ты меня не заметил, народу-то много в траншее, — с улыбкой сказал Вернер.

Клаус встал, похлопав Вернера по плечу, пошел к своему взводу и, уходя, крикнул:

— Кстати, Верн, через два дня нас отправляют в тыл, так что тебе повезло, научу тебя играть в скат.

В воздухе витал легкий, почти незаметный дым от прошедшего пожарища.

Все эти грязь и боль переменились светлым, ярким днем 1980 года. Окружающий мир сменился зеленью и тишиной. Городок Биаш жил мирной жизнью, радуя туристов своими отстроенными улицами, будто стараясь загладить вину перед теми, кто много лет назад сложил тут свои головы. Местность выглядела улыбчивой, раны прошлых лет зажили и взрослый мужчина — Вернер Гольц, стерев с лица последнюю слезу, вернулся мысленно обратно в своё настоящее. Он уже не тот мальчик, что был тогда. Перед нами мудрый мужчина, память и глаза которого сохранили самые кровавые и жестокие страницы истории.

С Соммы прошло много лет, Вернер повзрослел, женился, обрёл покой и мечту, но ненадолго. Он думал, что та воронка — это последний миг его страхов, но он ошибался. В своей жизни он успел все обрести и потерять. Все, что он заработал своим трудом, утратилось за мгновения. Жизнь избила его дважды. Первым ударом была Сомма, когда он еще ничего не понимал и был глупым ребенком, которого просто взяли и бросили в самый ад на земле, не научив и не показав ничего. Спустя двадцать лет после спокойной жизни началась Вторая мировая война, одна из самых кровопролитных за всю историю человечества. В этих двух войнах были уничтожены целые поколения людей, с лица земли стерты целые судьбы. Десятки миллионов людей нашли свое пристанище в маленьком клочке земли, которое стало их домом, но каждый из них так и не понял, почему.

Через несколько лет после возвращения с Соммы Вернер женился, завел семью и стал отцом прекрасного мальчика. Сын Вернера был не похож на отца и являлся полной его противоположностью. Возможно, давали себя знать разные эпохи: вместо мечтаний он занимался спортом и был вполне мужественным молодым человеком, имея цель в жизни, к которой стремился. Вернер старался его воспитывать не так, как вырастили родители его самого. В своего сына он вкладывал то, чего когда-то не получил сам. В одном они с сыном были похожи. Как и Вернер, его сын не смог сидеть дома, пока его страна сражалась и истекала кровью. В январе 1943 года Франц Гольц пропал в Сталинграде. Его тело так и не было найдено. Для Вернера это была катастрофа сродни концу света. Только спустя двадцать девять лет после Соммы Вернер вспомнил слова Франсуа в воронке, и лишь сейчас он смог понять его, ощутить то состояние, когда ты теряешь все, что нажил, когда отбирают родное, отбирают те, кто его не создавал.

Хайнц женился на одной из студенток Йенского университета, за которой долго ухаживал после долгих отказов Агнет. В 1930-х он переехал к ее семье в Дрезден, где стал вполне успешным модельером и открыл несколько магазинов одежды. Он стал хорошим бизнесменом и сколотил неплохое состояние на одежде и магазинах. Создал собственную линию моды, был креативным и продвигал идеи, которые мечтал внести в мировую моду. В 1945 году, в ночной бомбардировке Дрездена Хайнц погиб вместе со своей семьей. Никто не видел его смерть.

Ирма и Гельмут Гольцы легли спать и не проснулись после бомбардировки Йены в 1945 году. Вернер ошибался — они все-таки не развелись, хотя по всем законам жанра это было неизбежно. Пока он был на Сомме, его родители действительно сблизились, опасаясь за жизнь сына. Они так и покинули этот бренный мир, взявшись за руки, как муж и жена. Семья Агнет также погибла при налете на Йену, а сама Агнет выжила и связала свою жизнь с тем, кто действительно ее любил и хранил эту любовь в своем сердце. Альберт Райнер командовал дивизией во время Второй мировой войны, и в 1941 году оказался на восточном фронте под Ржевом, где и исчез бесследно.

Жизнь словно замерла, и спустя столько лет здесь слышны были лишь кроны деревьев, сотрясающиеся от ветра, обдувающего их. Ветер обласкал лицо Вернера, и его взору предстал солнечный горизонт, из которого медленной вереницей тянулась колонна людей. Горизонт стал приобретать очертания. Появившиеся шли маршем. Спустя шесть десятков лет на этом поле снова они — потерянное и забытое поколение той эпохи, триумф которой уже угас, но не умер. Это очертание было всего лишь отголоском юношеских фантазий Вернера, но оно было таким прекрасным, и ведь этот «мальчуган» заслужил их. Строй проходил мимо него и удалялся за холм, куда-то вдаль, где сей мираж терял свое существование. Они проходили рядом с ним и улыбались — призраки прошлого, вечно молодые парни, с душой, полной амбиций и энтузиазма. Немцы, французы, англичане — все, кто когда-то пережил здесь страх и отдал частичку себя этому месту. Он ощущал их здесь, их присутствие, все они были тут, они вернулись. Они все обнимали друг друга: немцы — французов, французы — немцев, англичане — немцев, все были единой болью этого поля. Где-то в строю прошел Руди Байер, улыбнувшись Вернеру, будто говоря: «Ты молодец, спасибо, что не бросил». Одинокой и оторванной от строя походкой прошел Франсуа, подарив свою памятную улыбку Вернеру, сказал: «Помни наши беседы», и, подмигнув ему, отвернулся. Лицо исказилось в плаксивой гримасе, и слезы просто текли ручьем от израненных воспоминаний. Пусть это мираж, но он помнит их лица. Помнит повадки и всё, что с ними связано. Души искалечены, судьбы стерты, а имена забыты. Внешне пожилой, а в душе все тот же молодой, чуть трусливый Вернер стоял возле этого миража, роняя слезу по своим товарищам, осознавая, что он остается, а они снова уходят, оставляя его одного. Даже спустя столько времени он не потерял любовь к ним, и он по-прежнему чувствовал их своим сердцем. Они соединены чем-то своим, у него с ними общая душа, которая плачет и болит. И вот они ушли, ушли туда, где заканчивается реальность, ушли в память каждого из тех, кто будет помнить лица и улыбки, кто навсегда запомнит их молодыми и красивыми, полными планов и надежд. Колонна призраков исчезла, и Вернер Гольц снова остался, остался живым. Он поднял голову в небо и тихо сказал: «Спасибо». Его молодость закончилась здесь, его характер был построен в этом месте. Тогда, в 1916, он провел здесь неделю, но этот отрезок времени заложил фундамент его будущей жизни на шесть десятков лет. Сие место трудно узнать сегодня, но раны прошлого не затянутся еще много лет. Уйдут люди, уйдут года, но память всегда будет жить. Они все живы, пока мы их помним. Пока горит огонь в сердцах будущего поколения, эти ребята всегда будут героями.