Михаил Ахманов - Солдат удачи

Предчувствия безмолвствовали, и он решил, что варианты равноценны.

– Голем! Проснись, мон гар.

Серая туша в дальнем углу кабины зашевелилась.

– Да, хозяин. Слушаю, мой господин.

– Бьен! Спустишься вниз и будешь ждать – вот тут, под скалой с тремя вершинами. Без команды не двигайся. Не хочу, чтоб ты попал под луч дисперсора – жаркое из тебя получится неважное.

– Неважное, шевалье, – согласился ираз. На его голове и плечах вспыхнули щели видеодатчиков, над макушкой серебристым шлейфом развернулась антенна; Голем приподнял переднюю пару ног, потом – заднюю, согнул и выпрямил гибкие длинные конечности. Ираз, искусственный разум, являлся квазиживым разумным механизмом, слугой, оруженосцем, регистратором и складом всяческого имущества, необходимого в походе. Дарт был без него как без рук.

С минуту он наблюдал, как помощник проверяет системы ориентации и связи, затем негромко произнес:

– Извольте поторопиться, сударь! И повторите задание.

– Спуститься и ждать у скалы с тремя вершинами. Без команды не двигаться. – Гулкий бас раскатился в тесной кабине. – Готов выполнять, мой господин.

Рука Дарта описала в воздухе круг, панели обшивки разошлись и вновь сомкнулись, коммуникатор издал хрустальный звон. Серый контур с растопыренными конечностями, напоминающий морскую звезду, быстро опускался вниз, но вскоре его движение замедлилось, звезда вильнула к скале-трезубцу, превратилась в пятнышко, в черную точку и исчезла, слившись с камнем и темными древесными кронами. Дарт, проводив Голема взглядом, кивнул с довольной улыбкой. Пока что он не собирался приземляться – здесь, высоко над рекой и горами, в защитном коконе Марианны, он сохранял свободу маневра и чувствовал себя в безопасности. Пусть вскроется дьявольский котел, и пусть ираз ныряет в него первым… Пусть! Пусть лезет вниз, разнюхивает и докладывает…

Не очень рыцарское поведение – но, с другой стороны, Голем не являлся человеком, а значит, кодекс чести в данном случае был неприменим. Это Дарт усвоил твердо; об этом не раз твердили Джаннах, Констанция и другие анхабы, его снисходительные наставники. Прошло немало месяцев, пока он смирился с идеей, что существа, говорящие и как бы мыслящие, вроде Голема и Марианны, не божьи создания, а неживые вещи, лишенные ментальной ауры и, разумеется, души – такие же, как его скафандр, ручной дисперсор или шпага. Отличие заключалось лишь в том, что шпага, к примеру, была продолжением его руки, а Марианна и Голем – продолжением разума, и потому они помнили, знали и умели говорить. Впрочем, его клинок, хоть и казался неразговорчивым, тоже многое помнил и знал.

Выждав недолгое время, он покосился на экран дисперсора и сделал резкий жест, будто отбрасывая шпагу противника в сторону и нанося стремительный укол. Дегаже, любимый прием кого-то из спутников в прежней жизни… Кого?.. Ни лица, ни имени он вспомнить не смог и грустно скривил губы.

Гудение дисперсора сменилось пронзительным визгом, и Дарт очнулся. Сейчас невидимый дисперсионный луч тоже казался ему гигантской, невероятно длинной шпагой; он будто сжимал в кулаке рукоять и с силой давил на нее, пронзая остроконечным клинком плотный и неподатливый камень. Под ним, на седловине между трезубцем и булавой, рухнув, распались в прах деревья, затем взметнулись тучи пыли; ветер мотал их темные клочья туда-сюда, но облако лишь густело, словно сказочные джинны рвались к свободе, вновь и вновь выталкивая дымную плоть из зачарованных сосудов. Темная пелена расползалась над перевалом, облизывала подножия скал, выбрасывала вверх зыбкие полупрозрачные фестоны; в ее середине – там, куда упирался луч дисперсора, – начали распускаться огненные ржаво-красные цветы. Раскаленная порода не плавилась, не испарялась, а сразу переходила в плазму, ибо дисперсор был не тепловым оружием – собственно, не оружием вообще. Он генерировал поле, способное разрушить молекулярные связи; этот процесс шел с нарастающей скоростью, быстро, экономично и только в зоне, захваченной лучом. В древнюю эпоху на Анхабе такие агрегаты использовались в горных разработках, а также для прокладки каналов и на строительстве дорог. Но дороги, шахты и каналы были давно заброшены, вся поверхность планеты превратилась в парк, а ее обитатели переселились в воздушные замки и города.

Дарт повернулся к гравиметру. Марианна, не дожидаясь приказа, высветила полость крупным планом: темное полусферическое пространство под сероватой гранитной крышкой, которую медленно и упорно таранил невидимый луч. Яркая линия тоннеля становилась все длинней и длинней, багровые сполохи внизу погасли, пыльное облако начало оседать – сквозь него уже различались уцелевшие кое-где деревья, крутые обрывы скал и черное круглое отверстие, циклопический глаз на переносице-седловине. Колодец, пробитый дисперсором, казался достаточно широким, чтобы в нем поместилась Марианна, но посылать ее вниз пока что не было нужды. Марианна являлась залогом благополучного возвращения и к тому же, будучи особой королевской крови, имела определенные преимущества. Место принцессы – в небесах; там, на безопасной орбите, она подождет, пока ее рыцарь не одолеет подземных драконов.

«Но первым к ним в пасть отправится все же оруженосец», – подумал Дарт с усмешкой. Он поднял глаза к передатчику – тонкой спирали, вмонтированной в лицевой щиток, – и тихо произнес:

– Голем? Приятель, ты на месте?

– Да, монсеньор. Готов служить, сагиб.

– Жди. Уже скоро!

В сотый раз Дарт задумался о причинах, определявших его титулование. Иногда он был для ираза хозяином и господином, иногда – монсеньором, шевалье, бваной, принцем или лордом. Тайна выбора казалась ему столь же глубокой, как сам непостижимый искусственный разум, как мастерство анхабов создавать предметы, понимавшие слово, жест и даже выражение человеческого лица. В этом было что-то от магии, черной или белой! От магии, творимой в Камелоте, в цитадели Ищущих, с помощью таинственных приборов и устройств… Но и сами по себе анхабы, конечно, являлись магами, ибо могли принимать разнообразные обличья. Как ему объясняла Констанция, они были такими, какими их хотелось видеть собеседнику. Дарт до сих пор не мог понять, было это насмешкой или проявлением симпатии, а может быть, изысканной вежливости.

Яркая линия на экране почти сливалась с темнотой – вероятно, луч высверливал последнюю преграду. Возбуждение охватило Дарта; он чувствовал себя словно охотник, подобравшийся к ловушке с редкой дичью, или искатель кладов у полной сокровищ усыпальницы. Взмах руки, и слева от него возникло новое изображение: выжженная почва, скалы над сине-зелеными кронами деревьев, плавный изгиб седловины и чернеющее в земле отверстие. Он видел все это глазами Голема – верней, посредством механизмов, заменявших помощнику глаза.