Эдуард Иноземцев - Слипперы

– Какого хрена?! – Я опустил зонт и включил свет.

Тут он повернулся. За те два года, что мы не виделись, он явно постарел. И вполне выглядел на свой возраст. Впрочем, точного его возраста я не знал. Но выглядел он лет на шестьдесят. Может, больше.

– Ты извини, что я навестил тебя без спроса, – усмехнулся он. – Но дело срочное и не терпит отлагательств. Надо поговорить.

Он выразительно посмотрел на зонт, потом оглядел меня. Взглядом Феликса Эдмундовича Дзержинского. Впрочем, он и сам смахивал на Дзержинского. Такой же длинный, интеллигентный с виду, изможденный и с такой же козлиной бородкой. Но без пенсне.

– Для журналиста реакция у тебя не очень, – критически добавил он.

Я кинул зонт на диван. Стянул с себя мокрую куртку и тоже бросил на диван. И неприветливо уставился на него.

– Чего вам надо? – поинтересовался я нелюбезно. – И кто разрешил вламываться ко мне в квартиру?

– Тебе надо выпить горячего чая. А то простудишься, – примирительно произнес он. – Да и я не откажусь, если угостишь.

– С какой стати?

– С той, что я гость.

– Я вас в гости не звал, – заметил я.

Он вздохнул. Как-то устало. Как будто на его плечах лежал груз забот целого мира. Потом отошел от окна и сел в кресло рядом с диваном. Вынул пачку сигарет, закурил. Он чувствовал себя совершенно свободно.

– Макс, надо поговорить, – повторил он. – Если ты гадаешь, как я попал сюда, то у меня есть дубликат твоего ключа. Замок простой, изготовить ключ было несложно. Но милицию вызывать не стоит. Это глупо, да и милиция тебе ничем не поможет. Сделай чаю, а? Или, хочешь, переоденься пока в сухое, а я сам похозяйничаю на твоей кухне? Не против?

Я пожал плечами. Что еще я мог сделать? Полковник встал и, интеллигентно обойдя меня, двинулся на кухню. От него пахнуло не то нашатырным спиртом, не то нафталином. Посмотрев, как он скрывается в проеме двери, я вытащил из шкафа поношенные черные джинсы, водолазку, а из-под дивана – тапочки. Там не подметалось, наверное, уже месяца три, с тех пор как я расстался с Таней. И вместе с тапочками я выволок пыль. Аккуратными клубками. Я подумал, что надо бы подмести, ведь я сплю на этом диване и глотаю эту пыль вместо свежего воздуха. Потом я подумал, что зря расстался с Таней. По крайней мере, она подметала и неплохо готовила, хотя других достоинств у нее не было. Разве что она громко сопела во время секса, но это вряд ли можно считать достоинством. Потом я переоделся, по ходу пытаясь сообразить, чем обязан визиту столь странного гостя. И с какой стати спецслужбы снова заинтересовались моей скромной персоной. Но так как ответа на этот вопрос у меня не было, к тому же на кухне заверещал чайник, я поплелся туда. За ответами и за горячим чаем. По дороге на кухню я два раза чихнул. Если верить приметам, это означало, что я получу и чай, и ответы на свои вопросы. Но в приметы я не верил.

Когда я вошел, мой гость уже успел вытащить пачку чаю, сахарницу и две чашки с ложками. Он покопался и в холодильнике, потому что на столе стояло блюдце с заплесневелой половинкой лимона. Полковник как раз отрезал заплесневевшую часть.

– Люблю чай с лимоном, – уведомил он, увидев меня на пороге. – Садись, приятель. Я сейчас налью.

Какой такой приятель? Он был старше, чем мой отец. Но я не стал спорить и подсел к столу, почему-то чувствуя себя гостем. Странное ощущение в собственном доме.

– Ты неправильно живешь, сынок, – сказал он, подхватив с плиты чайник и наливая кипяток в чашки. Мой нос обдало паром, и я отодвинулся. – У тебя в холодильнике только рыбные консервы, притом открытые, и кусок дрянной колбасы. Ты испортишь себе желудок. А кому ты будешь нужен с язвой желудка? Пакет клади себе сам.

Я вытащил из пачки пакетик чаю и сунул в чашку. Говорили, что этот английский «Ахмад» производят не в Англии, а в Грузии. Но меня это не особенно волновало. Я и так знал, что мы живем в фальшивом веке. Положив себе три ложки сахару, я помешал в чашке. Полковник подсел к столу, аккуратно отрезал себе тонкую дольку лимона, потом погрузил пакетик в чашку, вытащил, снова погрузил, всего семь раз, видимо, чтобы чай получился не очень крепким. Так же аккуратно надавил на пакетик ложкой, вытащил его, пристроил на блюдце, осторожно опустил дольку лимона в чашку, с довольным видом потер руки и отпил из чашки.

– Хорошо, – сказал он мечтательно.

Я снова не стал спорить. Каждый получает удовольствие по-своему.

– Итак, приступим, – проговорил он.

– Давно пора, – откликнулся я.

Полковник косо посмотрел на меня. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но в этот момент снаружи прогрохотал гром. А потом сверкнула молния. Гром и молнию трудно отнести к приметам, но в этом что-то было. Я криво улыбнулся. Он неодобрительно прочистил горло. Побарабанил по столу длинными музыкальными пальцами.

– Ты все еще читаешь людей? – спросил он, изучающе поглядев на меня.

– Иногда. Но теперь получается хуже, чем тогда… Ну, когда мы с вами встретились два года назад, – честно ответил я.

– Хорошо. Очень хорошо.

Я в этом не видел ничего хорошего, но промолчал.

– Помнишь, два года назад ты просил меня об интервью? Тебе было интересно, чем занимается служба, которой я руководил.

– Помню.

– А я отказался, потому что… В общем, понятно почему.

Я кивнул. Он отпил из своей чашки, вытащил новую сигарету, прикурил.

– Так вот… Теперь я готов дать интервью.

Я замер с чашкой в руках.

– Точнее, это будет не совсем интервью. Я готов рассказать о том, чем мы занимаемся. Но только тебе.

– Только мне? – по-идиотски переспросил я.

– Только тебе. И под подписку о неразглашении.

– А тогда какой смысл в этом интервью? Если я не могу его напечатать?

Полковник, хотя, может, и не полковник, а генерал, я понятия не имел о его настоящем звании, задумчиво затянулся и выпустил дым прямо мне в лицо. Я уже год как бросил курить, и проклятый дым показался мне газовой атакой. Но я сдержался. Все-таки это был Полковник. А может, и генерал.

– Тебе ведь тридцать? – полюбопытствовал он, вместо ответа.

– Ну, тридцать… А при чем тут это?

– Тридцать… Это серьезный возраст. А занимаешься ты, извини меня, полной ерундой. Пишешь статейки, которые никому не интересны.

– С чего вы взяли, что они никому не интересны? – обиделся я.

– С того, что ты работаешь в третьесортных изданиях и написанное тобой не имеет никакого общественного резонанса. Ты не поднимаешь никаких проблем, не исследуешь ничего социально или политически значимого. Ты пишешь, потому что тебе просто некуда деваться. Водолаз из тебя не получился, сторож и бродяга – тоже. Я тебя читал, Макс. Ты средненький и серенький журналист, без каких-либо перспектив.