Виталий Крыръ - Гоблины дальнего космоса

  - Ййе-ху! Повеселимся! - Берсерк вынул из-за плеч топор и спрыгнул со стены прямо во двор крепости, во двор, где тут и там валялись оставшиеся видать после строительства в излишке огромные каменные глыбы. За ним последовали Старик и я.

  Серый задержался наверху, нагнулся, опустил руку в кровь, затем лизнул пальцы, цокнул языком, потянул воздух кривым носом. Уж и не знаю, как выглядел его нос до первого перелома, а ведь перелом этот был далеко не последним. Зато щеки и подбородок Серого - согласно наиновейшей гоблинской моде - за последние несколько дней заросли колючей темной щетиной. И вот уже Серый, а за ним и Гóрбач прыгают вниз, размахивая сталью. А на стене показались остальные гоблины.

  Из высокой каменной башни в центре крепостного двора послышались крики - оттуда вываливались стражники, обнажив оружие. Заблестел металл мечей и алебард. Но братья Плывуны разом оттянули тетивы луков, по-гоблински - к правому уху.

  Бронебойные стрелы с вощеными наконечниками вспороли воздух, и первые люди попадали с пробитыми легкими. Гоблины, размахивая оружием и издавая пронзительные, бодрящие кровь вопли устремились ко входу, но люди не отступили - навстречу нам бросились новые воины, сталь ударилась о сталь.

  Любо мне, когда вот так, как сейчас. Когда все ясно и понятно. Когда делаешь больше, чем думаешь. Тогда в голове всякие праздные рассуждения не задерживаются. Не до того. Не до мелкой зависти, обиженного самомнения или карьерной интриги. Зарубил врага - значит хорошо сделал, и критиковать никто не будет, некому. А если он тебе кишки разворотил, то уж точно никакие мысли в голову не полезут. Кто чего стоит, только в рубке и видно до конца. А если не к месту думать начнешь, так тебе первому голову от туловища отделят.

  - Покоритесь... - кричал я, - императору... - уклонившись от алебарды, вонзил ятаган в противника, не успевшего в спешке даже надеть кольчугу, - гоблинов! - Император, кстати, это я.

  В общем, настолько расхвастался своим высоким статусом, что прозевал, и другой человек чиркнул меня булавой по шлему. Да так, что земля поплыла под ногами. Но тут же засвистели стрелы: гоблины вновь спустили тетивы и еще два врага упали на залитую кровью землю. Все-таки братья Плывуны за последние годы метко стрелять наловчились. Недаром столько золота на стрелы извели. А справа уже заходят Гóрбач и Старик, грозя мечом и ятаганом, а в центре Берсерк размахивает топором.

  - Назад! - бородатый человек с длинным двуручным мечом вынырнул из башни навстречу гоблинам, давая своим подручным скрыться в ее стенах.

  Старик едва успел прикрыться железным щитом от быстрого как молния меча, но щит не выдержал удара и треснул. И лежать бы в окровавленной земле престарелому гоблину, если бы я не подскочил и не отвлек врага ятаганом. Но бородатый отбил удар с такой силой, что отбросил меня назад. Таких мощных противников мое императорское величество еще не встречало. Тут, бешено вращая топором и крича нечто непотребное, подоспел Берсерк и снова столкнулась сталь со сталью, и меч преломился. А моя удача на этот раз была со мной и я глубоко вонзил ятаган в грудь человеку-переростку. Зашатался бородатый, покачнулся и рухнул наземь.

  Но оглянулись гоблины - а уцелевшие люди уже в башне и зажгли сигнальный огонь. К бойницам приступили лучники, и запели стрелы. Зашипев от боли, схватился за правицу Старик, звякнула о шлем Серого, соскользнула вторая стрела - мы спешно прятались за глыбы камня, лежавшие во дворе.

  - А-а-а! - победно закричали из-за серых стен дети обезьяны. Хоть и осталось всего четверо, но теперь их было не успеть выкурить из башни до того, как на сигнальный огонь подмога придет.

  - Ну а дальше-то что? - Старик морщился, ютясь за камнем и стараясь унять кровь. - Придумал, император? - Гоблину с трудом удавалось укрыть от стрел свое большое тело.

  - Пока все норм, ждем, - я напряженно смотрел в сторону башни. - Время еще есть. - Была одна задумка, но теперь, как все понимали, она зависела уже не от меня. Да и Старику она с самого начала не понравилась.

  - А дождемся ли? - пожилого гоблина редко удавалось успокоить так просто.

  Тянулись минуты, люди в башне кричали что-то презрительное. Мы угрюмо молчали, проверяя оружие. Но тут скрипнула тяжелая, окованная сыродутным железом дверь башни и из нее вывалился мертвый человек. Затем показалась ухмыляющаяся морда гоблина Проныры и тот призывно махнул рукой. Серый упал со стрелой в боку, но остальные проскочили в башню и последовала короткая схватка на винтовой лестнице. Берсерк сбил с ног первого, а двое людей побежали наверх по ступеням. Вслед полетели топоры и ятаганы, сбили наемников с ног, а там подскочили гоблины и засапожными ножами дорезали врага.

  - Рисковая была задумка у Проныры, рисковая, - брюзжал позднее Старик, пока мое императорское величество перевязывало ему рану.

  Я хотел было ответить, что это всего лишь игра, хоть и самая реалистичная из всех. Если бы Проныру убили, мы потеряли бы только одного бойца, но, притворившись раненым и попав в башню, хитрый гоблин дал нам выиграть весь эпизод.

  Но тут на меня неожиданно навалилась тьма...

  Медленно, ведомое болью, просыпалось во мне сознание. Зародившись где-то в желудке оно темной клейкой массой рвоты подалось по пищеводу вверх и изверглось из пересохшей глотки. Муть отошла, но боль охватила все тело. Огненным обручем она сдавила голову и каждый удар сердца отдавался молотами в размеренно пульсирующих висках. Лобная кость, казалось, не выдержала жара и постепенно переплавлялась вместе с покрытыми буграми извилин полушариями в единое вязкое месиво. В затылке раз за разом разрывались острыми бритвами молнии боли, рассыпались на мириады кричащих и стонущих, каждый на свой лад, осколков.

  Ослепленный, охваченный паникой, я потянулся дрожащими, непослушными руками к голове, но руки оказались крепко связанными за спиной. И тут, неведомо как, ибо мне так и не удалось раскрыть глаза, в моем сознании возник ужасный в своей чувственной реальности образ: в багровой дымке медленно раскачивался темный силуэт, подвешенный за кисти заведенных за спину рук. А из сизой утробы земли неспешно поднимался темно-багровый раскаленный пар, обнимая горячим дыханием краснеющее от жара тело, опаляя до пузырей безвольно ниспадающие ноги и голову с поникшей копной темных волос. Эта картина вспыхнула в моем сознании, как будто созерцаемая со стороны, но я и был тем темным силуэтом, ощущая боль каждым нервом, каждой клеточкой своего тела. И в ужасе, с пониманием полного бессилия перед лицом смерти я очнулся.