Николай Желунов - Закон о тюрьмах

Мальчик не отвечал. Он был без сознания.

— Давай, брат, — сказал Вик.

Мясорубка чмокнула, принимая худенькое тело, и погасла. Нити кровавого тумана в ее сердцевине потемнели, истончились, растаяли. Вик подошел к предводителю и взял того за подбородок:

— Вставай, тварь. Проводишь нас в Содом, а там мы тебя отпустим.

Драхо поднял к нему красное, измазанное соплями, облепленное песком лицо:

— Это ложь… я чувствую ложь…

— Перестань трястись. Я даю тебе слово.

— И вы… ничего не сделаете мне?

— Ничего. Нам нужно в Содом, ты отведешь нас и получишь свободу.

— Спасибо, благородный господин, спасибо, великодушный, добрый господин…

Вик ударил его и выбил два зуба.

— Иди, Бамбула, — сказал он демону, — ты нам больше не нужен.

Бамбула молча указал на Драхо.

— Иди, — помахал рукой Вик, — не тревожься. Настанет и его черед.

Бессловесный демон кивнул, совсем как человек, и прыгнул в Мясорубку.

— Какой черед? — потрясенно прошамкал Драхо, утирая кровь, — ты же дал слово?

— Дурак. Демон не хотел уходить без тебя. Не соври я ему, ты был бы уже мертв.

— Ты и мне врешь! Я никуда не пойду!

— Подумай, Драхо. Разве у тебя есть выбор? Или ты поверишь мне и отведешь нас в Содом, или умрешь здесь и сейчас.

Вик снял затворы с винтовок торговцев и забросил за холм. Гай нашел в одной из сумок «Магнум» триста пятьдесят седьмого калибра и под насмешливым взглядом Вика спрятал револьвер за пояс. В сумке обнаружились также три коробки тяжелых, медно отблескивающих патронов.

— Зачем тебе эта штука, Гай?

— Пригодится, — огрызнулся он, и кинул патроны в рюкзак.

— Оружие негодяев, — рассмеялся Вик, — оружие глупцов. Когда ты поверишь в Бога, брат? Он защитит тебя лучше этого куска стали.

— Я верю в Бога, потому что вижу его дела. Но оружие все равно не помешает.

Вик громко расхохотался, подняв лицо к небу, а Драхо задрожал и выплюнул в пыль кровавый сгусток.

Корова была мертва. Вик и Гай разобрали на дрова повозку, зажарили несколько кусков сухой жесткой говядины, и поели, запивая мясо вином из фляг. Оставшееся дерево Вик стянул обрывком веревки и оставил про запас — по ночам в пустыне бывало холодно. Драхо от мяса отказался, но вина выпил много. К концу обеда он плохо соображал и передвигался ползком. Гай связал ему ноги и руки, и после этого они с Виком подремали, завернувшись в плащи.

Они проснулись, когда солнце за облаками уже начинало спускаться, неторопливо перекусили и двинулись в путь. Драхо снова стал предводителем — он плелся впереди их маленького отряда, указывая дорогу, Вик и Гай шагали следом, сзади ползла Мясорубка. По пути они несколько раз натыкались на следы ног (по-видимому, недавно здесь прошли другие караваны), но через час после того, как друзья вышли в путь с востока порывами задул холодный ветер, и над барханами черным одеялом поднялась плотная пелена пыли; в воздухе носились хлопья пепла, они быстро заносили следы ровным непроницаемым покровом. Вся равнина пришла в движение; смешанный с пеплом песок словно живой шевелился серым ковром под ногами путников, и друзья шагали вперед, прикрывая лица грязными тряпками бурнусов.

— Вик? — позвал Гай. Вик, погруженный в раздумья, лишь что-то промычал под нос.

— Извини, что спрашиваю, — замялся Гай, — я, наверное, не должен…

— Ну говори.

— Ты хорошо помнишь, что было до того, как… ну, до того, как все это случилось?

— А что?

— Я забываю.

Вик долго шел молча, и Гай уже подумал, что ответа не будет, но Вик наконец вздохнул и пробормотал:

— Что-то помню, что-то стерлось из памяти. Помню, что был капелланом в пехотном гарнизоне Бундесвера в маленьком городке. Помню кислый вкус яблок, что росли в моем саду… да, у меня был собственный дом с садом, рядом с кампусом. Помню соседа — безумного старика, говорившего со своей кошкой. Он верил, что может читать ее мысли.

Вик рассмеялся.

— Воспоминания сгорели вместе с прошлым, — задумчиво проговорил Гай, глядя на черную стену пепла, закрывшую небо на востоке, — что-то вспоминается, но трудно сказать, что из этого было на самом деле, а что — ожившие сны. Помню, что учился рисовать… ходил в кино по утрам… точно, мне нравилось смотреть кино по утрам, когда на сеансах почти не было зрителей. — Гай улыбнулся. — Думаю, мир был не так уж плох. Мне кажется, у меня была женщина, и мне было хорошо с ней. Интересно, были у меня дети? А если кто-то из ребят, кого мы спасли сегодня, был моим?

Вик покачал головой, ловко прикурил, закрывая спичку от ветра ладонями.

— Брат, почему Господь уничтожил все это? — спросил Гай — Зачем?

— Зачем? — мрачно повторил Вик. — Я не Господь, и не могу говорить за него, но… вот что я скажу тебе, маловерный брат. Да, этот мир был спокойным и сытым, вдобавок очень самодовольным. Люди редко резали друг друга на улицах, и если делали это, то от безделья и сознания собственной никчемности. Но мир, тем не менее, был переполнен грехом, как чаша, в которую льют через край. Когда я говорил со своей паствой, я называл это добрым грехом.

— Добрым грехом? — взволнованно спросил Гай.

— Добрый грех и на грех-то иногда не похож, но он также противен Господу, как прелюбодеяние, убийство, богохульство. Я достаточно помню, чтобы иметь право так говорить. Что такое добрый грех? Это когда ты не делаешь никому зла, когда даже помыслы твои чисты от него, но дела оскорбляют Бога. Ты помнишь, что такое Интернет?

— Интернет?

— Так называли всемирную информационную систему, куда мог войти любой желающий. Так вот, существовали люди, которые развешивали в Интернете фотографии и фильмы с голыми бабами, и брали деньги за просмотр, а иногда и вовсе бесплатно. Скажи, Гай, кому они делали зло этими бабами?

— Не знаю…

— Да никому. И в Священном писании ничего не говорится об этом, ведь когда его писали, никакого Интернета не было! А церкви для собак, ты слышал о таких? А фильмы, в которых Бога изображали негром, или женщиной, или компьютером? Шоу трансвеститов, однополые браки? А знаешь, что сказал мне один парнишка, которому я пытался объяснить, что пускать по ноздре кокаин — грех? Он рассмеялся мне в лицо, и спросил, какая заповедь запрещает это. Вот это и есть добрый грех.

— Я устал и хочу есть, — простонал Драхо.

— Люди не забыли о Боге, — продолжал Вик, не обратив на Драхо никакого внимания, — но относились к нему, как к забавному старику с седой бородой, что сидит себе на небе в белой хламиде, и занимается своими делами. Они слушали воскресную телепроповедь, а потом переключали канал на шоу голубых. В конце концов, чаша Его терпения переполнилась, и все свершилось, как сказано в Откровении Иоанна Богослова… так-то, парень. Посмотри на этого червяка, — Вик махнул стволом винтовки в сторону предводителя, — он творит зло, даже не задумываясь, над тем, что делает. Он топчет ближнего и радуется жизни на свой манер.