Михаил Ланцов - Русский медведь. Цесаревич

Александр Петрович двинулся в кабину пилота. Он понимал, что «паук» не оставил ему шансов на спасение, но опустить руки и не попробовать он не мог. Поэтому, отстегнув сидящего без сознания пилота, он врубил тормозные закрылки, стараясь сбросить скорость, и потянул штурвал на себя. Ведь энергию самолет набрал неплохую, и ее нужно было сбрасывать.

Но ничего не получилось. Попытка выполнить петлю закончилась лишь оторванными плоскостями крыльев от перегрузки. Да и могло ли быть иначе после «паука»?

Последние секунды Александр с холодным прищуром смотрел на приближающуюся землю. Но вопреки расхожему мнению в его голове не пролетала история всей его жизни. Нет. В голове и на душе было тихо, пусто и на удивление спокойно.

Темнота…

Спустя какое-то время

Александр открыл глаза и поморщился от головной боли.

– Активация прошла примерно так, как и ожидалось, – недовольно проворчал подростковый голос. И замер, так как на него нахлынули воспоминания последних минут жизни. Ему стало душно и очень нехорошо. – Какого черта… – тихо произнес подросток, озираясь по сторонам.

Спустя несколько секунд он увидел небольшой контейнер того самого комплекта, что держал в своих руках в лаборатории. На нем было написано хорошо знакомым почерком одно слово: «Прости».

Подросток аккуратно взял контейнер в руку. Побледнел. И как-то сжался. Что и неудивительно. Не каждый день на твои плечи ложится ответственность за гибель нескольких миллиардов людей… одним махом…

– Доволен? – раздался рядом незнакомый мужской голос. Александр поднял глаза и увидел уже немолодого мужчину с густыми седыми волосами и невероятно пронзительным взглядом.

– Ты кто такой? – с вызовом произнес резко подобравшийся мужчина, лишь по недоразумению выглядевший подростком.

– Не догадываешься? – спросил старик, у которого от реакции собеседника явно повысилось настроение.

– Адонай? – после недолгого размышления предположил Александр.

– Хм. Верно, – ответил, чуть кивнув, старик. – Может быть, ты еще и знаешь, зачем я пришел?

– Не велика сложность, – спокойно и уверенно глядя в глаза собеседнику, произнес Александр Петрович. – Пообщаться хочешь или я тебе зачем-то нужен.

– Наглец… ох и наглец! – покачал головой старик. – Но ты прав. Ты первый человек, который смог учудить что-то подобное. Теперь придется озаботиться вопросами безопасности от вашего вмешательства в стабильные сборки.

– Старик, ты хочешь предложить мне сделку?

– Ха! Сделка между мной и тобой попросту исключена. Не та весовая категория. А понаблюдать за тобой я понаблюдаю. – Александр невольно поежился от таких слов и как-то рефлекторно попытался убрать руку с контейнером за спину. – И вот это я заберу. Не стоит превращать историю в фарс.

– Но… – попытался воспротивиться мужчина, однако контейнер осыпался на постель мелкой пылью.

– Теперь все. Не прощаюсь. После окончания игры мы еще встретимся. Надеюсь, ты не разочаруешь меня. – Старик коротко кивнул и исчез. А спустя несколько секунд около дверей кто-то упал на пол.

«Вот сволочь! Только свидетелей мне не хватало…»

27 июня 1682 года. Москва. Кремль

Петр обернулся на звук упавшего тела и застал немую картину – его любезная матушка Наталья Кирилловна стояла с совершенно белым лицом, украшенным вытаращенными глазами, а одна из нянек лежала, словно куль из тряпок и телес, подле ее ног.

– Доброе утро, – как можно более невозмутимо произнес Петр.

– Доброе, – только спустя минуту смогла выдавить из себя царица. – Кто это был? – Но юный царь не ответил, лишь вопросительно выгнул бровь и молча ждал уточнения. – Седовласый старец, – продолжила царица-мать, – с благообразным лицом и в светлых одеждах.

Наступила пауза. Петр не знал, что говорить, и обдумывал обстановку. «Говорить правду? А нужно ли? Тем более в столь темные времена. На костер, конечно, не отправят, но… чем все это закончится, неизвестно. А если Софья узнает неправильную трактовку, то ему точно не избежать стрелецких бердышей».

«Ладно. Будем стрелять от бедра», – подумал царь и внутренне усмехнулся, вспоминая буквально вылитый облик Архитектора из «Матрицы», который в глазах матери показался «благообразным старцем».

– Это был Петр, – наконец ответил юный царь.

– Как? Кто… – как-то растерянно переспросила Наталья Кирилловна, потеряв разом всю напускную строгость.

– Святой это был, мой небесный покровитель – апостол Петр, – повторил сын, тяжело вздохнув и глядя на матушку так, словно малому ребенку втолковывал очевидные вещи. – И приходил он милостью Божьей наставлять меня на путь истинный, учить и вразумлять.

Мать юного царя, Наталья Кирилловна Нарышкина, больше не сказала ни слова. Лишь постояла несколько минут, глядя на своего сына каким-то странным взглядом, смешавшим в себе ужас с удивлением и уважением, после чего молча ушла…

– Дочь моя, ты понимаешь, что говоришь? – спросил патриарх Иоаким, удивленный не только неожиданным визитом царицы-матери, но и ее в высшей степени странными речами.

– Владыко, своими глазами видела… две девки тоже видели. Да и Петя изменился. Ложился спать ребенком, а с утра… встречаюсь с его глазами, а там нет ни робости, ни волнения.

– Может быть, его распирает от гордости? На днях ведь венчали на царство, вот и оценил наконец да возгордился.

– Нет, Владыко. Там была не гордость, а скорее уверенность, спокойная такая.

– Хорошо, я поговорю с ним. Но, дочь моя, держи эту новость в тайне. Ежели кто узнает из недругов, быть беде…

Спустя час. Покои Петра

– Государь, – поклонился смутно знакомый слуга, – «Видимо, уже успели заменить, дабы странностей старые не заметили», – пронеслось в голове у царя, – к тебе Владыко[4]!

– Так зови его, дурень! Нечего старого человека заставлять ждать, – буркнул Петр, ожидавший прихода кого-то подобного. Не могли они оставить без последствий подобное событие.

Под довольно грустные мысли, впрочем, никак не отражающиеся на лице юного царя, Иоаким и вошел в палаты, стараясь всем своим видом являть монументальность и величественность.

– Доброго здравия тебе, Владыко, – произнес подросток, стоявший до того возле стола и листавший Евангелие.

– И тебе крепкого здоровья, государь, – едва кивнул головой патриарх, демонстрируя не более чем формальную вежливость, а также свой высокий статус.