Виктор Ночкин - Пищевая цепочка

— Да вот… — Будда вывернул карман. Там в самом деле были две снаряженные обоймы.

— Ладно, — буркнул Торец. — Только хрен бы ты его взял, если б не новенький. Мужика дробью посекло, он и вскинулся сдуру под твой выстрел… Что еще у жмура в карманах, проверь, раз уж начал.

— Ну я говорю… — заныл Будда, кривя рот. Но Торец уже не слушал.

— Колян, возьмешь рюкзак, потом проверим, что там. Мистер, Груз, пройдите за мужиками следом. Не высовывайтесь, просто попугайте, чтоб они сразу за нами не наладились… А ты, молодой, ничего. Хорошо держался.

Последнее относилось к Толику. Парень не нашел что сказать, только руками развел:

— Да я… это… ничего…

— Он обрез как скрипку держит, — вставил Животное. — Скрипач, гы…

Это прозвучало совсем не обидно, скорее даже одобрительно.

— Молодец, Скрипач, — снова похвалил Торец, — шпиль и дальше так, не трусь и не робей, тогда приживешься. Только гляди, не зарывайся. Зона смелых любит, но не глупых. А Чардашу я нынче маляву отобью, я тебя принимаю. Твоя доля в счет взноса пойдет, будем должок гасить.

Толик только теперь сообразил, что мог бы и не пройти прописку. Что тогда? Выгнал бы его Торец? Или сразу шлепнул, чтобы лишний человек о нем не трепался, случись что? Но в общем все прошло довольно гладко, а Толик стал Скрипачом.

Хабар в тот раз вышел невеликий, да и держались парни Торца вовсе не победителями. Едва обшарили брошенную стоянку, наскоро перебинтовали Грузу простреленную руку и подобрали все, что представляло хоть малейшую ценность, Торец велел сматываться. И пояснил:

— Эти двое, что ушли, они Корейцу сейчас капель накапают, он на разборку явится. Собаку съел, и сам как собака сделался, злой. Уходим быстро.

Будда казался более общительным, чем остальные члены бригады, и Толик пристроился к нему, чтобы расспросить по Дороге. Толстяк охотно растолковал: новичками в большом лагере на Свалке, кладбище автотехники, верховодит мужик по кличке Кореец. Кликуху он получил за то, что в самом деле как-то съел слепую собаку. Завалило его после выброса в подземелье, жрать было нечего, ну сталкер и оскоромился.

— Злой он, Кореец, потому что жадный, — болтал Будда на ходу, — власти хочет, авторитет зарабатывает. Поэтому к нашему брату он неровно дышит. Чуть что — разборка. Сейчас эти мужики, которых мы прогнали, ему нажалуются, Кореец по следу пойдет.

— Один, что ли? — не понял Скрипач.

— Ага, один… держи карман шире! Мы чего здесь тремся? Потому что на Свалке одиночки, их можно щипать понемногу, вот как сегодня получилось. А где «Долг» под себя гребет или «Свобода», там не развернешься. А теперь Кореец здесь взялся свои порядки заводить, хочет из одиночек бригаду собрать… И они его слушаются, так что если он свистнет, толпой привалят, нам не устоять.

— Факин Кореец, — буркнул Мистер, обгоняя тяжело ковыляющего жирного Будду, — но ты лутше про аномалии юному грузьи. Болше толк.

— Тоже верно, — согласился толстяк. — Вон, видишь, Скрипач, там вроде крутится?

Толик присмотрелся — посреди поляны в траве обнажилась рыжая земля. Над проплешиной медленно, как пылинки в солнечном луче, кружились листья, изломанные веточки, всевозможный сор.

— Это «карусель», — пояснил Будда. — Попадешь в такую — завертит, втянет в центр, а потом — ба-бах. Аномалия разряжается, как взрыв, — все, что затянула, рвет в клочья. Вообще, мне это образование Зоны служит напоминанием о колесе сансары. Вот так нас крутит дольняя жизнь, вертит и влечет путями, смысла которых мы не умеем распознать. Листку в «карусели» кажется, что весь мир вращается вокруг него, а на самом-то деле — наоборот, это он крутится вокруг центра аномалии, а «карусель» тоже не центр мира. Я думаю, все аномалии располагаются в Зоне по определенному плану, как буквы на исписанном листе… Ну, вроде послания нам. Эх, если бы я имел возможность расшифровать эту запись! Я бы разом постиг истину и достиг сатори…

Толик остановился и уставился на аномалию.

— Кто окажется в «карусели», — бухтел толстяк, — того разрывает в куски, потом эти куски сожрут твари Зоны. Собака, например, сожрет. И кто знает, не вселится ли твоя душа при очередном повороте колеса сансары в слепую собаку. Если карма подпорчена, это вполне может рассматриваться как искупление…

— Слушай, Будда, а по-простому ты говорить не можешь?

— Не-а, не могу. А зачем по-простому? Кто просто говорит, тот просто мыслит, потому что наша речь — это мы и есть. Наша речь — вербальная проекция души. Был бы я прост, не смог бы догадаться, что аномалии — это буквы неведомого алфавита, но я…

— А что это там? У «карусели»? — Толик ткнул пальцем. — Вон, красное такое?

Толстяк посмотрел, куда показывал Скрипач, потом торопливо покосился на подельников. Перехватил внимательный взгляд Груза и деланно радостным тоном объявил:

— Опа! Пацаны, стойте! Скрипач «кровь камня» заметил!

А Толик понял, что сглупил. Надо было тихонько заныкать артефакт, но теперь уже поздно. Бригада остановилась, и Животное осторожно подтянул «кровь камня» длинной палкой поближе, поднял и отдал Торцу.

Молодец, — важно похвалил Толика бригадир, — это в зачет твоего долга Чардашу пойдет. Везет тебе, пацан. Первый день, а процентов десять ты уже отработал… Может, и нам с тобой фартить начнет наконец…

Вот тут-то Толик Скрипач и начал понимать, что дела у его новой бригады обстоят паршиво. И чем дальше, тем очевиднее делался этот факт.

Вечером у костра выпили дрянной водки, но и выпивка не сблизила подельников, все держались наособицу.

Колян с Грузом отодвинулись от огня и принялись дымить самокрутками, делали глубокие затяжки и надолго задерживали дыхание — коноплю, значит, в табак добавили. Толик этого не одобрял, хотя приятели частенько пытались приобщить.

Угрюмый Мистер помалкивал, глядя в костер, и рыжие отсветы пламени бродили по его лицу, обрамленному рыжими патлами. Животное снова шептался с Торцом и поминутно косился, не подслушивает ли кто. Торец вдумчиво кивал…

Даже говорливый Будда заткнулся. Сел, выпрямил спину, неожиданно ловко сплел ноги, как настоящий йог, свернул на коленях пухлые ладошки щепотью, и взгляд его сделался пустым…

Толик подумал, что здесь он будет одинок. И еще кое-что понял — что вряд ли когда-нибудь отдаст должок Чардашу. То, что Торец обнадежил насчет десяти процентов, это дело известное: когда каталы разводят фраера, тоже сперва обнадежат, дадут выиграть… Вот так и Торец — намекнул, мол, легко рассчитаешься, чтобы новичок не скучал сперва. А потом он, Скрипач, свыкнется с мыслью, что до скончания веков с этой бригадой будет по Зоне мотать.