Владимир Свержин - Гнездо Седого Ворона

— Говори уже. Кричать-то зачем?

— Согласно докладу трофейной команды, на поле боя обнаружено: 1218 единиц автоматического стрелкового оружия, из них 6 пулеметов, 32 карабина, а также 2 миномета и 23 мины к ним, 1218 162 патрона разных калибров и еще 62 пистолета, именуемых у вас короткостволами. Кроме того, в арсенал Трактира поступило 7014 единиц холодного оружия разных видов. — Он замялся, точно желая что-то сказать и не решаясь.

— Что-то произошло? — насторожился Лешага.

— Так точно. Тремя бойцами трофейной команды было похищено 122 патрона. — В его голосе слышалось неподдельное возмущение. — Я приказал расстрелять мародеров!

— Что? — нахмурился ученик Старого Бирюка.

— Как офицер, на которого было возложено руководство военными действиями, — еще больше разводя плечи, отчеканил Нуралиев, — я приказал расстрелять мародеров. Приговор незамедлительно был приведен в исполнение.

— Ты приказал расстрелять людей в Трактире? — Серые глаза Лешаги блеснули недобрым стальным отсветом.

Офицер на мгновение задумался, ничуть не заботясь реакцией товарища Светлого Рыцаря.

— Никак нет. Они расстреляны непосредственно на месте преступления.

— И никто не возразил? — голос у юнца был хриплым, точно он с трудом выдавливал из себя каждое слово.

Лейтенант бросил на говорящее существо уничижительный взгляд:

— Приказ шерифа — закон для подчиненного, и должен быть выполнен беспрекословно, точно и в срок. — Каждое его слово звучало, подобно удару молотка, забивающего гвоздь в глупую башку непонятливого драконида. — По законам военного времени я обязан покарать ослушника, вплоть до высшей меры, то есть расстрела. Война и без того чересчур жестокое дело, чтобы допускать столь вопиющее разложение личного состава, как мародерство, а уж тем более — нарушение приказа.

— Но они же, наверно, об этом не знали, — вступился за справедливость Марат.

— Теперь узнают все. И, надеюсь, запомнят навсегда.

— Кого же ты приговорил? — глядя исподлобья, процедил Леха.

Нуралиев, казалось, не чувствовал сгустившихся над его головой туч. Едва услышав вопрос, он еще больше вытянулся и с некоторой гордостью отчеканил:

— Некто Макхал, один из людей Анальгина, и боец из отряда Усача.

Марат и Лешага молча переглянулись. Только вчера Усач с его людьми, возможно, спас их всех.

— А если бы я вдруг что-то взял там, на поле боя?! — возмущенно затараторил драконид. Он вдруг вспомнил, с каким удовольствием выбирал для Лилии автомат — самый красивый, с резным прикладом. — Ты что же, и меня бы расстрелял?!

— Конечно, — не моргнув глазом, отозвался офицер. — Закон один для всех, дисциплина превыше личных отношений.

— Здесь так не делают, — хмуро начал Лешага, понимая, что нажил жесточайших врагов в лице тех, с кем хотел бы, в худшем случае, поддерживать вооруженное перемирие. Что бы кто ни говорил, Нуралиева привел он, и благодаря ему тот получил власть.

— Товарищ Светлый Рыцарь, если бы прежде здесь делали именно так, то для защиты Трактира не понадобилось бы принимать столь экстренных мер и, уж конечно, две трети мужчин, способных держать оружие, не разбежались бы, как тараканы, едва услышав о приближении врага.

— Ты не понимаешь… — ученик Старого Бирюка набрал в легкие воздух, чтобы начать объяснять.

— Разрешите говорить откровенно, — дождавшись паузы, вклинился командир взвода аэродромной охраны. — Это вы не понимаете. Но есть те, кто действительно знает, как должно быть, и ценит порядок.

— Кого ты имеешь в виду?! — возмутился Леха. Он встал из-за стола, зажал в кулаке медальон и, едва удерживаясь, чтобы не двинуть наглеца в челюсть, приблизился к нему почти вплотную.

Но смутить лейтенанта не удалось. Уверенность в своей правоте делала его совершенно непоколебимым.

— Утром, перед тем как я отправился инспектировать трофейную команду, меня пригласил Трактирщик. Он предложил стать комендантом, вернее, шерифом этого места. Я согласился.

Бывший страж шумно выдохнул. Конечно, такой оборот событий несколько менял дело. Но что прикажете делать — кричать: «Я не виноват, это все он!». Не в его обычае уходить от ответственности.

Леха еще искал слова, не зная, то ли поздравить, то ли образумить недавнего соратника, когда дверь распахнулась, громко стукнув о стену. Лилия ввалилась внутрь, чуть не растянувшись на пороге. Рядом с ней, подобный черной туче, выступал пес. Шерсть на загривке стояла дыбом, глаза сверкали решимостью последней схватки. Марат шумно сглотнул, предчувствуя недоброе. Замыкал процессию Заурбек. Он пятился, держа автомат на изготовку и поводя стволом слева направо.

— Салам, Лешага-джан, — бросил он, закрывая дверь и подпирая ее стоявшим неподалеку стулом.

— Что происходит? — подхватив со стола оружие и привычным жестом передернув затвор, отозвался воин.

— Это ты меня спрашиваешь, что происходит? Счастье еще, что я наш красавица и твой собака на рынке увидел. Там Рустам со своими людьми и Усач со своими к тебе идут. Здесь, на углу, столкнулись, заспорили, кто первый. Только поэтому успел!

Лешага положил руку на плечо лейтенанта Нуралиева, уже доставшего пистолет из кобуры.

— Я же говорил: здесь так не делают.

Эдвард Ноллан III погладил кончиком указательного пальца массивную бронзовую карандашницу. Дед рассказывал, что когда-то его предок — Грэди Ноллан перебрался из Ольстера в Нью-Йорк, предварительно обчистив дом английского судьи, чтобы разжиться деньгами на пароход, а заодно и на первый случай там. Бог весть, что подвигло Грэди покуситься на эту карандашницу. Она и точно была хороша: библейский Самсон, с яростным лицом сокрушающий колонны. Прекрасная работа старого мастера. Каждый мускул, каждое звено цепи проработаны с высочайшей степенью искусства. Но все же — полтора фунта бронзы!

Как рассказывал дед, на новом месте у предка начались тяжелые времена, однако он не продал вещицу. Эдвард Ноллан I утверждал, что его прапрадед, любуясь ею, мечтал о лучших днях, но лично ему казалось, что тому виной гравировка: «Достопочтенному судье Джону Карлайлу, эсквайру, в день 50-летия от коллег из Принстонского суда». Сейчас уже доподлинно не узнать, что связывало мятежного ирландца с королевским судьей, возможно, трофей был неслучайным. Должно быть, потомки бедолаги-законника сгинули в мировой катастрофе, а может — судьба-насмешница — проживают сегодня в Эндимион-Сити и не подозревают о семейной реликвии, украшающей ныне кабинет главы Организационного Комитета станции.

Юноша, стоящий перед ним, ухмыльнулся, глядя на этот привычный жест. Он хорошо знал историю фигурки.