Станислав Травкин - Последние судьи. Сильнее льва и слаще меда. Книга первая

— Ринермо был туристическим центром, — улыбнулся я, — в нем был не один десяток ювелирных лавок. В одну мы даже зашли…

— А как называлась та лавка? — не унимался алхимик. — Дело в том, что это наше семейное дело… Когда я ушел, хозяином стал мой брат, а позже я узнал, что и он передал ее своему сыну. Четыре сотни лет, конечно, срок большой, но… вдруг?

Рассуждения алхимика казались мне немного наивными, но с другой стороны… Ринермо, в отличие от других городов Славии, всегда был очень спокойным и консервативным местом, местом, которое обошли стороной все пять революций, местом, в котором ничего не менялось.

— А как звали твоего отца? — спросил я.

— Его звали Иеремия Мернман, — задумчиво произнес алхимик, и мы с Катариной едва не подпрыгнули от неожиданности.

Заметив, нашу реакцию, новый знакомый оживился:

— Вы где-то слышали эту фамилию? Вы что-то о ней знаете?

Катарина попыталась что-то сказать, но так и не смогла найти слов. Я пришел ей на помощь:

— Видишь ли, достопочтенный алхимик, когда я говорил, что мы зашли в одну из ювелирных лавок, то под словом «зашли» я подразумевал «ограбили». Так вот хозяина ограбленной нами лавки звали Люис Мернман…

Алхимик тяжело вздохнул:

— Убили, наверное? В наше время разбойники особым гуманизмом не отличались.

Катарина отрицательно покачала головой:

— Нет, зачем же его убивать. Живой и здоровый остался… ну, по крайней мере, до конца света.

— И на том спасибо, — на лице алхимика отразилось облегчение. — Хотя… теперь наверняка и так все мертвы.

— Скорее всего, мертвы, — я не стал напрасно обнадеживать нашего нового знакомого, — после землетрясения вообще мало кто выжил.

Минут двадцать назад мы перешли на первый уровень, и в воздухе вполне ощутимо запахло свободой. Может быть, вам захочется возразить, мол, свобода не пахнет.… Еще как пахнет, друзья! И в нашем случае это был запах багринских каменоломен, запах извести.

— Смотри, Марко, — Катарина указала на карту первого уровня, — мы уже здесь, значит, теперь надо просто идти по прямой, никуда не сворачивая.

С новыми силами мы почти бегом бросились вперед.

— Ну что, алхимик, я же говорил, выберемся, — я повернулся к нашему знакомому, чтобы похлопать его по плечу. Алхимик неподвижно лежал на спине, а рядом с ним растерянно стояла Катарина.

— Он просто поскользнулся на камне и упал, а я не успела его подхватить.

— Сильно он приложился? — склонился я над телом алхимика.

— Боюсь, что сильно, — пробормотала девушка, — он пробил себе затылок.

— Можешь его исцелить?

Моя спутница покачала головой:

— Я не умею лечить смерть…

— Как же так, маленькая, как же так… Целый год сидел у самой преисподней, и никто его не тронул, а тут какой-то несчастный камень! А ведь он, наверное, так хотел снова увидеть свободу.

— Наверное, это та, кто приносит свет, или еще кто из демонов. Он ведь был убежден, что не сможет покинуть лабиринт.

— Ну уж нет… — я посмотрел в темноту тоннеля и потряс кулаком, — он все равно покинет лабиринт, слышите, вы!?

Я подхватил тело нашего товарища алхимика, и мы с Катариной пошли к выходу. Через несколько сотен шагов впереди показался свет… Мы собирались покинуть тоннель с радостными улыбками на лицах, а вышли, скорбно понурив головы.

Ни лопат, ни других инструментов, кои могли бы быть использованы для рытья могилы, у нас не было, поэтому мы просто засыпали тело почившего горной породой и поставили на холмик связанный из молодых березок крест.

— Что вырезать на кресте? — спросила Катарина.

— Так и вырежи: «Алхимик», — сказал я и, подумав, добавил: — А внизу напиши: «он умер свободным».

За время нашего отсутствия многое изменилось. На дороге, ведущей к монастырю, в сотне метров от стены был построен блокпост: два укрытия с пулеметами по обеим сторонам дороги были обложены мешками с песком, дорогу блокировал деревянный шлагбаум, а на флагштоке развевалось знамя с изображением креста.

Часовые узнали нас издалека и, не став дожидаться, пока мы подойдем, выбежали навстречу.

Четверо бойцов выстроились вдоль дороги и по команде старшего отдали нам честь. Мы с Катариной засмеялись и пожали каждому солдату руку.

— А что, старший, — обратился я к высокому парню с перебитым носом, — как дела в монастыре?

— Все спокойно, товарищ командир, уже полгода как спокойно.

— Стало быть, с тех пор как мы ушли, прошло полгода? — спросила Катарина.

— Нет, — заулыбался парень, — с тех пор как вы ушли, уже почти год вышел.

— Эво как, — хмыкнул я, — сюрприз за сюрпризом. А здорово вы с блокпостом придумали, ребята!

— Это товарищ генерал распорядился.

— Генерал?! — удивленно воскликнул я. — Лихо наш майор за один год вырос!

— Нет, — снова улыбнулся долговязый детина, — генерал, — это Василис, а если вы имеете в виду майора Фархада, то да, он тоже генерал и базируется в болотной цитадели.

— Болотная цитадель! Это не тот ли полуостров, где лагерь наемников был?

— Он самый. Только вы его теперь не узнаете. Самая настоящая цитадель, по-другому не скажешь.

Катарина положила мне руку на плечо:

— Много же мы с тобой пропустили! Цитадель отстроили, звания получили. Значит, Василис, генерал? А мы с Марко кто теперь, он не говорил?

— Так точно, говорил, — широко улыбаясь, ответил старший.

— И кто же? — одновременно спросили мы.

— Вы, — долговязый кивнул в сторону Катарины, — маршал, а вы, Марко, теперь генералиссимус.

— Эво как! — выдохнул я, — ну что ж, грех жаловаться… А что это у вас на плечах такое, братцы? Никак эполеты?!

— Так точно, товарищ командир, эполеты, это тоже товарища генерала распоряжение. Новая форма, новые знаки различия, даже ордена есть!

Мы с Катариной удивленно переглянулись:

— Что я могу сказать, маленькая моя, это все и правда в духе Василиса… Пойдем в цитадель, что ли? А ты, друг, кто ты теперь по званию… проводи нас.

— Лейтенант, — отозвался долговязый, — так точно, товарищ командир.

Очевидно, дозорный на вышке уже сообщил о нас генералу Василису, потому как у ворот нас встретил весь командный состав монастыря, или как его теперь называли, крестной цитадели.

— Марко!!! Катарина!!! — с диким воплем навстречу выбежал не кто иной, как сам Василис Коридис, собственной персоной. Вслед за мужем к нам в объятия бросилась темнокожая Ариа.

— А я знал! Я знал, что вы вернетесь! — воскликнул антиец. — Никто не верил, даже моя женушка, а я знал!