Карен Трэвисс - Остров выживших

— Центр, я буду держаться столько, сколько смогу, — наконец выговорила она. — Прошу о немедленной эвакуации, повторяю, о немедленной эвакуации.

Берни подумала, что она говорила по рации достаточно долго и люди, слышавшие ее, смогут установить ее местонахождение. Она выключила связь, чтобы сэкономить энергию. Больше ничего не оставалось делать — только держаться и стараться, чтобы ее не задели проплывающие мимо обломки.

«Сколько осталось до захода солнца?»

Через два-три часа начнет темнеть. Возможно, эта стена поможет ей спастись — если только не обрушится под ее весом. Берни решила перебраться дальше вдоль желоба и вылезти из воды.

На мгновение она ощутила гордость: Берни боялась воды сильнее всего на свете, но сейчас сумела сохранить контроль над собой. Вода не смогла победить ее. Если она сумела справиться с собственным страхом, то сможет все.

— Чтоб тебя! — выругалась Берни вслух и осторожно сунула руку в воду. Она надеялась онемевшими пальцами нащупать моток троса, хотя чувство было такое, будто руки расплющило в тисках.

«Только не урони. Не открывай сумку, подними ее, чтобы барахло не вывалилось».

Берни вытащила из сумки веревку, едва не упустив ее. Следующей задачей было соорудить петлю, чтобы накинуть ее на какой-нибудь устойчивый предмет. Любой солдат умел завязывать булинь одной рукой. Но сейчас, когда Берни не к чему было крепить узел, ей пришлось протянуть трос под рукой, которой она держалась за водосточный желоб. Ей показалось, что прошла целая вечность, прежде чем она покончила с этим. В итоге, медленно, осторожно протягивая веревку, она ухитрилась завязать петлю и сжала конец троса в зубах.

«Так, теперь поиграем в пиратов. Черт, со стороны я, наверное, выгляжу полной идиоткой».

Она перевалилась через желоб, легла на него грудью и перекинула через него ногу. Берни села верхом на стену, едва не потеряв равновесие, — пластина брони на бедре за что-то зацепилась, — затем осторожно подняла веревку двумя руками и попыталась накинуть петлю на шпиль.

«Дерьмо!»

Она промахнулась дважды. И в третий раз. Полимерный трос был слишком легким, а может быть, у нее уже не осталось сил, чтобы накинуть петлю.

«Еще разок…»

Пока она старается что-то сделать, еще есть надежда. Движение помогает согреться.

«И еще раз…»

Петля с влажным шлепком угодила на шею орлу, и Берни натянула канат. Петля держалась. Стена накренилась под углом примерно в пятьдесят градусов; Берни нужно было просто идти вверх, даже ползти, и в таком случае трос точно выдержит ее вес.

«Как странно работает мозг», — подумала она. Оставаться в воде было нельзя, но сейчас даже это казалось менее опасным, чем то, что она затеяла.

Стена была неровной. Пока Берни находилась в воде, ей казалось, что желоб и кромка стены расположены строго горизонтально. Но когда она вытащила одну ногу из воды и уперлась пяткой в какую-то выемку в кирпичной кладке, она вдруг начала соскальзывать вниз. Для того чтобы подняться, ей потребовалось приложить огромное усилие, — казалось, ее внезапно заставили отжиматься. Она ударилась головой о кирпичи и в следующее мгновение оказалась с внутренней стороны стены — одна нога упиралась в стену, вторая болталась над водой, затопившей здание.

Но рукой Берни держалась за трос и почти полностью находилась над водой. Она чувствовала тяжесть, но, как ни странно, ей стало тепло. Нужно было только ползти вверх.

«Это легко. Правда, легко».

Берни необходимо было поверить в это. И думать только о следующем шаге. Именно это помогало держаться в критической ситуации; нужно преодолевать препятствия по очереди — сначала одно, потом другое, затем третье, и в конце концов непосильная, казалось бы, задача будет выполнена.

Она доползла до середины ската. «Когда доберусь до верха, — решила Берни, — обвяжусь тросом, освобожу обе руки и проверю, исправен ли „Лансер“ и какое снаряжение осталось в карманах поясной сумки».

«Пора снова вызывать Центр. Черт бы их драл, ну они же не могли угробить все передатчики, правда?»

Она прижалась к стене и прислушалась. Здания стонали и скрипели, обрушиваясь под тяжестью воды. Но эти звуки доносились издалека, поблизости же раздавались ритмичные всплески — как будто кто-то плыл сюда.

«Я не одна. Боже, я не одна. Это Сорренс. Он выкарабкался».

Берни отдышалась и собралась с силами, затем уселась поудобнее и огляделась. Снова попыталась вызвать по рации Центр.

— Центр, это Матаки, прошу о немедленной эвакуации. Нахожусь на крыше Библиотеки Праотцев. — Плеск приближался. — Центр, ответьте…

Плеск прекратился.

Берни вытянула шею и вгляделась. Сейчас, когда она не смотрела на агонизирующий Хасинто, ей казалось, что это близится буря, и клубы дыма можно было принять за грозовые облака, а не за дыхание умирающего города. В воде она никого не увидела — по крайней мере, никого живого.

— Сорренс?!

Берни не могла забыть об услышанном плеске. Она потянула за трос, чтобы убедиться в том, что тот держится крепко, затем обвязала второй конец вокруг туловища в качестве страховки. Она напомнила себе, что теряет тепло, а впереди предстоит ледяная ночь, поэтому у выживших больше шансов, если они будут держаться вместе.

Упершись ногами в скат, Берни перегнулась через стену, размышляя о том, как вытащить товарища из воды. Поверхность ее казалась твердой и походила скорее на изрезанные маслянистые куски какого-то вещества. Она прищурилась, стараясь разглядеть покачивающуюся на волнах голову. Ничего.

Затем нечто вырвалось на поверхность из глубины.

Казалось, будто из недр моря вынырнула морская свинья. Берни ахнула и отпрянула — это был не Сорренс, и, измученная, Берни не сразу сообразила, что возникло перед ней.

Прямо у ног Берни появился трутень Саранчи — огромный отвратительный серый червяк. Он мог плавать. Он должен был погибнуть, но он был жив. Враг начал карабкаться по стене, по ее стене, к ее убежищу.

— Дерьмо! — воскликнула она и потянулась к ножу, спрятанному в ботинке.

«Королевский Ворон-239», на пути к Порт-Ферреллу

В наушнике Доминика Сантьяго раздался хрип.

— «КВ-двести тридцать девять» вызывает Центр. Как слышите меня?

«Черт, черт, черт, неужели я сделал это? О боже, я убил ее. Я убил ее».

Дом слышал переговоры двух пилотов «Воронов», но для него это был просто шум, бессмысленные сочетания звуков. Тело его функционировало как бы отдельно от сознания; он чувствовал себя так, словно только что очнулся после анестезии. Инстинкт самосохранения, который помог ему выжить во время подземной операции, постепенно выключался, оставляя после себя парализующий ужас, и его захлестывало одно-единственное чувство — острая, невыносимая боль от этого последнего взгляда.