Владимир Горбачев - Темные пространства

При возникновении «Дома» он кем-то из наших чрезмерно бдительных сотрудников был отнесен к общинам конфессионального типа и, стало быть, подлежал контролю со стороны Управления; его включили в группу «А» — «условно опасные». Путинцев всякий раз, когда вспоминал об этом, ядовито усмехался и отпускал какую-нибудь колкость про «кретинов, неусыпно протирающих штаны в борьбе за общественный покой». Я старался пропускать эти насмешки мимо ушей — снять общину с контроля было гораздо труднее, чем включить. «Дом Гармонии» был отнесен к моему ведению. Я должен был время от времени посещать Новый Китеж, проверяя, не нарушается ли там Декларация прав и не попирается ли свобода воли. Признаться, делал я это весьма охотно, несмотря на насмешки Путинцева. Не скажу, что с обитателями поселка было легко общаться — с талантливыми людьми всегда нелегко, — но здесь было очень интересно; необычное это было место, одним словом.

— Ну, если все готовы, поехали! — скомандовал руководитель нашего отряда.

Мягко взревели мощные двигатели, и огромный глайдер, начиненный всевозможным спасательным оборудованием, плавно двинулся с места.

Однако наша поездка оказалась недолгой. Едва глайдер миновал последний поворот и перед нами открылась улица, водитель нажал на тормоз. Прямо посреди улицы, скорчившись, сжавшись в комок, лежал человек. Это была женщина, и она была мертва, тело уже начало коченеть. Мы с трудом смогли повернуть ее. Я увидел закатившиеся глаза и насквозь прокушенную нижнюю губу; кровь, стекавшая по подбородку, уже высохла, и на асфальте осталось лишь липкое пятно. Никаких других ран на теле не было.

Метрах в двадцати, обвившись вокруг столба, словно обнимая его, лежал еще одни человек, а на другой стороне, у низенького заборчика, — сразу двое. И дальше по всей улице виднелись неподвижные тела.

— Понятно… — пробормотал полковник и, обращаясь к своим, скомандовал:

— Давайте берите носилки и системы, все, сколько есть. В темпе, в темпе!

— Надеетесь, что будут и живые? — спросил кто-то. Он не ответил.

…Мужчина лет 40 — 45: скрытый перелом левой руки, сильный ушиб левой стороны лица; по всей видимости, откуда-то упал. Указанные травмы не являются несовместимыми с жизнью, причиной смерти скорее всего является остановка сердца.

Юноша, возраст примерно 20 лет. Перелом обеих ног (непонятно, как он вообще сюда добрался). На левой стороне туловища колотые раны. Возможные причины смерти: болевой шок или потеря крови.

Женщина, около 30 лет. Глубокая рваная рана на левом бедре. Руки сомкнуты на горле, лицо имеет выраженные признаки смерти от удушья. Причина смерти: самоудушение (?).

Женщина, лет 25—27. Повреждена правая нога, колотые раны на левом бедре, правая рука…

— Стойте! У нее пульс! Осторожнее, черт возьми! Систему быстро! Кладите, кладите…

Мне врезалось в память увиденное возле необычайно изящного дома с тщательно ухоженной лужайкой перед ним. На лужайке находилась скульптурная композиция — по всей видимости, бронза, литье. Больше всего это напоминало тянущиеся из земли руки, множество рук. И среди этой металлической рощи стоял человек. Так показалось не только мне. Лишь когда мы приблизились к дому, стала видна ошибка: человек не стоял, он висел на одной из этих рук, надетый на нее, как на вилку, и под ним на постаменте темнела подсыхающая лужа — сколько их мы видели сегодня! Очевидно, он нашел свою смерть, спрыгнув на скульптуру с крыши.

Эту ли находку считать самой страшной? Или девочку, задушенную матерью в своих объятиях? Мать так хотела защитить ребенка от какой-то неизвестной нам угрозы, так крепко прижимала к себе — уже сама теряя сознание, коченея…

Или те трое в бассейне — мужчина, женщина и ребенок. Видимо, они обнялись, прежде чем шагнуть в воду, и так и плавали, сплетясь. Легкий ветерок рябил воду, и тела слегка раскачивались.

За время наших поисков мы обнаружили лишь 27 живых — впятеро меньше, чем мертвых, — трое из них находились в сознании — если это можно считать сознанием. Был тучный и совершенно голый мужчина, прятавшийся (или запертый кем-то) в подвале. Мы обнаружили его по истошному вою, доносившемуся из-за двери; когда мы открыли подвал, он, продолжая кричать, попытался куда-то бежать. Был мальчик — он тоже прятался в доме, но не кричал, и не двигался, и не говорил с нами, однако понимал что-то, потому что наотрез отказался выходить наружу; ему, как и мужчине, пришлось ввести большую дозу успокоительного.

Единственным обитателем поселка, с которым доктору Завадски удалось установить хоть какой-то контакт, была девушка, обнаруженная нами в саду возле дома. Она попыталась убежать, но ноги ее не слушались, и, сделав несколько шагов, она упала. У нее ничего не было сломано, она не была ранена — только сильно исцарапаны руки и лицо вымазано в земле. И она с большим трудом, после нескольких безуспешных попыток, смогла ответить на вопросы нашего психотерапевта, потвердив, что мы действительно находимся в поселке Новый Китеж, что она живет здесь и зовут ее Таня. Однако уже невинный вопрос о времени вызвал у Тани сильнейшее волнение, и она так и не смогла сказать, утро сейчас или вечер; как и в предыдущих случаях, дело кончилось транквилизаторами.

Особо тяжелое впечатление производила центральная площадь поселка. На этой небольшой и очень уютной площади, где вечерами обычно устраивались танцы, сейчас грудами лежали тела погибших и искалеченных.

Здесь наш отряд остановился. Полковник выслал по нескольким направлениям небольшие поисковые группы. Связавшись с базой в Белогорске, он попросил прислать дополнительные бригады эвакуаторов и врачей. Уже все машины экспедиции вошли в поселок, гнетущая тишина исчезла, слышались голоса, спасатели осматривали каждый дом. Прибывшие со следственной бригадой операторы снимали площадь, лежащие на ней тела. В Новом Китеже шла та мрачная и лихорадочная псевдожизнь, что возникает в местах катастроф.

— Ну и что вы об этом думаете? — спросил я. Руководитель экспедиции ответил не сразу — мне даже показалось, что он меня не слышал. Он стоял, привалившись к глайдеру, закрыв глаза. Потом достал из кармана фляжку, отвинтил колпачок и сделал большой глоток, после чего протянул ее нам. Я покачал головой, доктор Завадски сделал то же самое; полковник с сомнением посмотрел на фляжку, сделал еще один глоток и сказал:

— Трудно тут что-то думать. Типичная картина газовой атаки, а газа нет.

— Много анализов сделали?

— Уже 150… нет, 167 проб. В воздухе, в воде, в почве, в крови — нигде ничего.

— А если это был не газ?

— А какая разница? Если что-то вводили в кровь или растворяли в воде, следы тем более должны быть.