Андрей Круз - Ветер над островами

Вой снаружи одновременно усилился и отдалился.

— Уйдут? — спросил я девчонку, продолжая держать проход меж камней на прицеле.

— Можно, — кивнула она. — Однако и нет бывает. Нет, стой, дай ползти.

Она положила руку на ствол «винчестера», опустив его вниз, к полу.

— Почему?

— Стая зажрет, за мы забудет.

Я вновь поразился странности ее речи. Кто она? Балканы какие-то? Вроде немного по-болгарски звучит, или мне кажется? Вроде и свой язык, и не свой. И вообще она даже с виду странная, я таких не видел. Одеждой странная — в смысле не ходят так сейчас. Юбка до колена, с одной стороны длиннее, с другой короче, с запахом какая-то… кавалерийская, черт знает почему так решилось. Куртка узкая, из грубой ткани, шляпа на голове с черной ленточкой. Соломенная шляпа, как на старинных фотографиях, на канотье похожая. На ногах чулки плотные или колготки, не знаю, под подол не заглядывал, и ботинки высокие, со шнуровкой, на плоском каблуке. Странный наряд. И ткань непонятная, вроде… брезента тонкого или парусины, сам не пойму, крепкая ткань.

— Что смотрел? — спросила она меня.

— Да так… — покачал я головой. — Где я?

Действительно, причем тут наряд? А все остальное это?

Джунгли, скалы, гиены, балканский язык и старый «винчестер», который при этом новеньким выгладит, как с завода? Разбитый обоз, колея, где следы только от тележных колес и конских копыт — и ни одного автомобильного протектора? Так где я все же?

— А ты кто есть? — ответила она вопросом на вопрос.

А кто я? Кто? А я теперь и сам не знаю. Нет, знаю, но почему-то чувство такое, что скажи я ей «из Москвы» — она и будет так дальше смотреть, нахмурив брови и явно не понимая, о чем речь идет. А о чем она на самом деле идет, речь эта самая?

— Человек прохожий, — усмехнулся я своему собственному ответу. — Тебе не враг. В беду попал.

— За беда видно, — кивнула она. — Кровь на тебе. Голова.

— Знаю.

Она вновь удивленно посмотрела на меня, затем переспросила:

— Ведаешь?

— Ведаю, — опять подделавшись под собеседницу, ответил я.

Между тем продырявленная гиена поползла к выходу из прохода, медленно, явно подыхая, оставляя за собой кровавый след. Судя по отдаче, калибру и форме пули, достаться ей должно было сильно. Тут орудие серьезное, одним ударом и шоком от него убить может. Сколько пуля весит? Граммов пятнадцать или больше? Может, и больше.

Я выдернул патрон из «бандольеро», осмотрел уже внимательно. Для револьверного длинный, при этом калибр этак сорок четвертый или сорок пятый, не меньше, если на глазок, маркировка на донце непонятная — буква «Р», и все. Гильза в длину сантиметра три с чем-то прикидочно, при этом снаряжен патрон не дымарем: от стрельбы лишь легкое синеватое облачко в воздухе повисло. Так себе порох, если честно: если для бездымного — грязноватый, но и не дымарь. Да и по запаху их не спутаешь. А вообще патрон серьезный, кувалда прямо, только для дальней дистанции я бы такого пользовать не стал, предпочел бы винтовочный.

Застегнуть на себе надо подвесную эту… вон как она на совесть сделана. Старые портупеи напоминает, кстати, тоже кожа, только рыжая, на латунных колечках и пряжках. На плечах ремни широкие, дальше — уже, сзади буквой «Y» расходятся на плечах. Подсумки тоже из толстой кожи, крепкой и надежной, с быстрыми клапанами, как на армейской пистолетной кобуре, на углы приклепаны уголки, как на старинных чемоданах, чтобы не протирались. На века сделано, солидно.

Снаружи донеслось рычание, причем не одной глотки, а вместе с ним — жалобный скулеж, перешедший в отчаянный визг и оборвавшийся. А затем разом, как взрыв бомбы, визг, лай, хрип, возня, хруст костей и треск раздираемой плоти. Прямо здесь, у прохода меж камней.

— Чуешь? — громким шепотом спросила девчонка. — Стая зажрала. Уйдут теперь, за мы ждать не будут.

— Хорошо бы, — кивнул я, втыкая патрон в окошко ресивера.

Впрочем, теперь, с винтовкой в руках и в укрытии, я чувствовал себя не в пример уверенней, чем на дороге — с пустыми руками да прямо перед стаей. Да еще среди кучи трупов. Трупов… девчонка-то откуда? Из колонны разбитой?

— На дороге… — сказал я, показав рукой в ту сторону и стараясь говорить медленно: —…Там ваши? Ты с ними была?

— С они, — вздохнула она. — Убили все, никто не остался.

— Кто убил?

Она пристально посмотрела на меня, как на слабоумного, затем сказала:

— Негры убили. Кто тут убить может? Засада была. Обоз с товар шел, негры ждали. У иных ружья были, остальные рубили.

— Тут что, Африка? — спросил я, услышав о неграх и вспомнив о гиенах.

— Что? — явно не поняла она меня. — За что ты?

— Ну где я сейчас? — растерянно огляделся я.

— Не ведаешь? — удивилась она. — А как ты здесь?

— Не помню, — соврал я, решив не блистать рассказами про «яркий свет в машине»: не прокатят они тут. — Издалека я, а как сюда попал — не помню.

— На голове ранен, — кивнула она уверенно. — Мозги помялись.

— Ну да, типа того, — обрадовался я, убедившись, что скользкую тему мы обошли.

А мозги у меня и вправду «помялись», даже погнулись. Здорово мне по голове приложило — болит, зараза.

— Бога веруешь? — вдруг строго спросила девчонка.

— Верую, — уверенно кивнул я, хоть сам в этом сомневался глубоко.

— И крест есть?

— Был, — опять очень уверенно ответил я, потому что крестильный мой, на шнурочке, дома лежал, в столе, в маленькой коробке. — Но не знаю, где теперь.

Тут тоже не вру. Мне бы знать, где я сам теперь, не то что крест.

— Потерял или краден, — все так же уверенно ответила девчонка, кивнув своей мысли, а затем добавила: — Одетый странно. Ботинки какие богатые, и шерсть хороша в свитере. Чудно, что не взяли.

— Чудно, — кивнул я. — Но мог и просто потерять — не помню я.

— Говоришь странно, — добавила девчонка.

— Себя бы послушала, — ответил я, а затем спросил: — А там, в пещере, накрытый кто?

Она как-то вздрогнула, словно вспомнив, затем лицо ее скривилось некрасиво, словно вот-вот заплачет. Но не заплакала — закусила губу, удержалась. Затем ответила:

— Отец там. Убили его.

Прозвучало глухо. Даже как-то равнодушно. Так бы и подумал, если бы ее лица не видел. Сильный ребенок, уважение вызывает.

— Его ружье? — спросил я, приподняв «винчестер».

— За его, — кивнула она. — Пусть тебе будет. За меня оно сильное и тяжелое, мне револьвер хватит.

Она показала мне свое оружие. Я присмотрелся, затем попросил в руки. Чиниться она не стала, протянула ствол мне. Покрутив его в руках, заключил, что даже гадать не надо, откуда ноги растут у конструкции: это классический британский «уэбли» с переломной рамой. Даже не «уэбли», а «энфилд». Тот же граненый ствол, выполненный с передней частью рамы заодно, только короткий — сантиметров восемь в длину.