Алексей Пехов - Ветер и искры (сборник)

Морассия — страна, славящаяся на весь мир Хары своими мастерами-оружейниками, а также ювелирами и изобретателями.

Набатор — большое и сильное королевство за Самшитовыми горами. Враждует с Империей за ее юг, который на заре времен принадлежал Набатору.

Нириты — раса, обитающая в Брагун-Зане. Поклоняется горе Грох-нер-Тохх. Довольно лояльно относится к людям, хотя и не признает себя подданными Империи. Ниритами правит королева, которую называют Зан-на-кун (Пепельная дева).

Огоньки — маги, использующие светлый Дар. В отличие от Ходящих неспособны создавать сложные плетения заклинаний и управлять Лепестками Пути. Однако умеют передавать жар «искры» другим магам, тем самым усиливая их.

Окни — большой город, находящийся между Катугскими горами и Перешейками Лины.

Перешейки Лины — две каменистые тропы, проходящие через Болота Шетта. Естественная преграда к Лестнице Висельника и Окни, охраняющая юго-восток Империи.

Повелители — так называют Про́клятых колдуны Сдиса.

Приграничный край — территория между Империей и Набатором. Считается землями Набатора, но из-за огромного количества говов, населяющих этот участок Самшитовых гор, не обжита.

Проклятые — восемь Ходящих-мятежников, уцелевших после Темного мятежа. Корь — Митифа Данами (Серая Мышка, Тихоня, Дочь Утра, Стилет Востока, Убийца детей). Лихорадка — Ретар Ней (Альбинос, Старший). Оспа — Аленари рей Валлион (Палач Зеркал, Звезднорожденная, Сестра Сокола). Проказа — Тальки Атруни (Отравляющая Болото, Мать Тьмы, Дарующая жизнь, Мрак Пустыни). Тиф — Тиа ал’Ланкарра (Убийца Сориты, Дочь Ночи, Скачущая на Урагане, Пламя Заката, Клинок Юга). Холера — Гинора Рэйли (Бич Войны, Лисичка, Рыжик, Рыжая). Чахотка — Рован Ней (Владыка Смерча, Сын Вечера, Топор Запада). Чума — Лей-рон (Несущий свет).

Рейнварр — самый большой лес Империи, расположен на северо-востоке, за Катугскими горами, недалеко от болот Эрлики.

Сандон — леса на востоке Империи, у Самшитовых гор, населенные Высокородными.

Сжегшие душу (шей-за’ны) — народ, родственный йе-арре. Живут за Великой Пустыней и являются непревзойденными лучниками. По легендам Сынов Неба, шей-за’ны пошли против своего бога, именуемого у этих народов Танцующим, и были наказаны. У них отобрали души и крылья.

Скульптор — Кавалар, величайший маг в истории Хары.

Сорита — Мать Ходящих, погибшая во время Темного мятежа.

Счастливые Сады — по поверьям мира Хары, в них уходят души праведников. Именно из Садов черпают силу для своих «искр» носители светлой стороны Дара.

Темный мятеж — был поднят группой Ходящих, желавших изменить правила обучения и владения магией. После мятежа восемь уцелевших магов-отступников стали именоваться Про́клятыми.

Улорон (Страна Дубов) — первая родина Высокородных, леса у Катугских гор, отвоеванные Империей у этой расы и возвращенные после заключения мира в обмен на восточную часть Самшитовых гор и Восточные земли.

Хилсс — посох некроманта. Этот магический артефакт получается в результате череды сложных ритуалов и является полумертвой-полуживой вещью, магия которой пробуждается, только если ее владелец «связывает» свою душу с посохом и отдает ему часть Дара и жизненных сил. Набалдашник посоха создан в виде черепа, в точности копирующего череп того, кто управляет хилссом в данный момент.

Ходящие — маги, использующие светлую «искру». По мастерству плетения заклинаний значительно превосходят Огоньков. Также умеют управлять Лепестками Пути, но не могут передавать часть жара от своей «искры» другим.

Га-нор, Лук, Тальки.

Лей, Альга и Аленари, Митифа.

Нэсс, Лаэн, Тиа.

Шен, Рона и Рандо.

Юми

Лет двадцать назад, когда я предавался мучительным размышлениям о необходимости и целесообразности защиты кандидатской диссертации, у меня был добрый знакомый, доктор наук, собравший большую библиотеку фантастики и приключений, в основном на английском языке. Оба мы писали что-то для себя и друзей и строили грандиозные планы на будущее в стране рыночного социализма с человеческим лицом. Кстати, не в последнюю очередь благодаря ему появились ранее неизвестные нашим писателям переводы книг Хаггарда и Лавкрафта, а также масса новых детективов, включая Б. Холлидея и Д. Бэгли. Помню наши ожесточенные споры, где я доказывал, что в первую очередь важна эстетика и культурная составляющая, а он говорил, что все это гроша ломаного не стоит, если «читать скучно». Время, как всегда, ничего не расставило по своим местам, кроме осознания важности личных предпочтений. В конце концов, «интересное чтение» — выбор каждого читателя. Но общие критерии все же существуют, и я вряд ли погрешу против истины в этом послесловии, если скажу, что книги Алексея Пехова одновременно увлекательны и дают место для движения ума и души, превосходящего непосредственное действие. Это как раз тот случай, когда хочется читать дальше, но пролистываешь несколько страниц назад и возвращаешься к предыдущему, чтобы восполнить некоторые пробелы или переосмыслить прочитанное. Насколько я помню, в последний раз у меня такое желание вызвал еще не переведенный четвертый том «Песни Огня и Льда» Джорджа Мартина, а это кое-чего стоит.

Безусловное достоинство авторского стиля заключается во внимании к деталям и зрелой работе со словом (брр, звучит-то как!), а говоря по-человечески, в хорошем писательском даре и явном жизненном опыте, чего недостает многим авторам этого жанра. Поддаваясь неизменному искушению перейти на язык авторских метафор, можно сказать, что он сочетает качества демонологов Алого Ордена, творящих без «искры» (см. «Глоссарий») и Ходящих, интуитивно проникающих в ткань этого мира и лишь потом сплетающих замысловатые колдовские узоры силой своего разума, помноженной на природный дар. Кажется, в фэнтезийном цикле Раймонда Фэйста был чародей по имени Накор, который утверждал, что никакой отдельной магии не существует, потому что весь мир — это сплошная магия, а разумные существа лишь выхватывают из нее разные фокусы. Точно так же и автор пользуется магией слова с повседневной непринужденностью, напоминающей о волшебстве окружающего мира. Он заставляет вспомнить о том времени, когда «Солнце останавливали словом, // Словом разрушали города». К его роли творца я еще вернусь впоследствии, а сейчас хотелось бы остановиться на некоторых примечательных особенностях самих текстов.