Настоящий полковник (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович

А ещё через минуту и пограничный катер зарычал подходя. Гады, где были, пока они двумя игрушечными вёслами эту махину вперёд толкали?

– Я командир отдельного разведывательного батальона имени Иосифа Виссарионовича Сталина! – прокричал Брехт в темноту.

Руки не опустил, ещё пальнут «синие» с перепугу. К нему подплыл катер. Почти такой же, как они у японцев недавно топили. Может, чуть покороче.

– Документы? – ну, точно пограничники, сразу документы им подавай.

– Лапы и хвост – вот мои документы, – хотел им крикнуть в ответ, чтобы шум работающего двигателя на катере перекричать. С катера на него направили прожектор. Вон чё есть у погранцов. Себе тоже такой нужен. Иван Яковлевич сделал себе зарубочку в памяти про прожектора и полез в карман гимнастёрки. Твою ж, налево. Он с документами искупался. Там всё размокло, должно быть. Нет, он не дурак совсем и удостоверение таскал в специальном кожаном конвертике, но он ведь не герметичный, от пота и грязи спасёт, а вот вода дырочку найдёт. В кожу, начитавшись сказок попаданческих, с обеих сторон ещё и железные пластинки вставлены в миллиметр толщиной. Прямо ведь напротив сердца карман расположен. От пули должен девайс защитить.

Полез, достал. Промокло, как и предполагал. Сунул пограничникам.

– Ребята, у меня срочный приказ командарма Блюхера прибыть к нему. А вчера к нам на озеро Хасан Трилиссер с начальником НКВД по Приморскому краю Дерибасом Терентием Дмитриевичем приезжали. Там инцидент серьёзный.

– Щас гляну, – донеслось с катера и, свесившись с борта, пограничник дотянулся до удостоверения, – Почему плывёте с китайского берега?

– Горючее кончилось. Куда хватило, до туда и дотянули. – Встрял пилот.

– Ладно, поднимайтесь на борт. Отвезём к начальству вас, пусть они разбираются, шпиёны вы или не шпиёны, – через пару минут раздалось сверху, видимо что-то осталось не размытое на удостоверении.

– Ребята, там у нас в пассажирском отсеке японский офицер пленный лежит, его тоже захватите.

Мигом попрыгали в воду с катера погранцы и тут же раздалось.

– ……… твою!!! – Ага, унюхали. А сам Брехт как четыре часа терпел?

Событие пятьдесят девятое

Инспекционная проверка:

– Товарищ майор, почему в роте такая гнусная вонь?

– Правильно говорить не «в роте», а «во рту», товарищ генерал!

Василий Константинович Блюхер спал, приняв на грудь стакан казёнки и воспользовавшись молодой женой, когда Брехта с японцем приволокли в штаб ОКДВА. Нет, не руки заламывали. Приволокли, в прямом смысле. Ещё когда с катера на причале сошли, то правая нога комбата делала попытки шагать, а как чуть отошли, то решила стать в оппозицию к остальным органам и слушаться перестала.

– Ребята, дайте передохнуть, – сказал Иван Яковлевич и зарылся мордочкой в замусоренную мостовую. Ветер гонял по ней прошлогодние листья и обрывки газет. Первое мая ещё далеко и субботник проводить будут только через неделю не раньше. Дворников же почти повывели.

– Эй, комбат, чего с тобой? – у пограничника была шпала, и как к нему обращаться Брехт не знал. Всё же гораздо проще станет через несколько месяцев. Шпала – капитан. Три шпалы – полковник. А сейчас – кто он? Начальник заставы? Командир какой-то роты. Пофиг.

– Вася, всё, не могу идти, у меня нога повреждена, – простонал Брехт.

– Я – Андрей, Вася это мой помощник, – поправил «капитан».

– Андрей?! Это здорово, но я, один чёрт, не могу идти.

– Лукин, Зеленский, возьмите раненого на руки. Вчера с вами проводили учения по переноске неходячих.

Зеленский? Дед небось того комика-президента. Грохнуть его прямо тут. Смотришь, по другому пути Украина пойдёт. Хотя, и так по-другому. Хасан на три года раньше начался. Нда, а вот не факт, что настоящего не будет, только более кровавого. Дожить ещё надо, скоро чистки начнутся.

Пограничники сложили руки крест-накрест и Брехт уселся на это сидение, приобнял деда будущего президента. Будет потом, что в мемуарах писать. Приволокли к штабу, сдали дежурному, оставили Васю бдить за японцем и ушли. Дежурный от Брехта отстранялся. Хоть и купался, а пованивало. Сам чувствовал. Эта вещь из желудка жирная, хотя сала и не ел, и отстирывается плохо, да и без мыла дело происходило. Но Брехт ладно, а вот от японского старшего унтер-офицера несло как из сортира. Он, по ходу, ещё и надобности под себя справил. Обе.

Японца, не выдержав амбре, солдатик куда-то увёл, а Иван Яковлевич сел на скамью в прихожей и вырубился. Проснулся от того, что его пнули по ноге, хорошо, что не по больной. Над ним в тусклом свете лампочки на стене стоял командарм Блюхер. Как живой.

– Позже не мог явиться? – это вопрос или просьба.

– Как мог, спешил, восемьсот с лишним километров на самолёте при скорости двести километров час. Потом ещё чуть к …

– Да рассказали мне уже, – Блюхер улыбнулся. – Нда, пованивает. Ладно, Ваня, пойдём, расскажешь, как там воюешь, а потом ко мне поедем домой. Отстираешься, отмоешься. Тут с Москвы из Народного наркомата тяжёлой промышлености комиссия приехала. Сам Орджоникидзе звонил, чтобы их встретили и всё показали. Они из Управления противовоздушной обороны и военизированных спецчастей НКТП СССР. Хотят посмотреть, как ты с Браунингами управляешься. Это всё Мерецков. Когда в марте комиссия была под руководством комиссара Берёзкина хвастать-то нечем, вот про твои Браунинги и рассказали. А там запомнили и заинтересовались. Вот, прислали двух ухарей из Противовоздушной обороны.

Брехт прикрыл глаза. Нужно собраться. И доковылять до второго этажа. Он думал, что тут кипиш, послы японские бегают, Сталин с Будённым усы топорщат, бровями насупливаются. Молнию и с громами грохочут. А тут ребята просто хотят посмотреть, что из Браунингов можно самолёты сбивать. И из-за этого его оторвали от настоящей войны. Хотелось зарычать. Так и сделал. Нет, не от злости. От боли в ноге. Про себя зарычал и дохромал.

Рассказывал в мельчайших подробностях больше часа. Потом по второму разу для гораздо большего числа слушателей. В перерыве, пока большие начальники, срочно разбуженные Блюхером, просыпались и собирались, принесли чая и баранок. Начальники рычали. Эти взаправду.

– Полк перебил, взводом? – зам по кавалерии чуть шашку не выхватил, хотел зарубить вруна.

– Я документы из карманов вынул, у тех, кто попал на полуостров. Это около батальона. Остальных убили на расстоянии. Семь потопленных кораблей видно. Торчат из реки на мелководье.

– Да, кто тебе право дал развязывать войну с Японией. Ты приказ читал не поддаваться на провокации! – гремел комиссар армии Лазарь Аронштам. Брехт про него из будущего одну интересную информацию знал. Он молочный брат Тухачевского. В смысле у них одна жена на двоих. Отбил будущий маршал. Расстреляют потом. Да, всех расстреляют. И жену тоже.

– Я ведь на них не нападаю, я защищаюсь.

– Комбат, ты совсем с ума сошёл, ты бомбил территорию Кореи!

– То есть, нужно было ждать, пока они полк высадят и дойдут до Владивостока. Там нет ни одной нашей части до Артёма, – слабо отбивался Иван Яковлевич.

– Всё, прекратили грызню, – повысил голос Мерецков. – Василий Константинович, что делать будем?

События шестидесятое

Реже бьют смелого в грудь, чаще – трусливого в спину.

Если ты говоришь вслух все, что думаешь, это не признак смелости. Это говорит о том, что тебя плохо воспитывали и пока ещё мало били.

Блюхер был мужчиной смелым. Но не безумным. Потому, дал команду Брехта выстирать в бане, оказать медицинскую помощь, переодеть в чистое и… Посадить на гауптвахту. Какая-то сволочь, скорее всего, Лазарь Наумович Аронштам, приказала выдать Ивану Яковлевичу б/ушную солдатскую форму. И даже шинели не дали. Сейчас лежал на соломенном матрасике тоненьком и кутался в почти прозрачное от старости одеяло. Ещё Муравьёв-Апостол не иначе под ним мёрз. Из положительных моментов было два. Пришёл доктор и вылечил ногу. Оказался небольшой вывих и костоправ его вправил. Покрутил в волосатых своих ручищах и дёрнул слегонца. Брехт от боли пустил газики и вырубился. Очнулся уже с перевязанной бинтами, воняющей мазью, ногой. Эскулапа не было, была миска каши и кусок чёрного хлеба. Не было брегета от Карлуши Фаберже и красивого Кольта. Жалко. Вторым положительным моментом было то, что теперь впервые за неделю можно выспаться. Сытый, ничего не болит, и хоть холодновато, но если в позу эмбриона сжаться и дать мозгу команду о холоде не думать, то можно и поспать. Хоть выспаться перед смертью. Всю прошлую неделю спалось не очень, то бдение на сопке, то переживания в палатке.