Джордж Локхард - Красавицы и чудовища

Иногда он чувствовал боль, читая о злодеяниях. Боль становилась особенно сильной, если в книге описывали гибель юных и новорожденных существ; но поскольку Адам имел весьма смутные представления о детстве, даже подобные сцены не воспринимались им как трагедии.

Куда большее впечатление производили на молодого принца рыцарские саги. Он неосознанно стремился к этому идеалу, не понимая, сколь далеки от реальности героические подвиги очередного Ланселота или короля Артура. На Адама произвёл огромное впечатление роман о похищении злым колдуном дочери одного короля. Герой романа, молодой рыцарь по имени Ричард, объехал полмира в поисках, везде помогая всем, кто нуждался в помощи. Но когда колдун был повержен, а принцесса вернулась к отцу, Ричард отказался от ее руки и грядущего трона, избрав судьбу странствующего рыцаря. Помощь нуждающимся он ставил выше собственного благополучия.

Адам перечитывал эту книгу много раз. В мечтах он воплощался в гордого, благородного, хотя и наивного Ричарда. Больше всего на свете Адам мечтал попасть в страну, о которой рассказывала львиная доля саг. Он понимал, что это невозможно, но в мечтах отбрасывал рассудительность. Адам даже назвал свой замок «Одинокой розой» в честь девушки-воительницы, посвятившей жизнь защите людей от мерзких драконов.

Несколько лет назад, отчаявшись дождаться спасения, Адам начал строить большой корабль. В этот раз он не спешил. Работа была расчитана на годы. Уже имелся остов будущего парусника, две мачты и название. Принц долго подбирал имя кораблю своей мечты, пока не остановился на самом простом и в то же время верном. Адам назвал свой будущий корабль «Сокрушитель чудовищ».

В дни, когда его не тянуло работать или писать книгу, принц тренировался, развивая в себе умение сражаться. Никто не смог бы объяснить, зачем ему это требовалось. Меньше всего это понимал сам Адам. Однако рыцари в книгах постоянно сражались – а принц мечтал стать рыцарем.

От доспехов он отказался сразу. Металла на острове не было, а немногочисленные стальные инструменты требовались для работы над кораблем. Тем не менее, прочитав с десяток романов, в которых рыцарей убивали метким выстрелом в глаз, Адам решил смастерить себе шлем.

Он делал его почти месяц, туго наворачивая медную проволоку на глиняный шаблон. Шаблон он изготовил очень просто – вымазал голову толстым слоем глины, подождал пока та чуть подсохнет и разрезал вдоль. А проволоку принц обнаружил в воронке на краю острова, среди старых металлических обломков, из которых он несколько лет назад сделал себе инструменты.

Готовую заготовку Адам опустил на дно кратера вулкана, к лаве, пока медная проволока не потекла жидким металлом. Шлем получился – заглядение. Он выдерживал удар тяжелой дубины, а это о многом говорило. Адам долго полировал свой шлем, а затем приделал к нему декоративные крылья из дощечек и стальное забрало, где пришлось целую неделю пробивать дырочки. Зато теперь, в тусклом серебряном зеркале, стоявшем в спальне, принц казался себе истинным рыцарем.

Но даже шлем был всего лишь куском металла. Любому рыцарю требовалось главное: меч. Имя мечу Адам придумал давно – конечно же, Экскалибур. Только его нельзя было делать медным.

Принц больше месяца искал выход из тупика. Рылся в кладовых замка, скитался по острову, исследовал большую пещеру на склоне вулкана. Но подходящий металл нашёлся только в воронке. Сам не зная почему, Адам избегал этого места. Смутные воспоминания о горе и страхе словно сочились там из оплавленной земли, причиняя ему боль.

Обугленный кусок нержавеющей стали. Он был до того прочен, что Адам потратил две недели, с утра до вечера разбивая о раскаленный слиток булыжник за булыжником. Лишь затем упрямая сталь приняла форму, отдалённо напоминающую клинок.

Впрочем, принц был счастлив. Отполировав свой Экскалибур до блеска, и снабдив его рукоятью из ножки от трона (поэтому-то трон и покосился), Адам целыми днями фехтовал с тенью, воображая себя победителем драконов. Его не смущал тот факт, что настоящий дракон испугался бы «Экскалибура» не больше, чем палки; принц сражался со Злом, и с каждым месяцем делал это искуснее.

Всё было, да... За четырнадцать лет одиночества и не такое придумаешь. Время от времени на Адама словно находило; он бросал все дела и принимался строить какой-нибудь бесполезный механизм. Строил, любовался, а потом разбирал, готовясь к следующему изобретению.

Самую большую радость доставил ему воздушный шар из пропитанной смолой ткани дворцовых занавесок. Месяц работы, шитья неподдатливой материи, пропитка смолой, ожоги и боль в спине... И целый день ликования, когда детище его рук парило над островом. Адам кружился вокруг своего шара как шмель вокруг лампы, от радости не зная, что делать.

Но вскоре ветер унёс неровно сшитый воздушный корабль в океан. Стоя на вершине утеса, принц долго провожал взглядом своё творение, не в силах за ним последовать. Больше он никогда не строил летающих машин...

Отдаленный гул вернул Адама на землю. Солнце уже почти скрылось, из жерла вулкана подымался столб серо-коричневого дыма. Запах серы пока не чувствовался; ветер уносил ядовитые испарения в океан. В воздухе чувствовалась тревожная, грозная сила.

За годы, проведенные на острове, Адам научился предсказывать погоду не хуже книжных волшебников, и сейчас всем сердцем ощущал: надвигается истинный шторм. В этих широтах они были частым явлением, особенно осенью и ранней весной. Шторма нередко сопровождали ураганы.

Тяжело вздохнув, принц поднялся на ноги. Следовало хорошенько начистить громоотводы, укрепить ставни в тронном зале, натаскать дров, чтобы те успели подсохнуть в тепле, а главное, поохотиться, прежде чем звери попрячутся от шторма. Адам ненавидел охоту. Животные были его единственными друзьями все эти годы, он приручил десятки птиц, нескольких оленей и даже медведя, умершего два года назад от той же болезни, что погубила звероферму. Хотя мохнатые учителя воспитывали маленького принца как подобало его племени, их глубокое уважение к любой жизни не могло не оставить следов на личности Адама. Даже неосознанно, он всегда стремился к гармонии с природой.

«Надвигается сильный шторм», – отметил в дневнике принц. – «Он продлится долго, я чувствую. Близится моя девятнадцатая зима.»

– Что меня всегда поражало в людях, так это их склонность к избирательному мышлению.

Синтия вздрогнула, приходя в себя. Гипнотическое влияние высоты отпускало.

– Буран? Ты что-то говорил?

Конь парил над облаками. Его могучие крылья не шевелились, тёплые восходящие потоки воздуха ласкали перья. Тишину нарушали только посвист ветра да ритмичные удары сердец.