Граф Рысев - Лёха

— В какой академии? — я уставился на неё, на мгновение почувствовав, что голова уже не просто болит, а кружится с невероятной скоростью.

Мария что-то мне отвечала, но я её уже не слышал, потому что земля качнулась под ногами, и я полетел в телегу, успев перевернуться так, чтобы упасть на спину. Котенок заворочался, но пищать перестал, наверное, испугался, бедняга. Но, самое главное, я его не придавил своей тушей. Эта мысль была последней, после чего я потерял сознание.

— Я же не знала, дядя Юра, — голос Марии, в котором уже не было столько самоуверенности, как во время нашего разговора во дворе, отразился от стенок черепной коробки, заставив прийти в себя. Может быть, это произошло из-за того, что её голос раздался у меня над головой? — Я не знала, что он ранен. Когда стрелял, выглядел вполне здоровым.

— А корку крови, запекшуюся на затылке, ты не разглядела? — А вот голос Соколова прозвучал откуда-то сбоку, и я его услышал только сейчас. — И вот как тебя в училище отдавать, если в тебе ни грамма наблюдательности нет, только гонору целый воз с маленькой тележкой?

— Дядя, я не разглядывала графа так пристально, чтобы рану его увидеть, — Мария всё ещё пыталась оправдаться. — И прав ты, известие, что приняли меня на этот первый женский факультет военного училища, голову вскружило. Да ещё и когда узнала, где граф учится.

— И это не является поводом, чтобы надоедать юноше и доводить его до бессознательного состояния. Как он вообще с таким ранением выжил? Неудивительно, что память потерял. — Так, всё-таки Тихон проболтался. Собственно, неудивительно, когда барон моё ранение увидел, то у него сразу же вопросы возникли, по-другому просто и быть не могло. — Я такие случаи видел, даже целители ничего сделать не могли. Просто однажды память возвращается резко, словно по щелчку. Или не возвращается, это уж как повезёт. Заканчивай тут, а я помогу Тихону освежевать тушу, пока окоченение не пошло. — После того, как он сказал последние слова, я его больше не слышал, наверное, он вышел из комнаты.

Ещё немного полежав, почувствовал прикосновение к своей злополучной голове, застонал, и приоткрыл глаза. Больно, как ни странно, от этих прикосновений не было, но и приятного мало, кожа на шее, к примеру, вся мурашками покрылась.

А вот память, вопреки моим ожиданиям, не вернулась. Сознание же я потерял, похоже, из-за банальной усталости и перенапряжения, всё-таки, если верить Соколову, долбанули меня по затылку не слабо. Действительно, как только жив остался?

Немного повернув голову, осмотрелся. Как оказалось, лежал я на кровати в довольно просторной комнате. Мария склонилась надо мной, замерев. Она заметила, что я очухался, но ничего не говорила, просто смотрела взглядом слегка побитой собачки. Если ощущения меня не подводят, она только что закончила перебинтовывать мою рану. Протянув руку, я дотронулся до целого тюрбана, который соорудила эта кукла на моей голове.

— Почему так много бинтов? — спросил тихо, потому что башка раскалывалась, хорошо хоть не до тошноты. Но каждый громкий звук, даже собственный голос, отдавал набатом.

— Мы вас принесли в дом, граф, ваш денщик и дядя сумели вас раздеть и смыть грязь, меня, естественно, не пустили, чтобы помочь, — ну ещё бы, кто тебя, дитя неразумное, пустит на голого мужика смотреть? — А когда Тихон корку кровавую смыл, то кровь пошла. И никак не останавливалась. — Я покосился на девчонку, которая в этот момент разглядывала собственные руки. Что-то ты уже не настолько дерзкая и боевая, как хотела казаться, подруга.

— Я могу ошибаться, но количеством бинтов кровь не остановить, — в голове, кроме нарастающей пульсирующей боли ничего не было. — Тут какое-нибудь обезболивающее есть? Хоть анальгин банальный? — пробормотал я, прикладывая руку к глазам, в которых боль отражалась горением.

— Я не понимаю вас, — отняв руку от глаз я посмотрел на девушку, которая смотрела на меня немигающим взглядом. — Вы про нечто новое говорите? Или то, что в изнанке используется, где ваша Академия стоит?

— Вот кто бы знал? — я снова закрыл глаза. — Мария, вы вообще слышали, что вам дядя говорил? Я ни черта не помню из-за ранения, и вы мне собственными ручками тюрбан намотали, непонятно, правда, зачем.

— Не нужно со мной разговаривать как с недалекой заносчивой дурочкой, — девушка вскочила со стула, на котором сидела и прижала руки к горящим щекам. — Я пытаюсь извиниться, но вы не даёте мне такой возможности.

— Ваше сиятельство, — в комнату вошёл Тихон, неся в корзинке жалобно мяукающего котёнка. — Я уже не знаю, что делать. Кроха кушать хочет.

— Так накормить надо, — по-моему, ответил я вполне логично, вот только Тихон вздохнул и сунул корзинку мне в руки.

— Дык, не знаю, чем, — денщик развёл руками. — Уже всё перепробовал, не есть ничего.

— И чем же всем пробовал? — я приподнялся на локтях, посмотрев на денщика.

— Хлеб размачивал, мясца предлагал… — начал перечислять Тихон. — Вы уж меня, ваше сиятельство, извиняйте, но я же из вояк потомственных, не знаю, что там котята мелкие едят.

— Ты бы ещё крови нацедил с той хреновины, которую я застрелил, — судя по метнувшемуся взгляду, цедил и пробовал кормить. — Охренеть, — резюмировал я, откинувшись на подушку. — А молоко не пробовал найти?

— Нету, — Тихон снова развел руками. — Я же не совсем без понятия, ваша светлость. Это первое, что искать кинулся.

— У меня кобыла жеребенка кормит, может, можно попробовать как-то у неё добыть? — внезапно спросила баронесса, которая внимательно следила за нашим разговором.

— А жеребенок где? — я повернул голову в её сторону. Очень осторожно, чтобы не спровоцировать тошноту. — Его, случайно, не порвали, когда вы от тварей драпали?

— Нет, ну что вы, мы не думали, что задержимся, и оставили его на конюшне. У барона Свинцова целая конюшня. А жеребенок уже взрослый, ему материнское молоко не нужно, чтобы выжить. — Ответила Маша, а я долго и пристально смотрел на неё. Она глаз не отвела, за что уважаю, но вот всё остальное… М-да. Я хоть и без памяти, но такое помню, как разделку туши, например, или стрельбу.

— То есть, вы хотите сказать, что до сих пор не избавили несчастное животное от страданий?

— Что вы хотите этим сказать, граф? — Маша поджала губы. — Вы считаете, что я способна убить кобылу, только потому, что рядом с ней нет жеребенка?

На этот раз я смотрел на неё ещё дольше, прежде, чем задать вопрос.

— Где вы проходите обучение, баронесса?

— Мои документы приняли на первый курс Иркутского военного училища, — в голосе девушки прозвучала такая гордость, что я невольно восхитился.

— Понятно, — я отвёл взгляд от хорошенького личика и принялся подниматься с постели, стараясь не делать лишних движений. — Вы даже не представляете, как я за вас рад, просто счастлив. Вот только я не имел в виду, что лошадь нужно пристрелить. Её нужно подоить, потому что ей больно, но, вы всё равно не поймёте, так что даже не пытайтесь вникать.

Баронесса пыхтела от возмущения, пока Тихон помогал мне надеть куртку. Судя по тому, что рубашка и штаны всё ещё на мне, возникает вопрос, как меня мыли, не раздевая, что ли? Зачем тогда девицу выгнали? Даже разбираться не буду, наверняка всему этому есть вполне логичное объяснение.

— Тихон, тут есть, чем уменьшить боль? — тихо спросил я.

— Ох ты, вот дурья башка, всё с котеночком возился, да про лекарство совсем забыл. — Тихон хлопнул себя по лбу и вытащил из кармана флакон с мутным содержимым. — Вот, ваше сиятельство, выпейте, головушка враз болеть перестанет.

Спорить я не стал, вряд ли Тихон вот прямо сейчас вздумал меня отравить. Выхлебав мутную тошнотворную бурду из флакона, прислушался к ощущениям. Боль прошла вдруг. Только что голова готова была расколоться на сотни мелких частей, и тут на тебе, ничего не болит, и лишь тяжелый тюрбан на голове напоминает о ранении.

— Тихон, что это было? — спросил я, сделав несколько движений головой. Боль не вернулась и это было просто отлично.

— Так ведь стандартная вытяжка от болей разных, — ответил Тихон. — Домик охотничий, а на охоте всякое может случиться. Вот вернёмся домой, я графу всё доложу. Сколько флаконов лекарства истратили, сколько бинтов… Хм… — Он посмотрел на тюрбан, крякнул, и закончил. — Сколько бинтов извели.