Владислав Выставной - Кремль 2222. Киев

– Ну, чего нового?

Книжник вздрогнул. Рядом бесшумно возникла ладная фигура Зигфрида. Воин умел подкрадываться незаметно, и привыкнуть к этому было трудно.

– Да все так же, – отозвался семинарист. – Степь и степь. Ничего нового. Глядишь, так и доедем без приключений до самого Купола.

Он тут же прикусил язык. Плохая примета – заранее отмахиваться от неприятностей. Путь-то впереди неблизкий. Это не говоря даже о том, что и Купол над Москвой – сам по себе серьезная преграда. Но когда все спокойно, может показаться, что все это далеко и неправда. Ведь сейчас дует приятный теплый ветерок, да греет солнце – все это прогоняет дурные мысли.

Да только Зигфрид цепко поймал его на слове, усмехнулся:

– До Купола, говоришь? Мы и до Перекопа едва доехали, и то проскочили чудом. Спасибо Тридцать Третьему – дал чертям жару. Снарядов, считай, меньше половины осталось.

– Что – снаряды, – пробормотал Книжник, вспомнив минувшую жаркую ночь. Сжал покрепче арбалет. – Они же пути разобрали! Хорошо, что для «Дракона» это не помеха…

– Вот-вот, считай, легко отделались, – продолжал вест. – А что дальше будет?

– Смотри, не накликай! – буркнул Книжник

– А ты не расслабляйся! – веско отозвался воин. Поглядел вдаль, прищурился. – Это еще что такое?

– Чего там? – Книжник пытался проследить взгляд друга, но ничего не увидел – солнце слепило. Да и не так остер у него взгляд, как у воина народа вестов. – Не могу разглядеть…

– Да вон же, на путях, между холмами. Не видишь, что ли?

Теперь и Книжник разглядел по ходу поезда крохотную черную фигурку. Та замерла прямо на рельсах. Мут какой-нибудь? Уже столько безмозглых тварей намотал «Дракон» на тяжелые железные колеса, что и вспоминать не стоило, но сейчас легкое беспокойство кольнуло сердце.

Никакой это не мут. Фигура была человеческая. Что, конечно, не являлось гарантией того, что это не мог быть мутант. Однако все же есть разница между мутом диким и мутом разумным. И разница эта не в пользу разумных – те всегда опаснее.

Паровоз издал резкий свист: механик в своей бронированной кабине заметил препятствие. А еще через несколько секунд раздался протяжный гудок и бронепоезд начал снижать скорость.

– Чего это он тормозить решил? – нахмурился Зигфрид, легко подымаясь на ноги. – Пойду Три-Три скажу, чтобы прибавил ходу!

– Ты что? – всполошился Книжник, подрываясь следом. Тревожно поглядел на приближающуюся фигуру. – Это же человек!

– То-то и подозрительно, что человек, – не оборачиваясь, сказал Зигфрид. Он быстро двигался по направлению к паровозу. – Откуда здесь взяться человеку?

С короткого разбега вест перемахнул на угловатую, закопченную махину паровоза. Иногда Книжник спрашивал сам себя: откуда здесь только копоть взялась, если двигатель локомотива – ядерный?

Быстро пройдя до уродливого выступа кабины, Зигфрид заколотил кулаком в щиток над смотровой щелью, заорал:

– Прибавь ходу, Три-Три! Захочет – с пути соскочит, а нет – сам виноват!

Книжник растерянно переводил взгляд с фигуры неизвестного на Зигфрида. Эта неподвижная фигура почему-то внушала тревогу. В голове мелькнуло тоскливое:

«Вот же, накаркал!..»

Поезд стал снова набирать ход, и одинокая фигура приближалась все быстрее. Незнакомец даже не думал уступать дорогу. Еще немного – и его просто сметет с пути мощной машины.

И Книжник не выдержал. Внутри будто что-то сорвалось. Метнувшись вслед за Зигфридом, загрохотав по железу тяжелыми ботинками, он достиг кабины и, оттолкнув воина, припал к узкой обзорной щели, завопив скрытому за броней машинисту:

– Тормози! Слышишь! Тормози, я сказал!!!

И тут же кубарем полетел на узкую площадку, едва не свалившись на насыпь, – благо не позволили ржавые поручни. Душераздирающе завизжал металл, бронепоезд затрясся, как в лихорадке. Реакция у Тридцать Третьего завидная – как и полагается кио. Экстренное торможение сопровождалось тряской и скрежетом, древние рельсы грозили пойти вразнос. Впрочем, до самого последнего момента казалось, что спохватились слишком поздно. Еще немного – и неизбежный смертельный удар отбросит хрупкое тело этого упертого. Из-под колес сыпались искры, бронепоезд продолжал ползти вперед – бесконечно долго, словно рельсы были густо смазаны солидолом. Конечно, так только казалось, и железная махина, наконец, остановилась.

Почти уткнувшись передней платформой в фигуру неизвестного.

Где-то за спиной, со скрипом открыв бронедверцу, выглянул из паровозной кабины Тридцать Третий. Выглядел он слегка удивленным и немного раздосадованным – хоть и говорят, что кибернетические организмы не испытывают эмоций.

За несколько секунд до этого Зигфрид уже соскочил на гравий и со звоном выдернул меч из заплечных ножен. Он шел вдоль пышущего жаром борта паровоза с явным намерением разобраться с дерзким незнакомцем. Поверху, по крышам паровоза и броневагона, к передней платформе двигался Книжник, на ходу взводя тетиву электрическим приводом. Получилось не сразу: новый арбалет ему сделали севастопольские умельцы по описанию прежнего, потерянного в блужданиях по древней Тавриде. Оружие вышло на славу, но имело непривычные особенности.

– Есть!

Тяжелый заостренный болт, наконец, выскочил со щелчком из магазина, заняв свое место в направляющих перед тетивой. Вскинув арбалет на уровень глаз, Книжник осторожно выглянул с края платформы. Моргнул, коснувшись спусковой скобы потным пальцем и не зная, что делать дальше. Потому что, как на стену, наткнулся на взгляд пронзительных, глубоко посаженных глаз. Эти глаза в болезненных темных кругах притягивали к себе, как гипнозом. А может, то и был гипноз – стоило большого усилия сбросить этот тяжелый, пронзительный взгляд. Да и то, это удалось лишь потому, что на плечо незнакомца легла тяжелая рука Зигфрида.

– Чего встал тут? – хмуро, с угрозой проговорил воин.

Незнакомец молча перевел взгляд на воина. Зигфрид спокойно выдержал это, только Книжнику показалось, что у того дернулась жилка на виске. Наверное, только показалось – с чего это весту нервничать перед каким-то убогим? Он и впрямь выглядел не вполне нормальным: в каком-то бесформенном рубище из мешковины, ниспадающем рваными клочьями. Уродливый мешок за плечами да сучковатый посох в руках – вот и все его имущество. Только лицо в окаймлении узкой, с проседью, бороды, выделялось какой-то благородной и в то же время жутковатой отточенностью черт. И никаких признаков оружия при ним – довольно странно в таких диких местах. Если бы не этот острый взгляд, можно было бы принять его за обыкновенного полоумного бродягу. Только не выжить безумцу в этих пустынных местах. Да и нигде не выжить, по большому счету. В одиночку вообще не живут долго, и только в очень немногих местах на этой земле могут позволить себе содержание таких вот бесполезных людей.