Александр Зорич - Пилот мечты

Я иду в первой волне, моя задача расчистить дорогу от зениток. Это все потому, что я — чемпион третьего курса по пилотажу и на втором месте по стрельбе, с меня и спрос больше.

«Шакалы» накроют цель через девять секунд — в меня успеют выстрелить, и не раз. Я обваливаю флуггер с километра обратно на предельно малые высоты и уже там, у земли, даю пару крутых виражей.

— Опасное пилотирование, — укоризненно замечает парсер (это правда, на таких маневрах кадеты и гробятся). — Рекомендую провести противозенитное уклонение в автоматическом режиме.

Ну это дудки! Я уж как-нибудь сам.

— Контакт с батареей, — говорит парсер.

На панораме высвечивается: «Отклонение 20, превышение 7. Отклонение 10, превышение 3. Отклонение 4.»

Все-таки успели пристреляться! Ведут строго по горизонтали, превышение 0.

Далее парсер фиксирует накрытие целей ракетами, красные метки гаснут. А еще он докладывает ровным голосом, дублируя слова отметками на боевом индикаторе истребителя.

— Есть контакт с лазером ПКО. Повреждение правой плоскости. Повреждение механизации второго оружейного отсека. Невозможно выпустить фантом.

Попали, сволочи!

Мы проносимся над верхушками холмов. Вот она, впадина, вот они, коробки пенобетона и жестянки тракторов! Я спускаю с цепи оставшихся двух «Шакалов» по целеуказанию парсера, и форсажу прочь! Надо успеть проскочить низину до пуска зенитных ракет!

Низина проносится под брюхом за две секунды, я успеваю отработать лазерными пушками по танку и удовлетворенно наблюдаю, как гаснет метка.

— Цель поражена. Шакал-5, Шакал-6, цели поражены, — бесстрастно говорит парсер.

Ну что же, хорошо! Три основных мишени в один заход — два строения и танк, да еще две зенитки — это без пяти минут значок «снайпера», и без двух целей зачет. Оставшуюся пару придется добивать лазером в пикировании, «Шакалов»-то не осталось, но это ничего. Справимся.

Вот что значит хороший план операции: подкрались, отработали, удрали!

— Пуск ракет ПКО, — говорит парсер. — Ракета-1, дистанция тридцать семь, ракета-2, дистанция тридцать восемь.

— Нас ведут! — крикнул Оршев, благо радиомолчание больше не требуется. — Ты пуск засек?!

— Засек! Подпускаем на пять, вываливаем фуллерен и делаем «кобру»!

— Меня «кобра» не спасет, у меня второй «банан» с фланга!

— Короче, уворачиваемся и вверх, а то график погорит!

— Кадеты, время! — слышится голос Булгарина. — Стараемся, кадеты, стараемся!

Я едва удерживаюсь, чтобы не послать каплея, ведь если нас собьют, то не видать зачета, и график не понадобится! Это он нарочно блажит, для создания боевого нервяка.

От ракеты мы увернулись. Парсер зафиксировал поражение левой консоли снопом осколков от дистанционного подрыва, но несерьезно, даже аэродинамические рули исправны. Вся эскадрилья в строю. И, о чудо, все отстрелялись мастерски! То есть перспектива зачета из туманной превратилась в реальную.

Маршрут ведет нас вверх до высоты сто, где мы построимся и пойдем добивать полигон с пикирования.

И тут…

— «Дзуйхо» всем! «Дзуйхо» всем! — оживает экстренная связь. — Говорит Кайманов! Обнаружен посторонний звездолет, повторяю, посторонний звездолет! Запрос «свой-чужой» игнорирует. Цель не опознана! Повторяю, цель не опознана! Немедленно прервать выполнение учебной задачи и возвращаться к «Дзуйхо»! Повторяю: всем на полной скорости к «Дзуйхо»!

— Ниппонский бог! — отзывается Булгарин. — Кадеты, слушай мою команду! Всем собраться в точке рандеву по моему целеуказанию! Всем держаться в хвосте пилотов-инструкторов, вперед не вырываться!

— А я что говорил? — это Глаголев. — Вот Богун тихарила! Ты только послушай, на аналоговом канале!

— Что, опять?

— Опять — это не то слово!

Я повел истребитель по булгаринским координатам. Сзади, как приклеенный, держится Оршев.

Психика на известие отреагировала спокойно, без сердечных замираний. Кто, скажите на милость, может быть в Солнечной? Конкордианцы, они же в просторечье клоны? Чоруги? Со вторыми у нас мир, с первыми — дружба навек; собратья по Великорасе, как-никак, хоть и двинутые по фазе.

А что у нас на аналоговом?

— Андрей! Румянцев! — кричит Оршев, да-да, кричит! — Вруби аналоговый!

На аналоговом было что послушать.

— Шап-шап-шапп… шапанат… шап… шеп-шеп… шпанат-шап-ша-шап… — Шипящий шквал звуков царапнул мои трепетные нервы. Шипело и скрежетало. Но это были не помехи. Упорядоченный сигнал. Настолько чужой, что психика запоздало среагировала тем самым сердечным замиранием.

— В бога мать их душу, это что такое?! — послышалось восклицание капитан-лейтенанта Петровского, инструктора второй эскадрильи.

— Не богохульствуй, — одернул его Ефим Епифанов — инструктор третьей. Он был с Большого Мурома, так что речь его отличалась повышенной обстоятельностью. — Имя Божье всуе не поминай! Но звуки похабные.

— Я же говорил! А ты не верил! Вот теперь послушай! — снова Глаголев. — Мы со Славой прошлый раз только секунд пятнадцать это слушали, и то тихонько. А теперь… блин, да сигнал просто ох…нной силы!

Глаголев начал материться в эфире. Значит, нервничал. Сильно нервничал. Я от него за три года грубого слова не слышал ни разу, а тут пожалуйста. Да еще на открытом канале… Если выдержанный и флегматичный Глаголев матюгается, значит, все очень плохо!

В эфире родился страх, он пополз через динамики прямо в наши сердца.

— Все заткнулись! — рыкнул Булгарин. — Внимание на экстренный!

— Здесь Кайманов! Цель разделилась! Они… поднимают флуггеры?! Слушать приказ: все машины на взлет! Прикрывать ближнюю зону авианосца, огонь только ответный! Первыми не стрелять! Повторяю, первыми не стрелять!

Теперь мы видели его.

Мощные устройства слежения и беспилотные зонды-разведчики «Дзуйхо» вцепились в незнакомца, передавая нам вылизанную цифровую картинку.

Громадина нечеловеческой конструкции. Четыре километра в поперечнике, не менее пяти — в длину. К массивной центральной гондоле на пилонах прилеплены четыре сдвоенных серповидных надстройки. Сильнее всего чужак напоминает крючок на акулу, если бы акула вымахала километров этак до ста!

Ничего похожего на иллюминаторы. Глаз привычно силится найти маршевые или маневровые дюзы — и тоже не находит.

В телеметрии видна нехорошая масть чужака: от холодно-голубого до темно-синего, тоже предельно холодного. Смотреть на звездолет неприятно, цветовые переливы будят безотчетное беспокойство.

Чужак поднимал флуггеры, если их можно было так назвать. В носовой части центральной гондолы растворились шлюзы и… в космосе почти одновременно объявились двадцать летательных аппаратов! Чужак выстрелил их с темпом очереди из пулемета!