Михаил Гвор - "Ребенки" пленных не берут

— Олег! Как зовут Амонатова?

— Саттах, — удивленно отвечает Олег.

— Не бека. Сын? Внук? Фаррух? Есть такой? Фаррух Амонатов?

— Внук. Правая рука старика. Самый вероятный наследник.

Старый идиот! Как всё просто! Четыре года не мог допереть! «Где я слышал?» Не увязал местного бека с шахматами. Да и неудивительно.

— Не «Великий Умелец». Гроссмейстер. Фаррух Амонатов. Играл с Борькой за МИФИ. Какие номера на машине?! Регион?!

Но Олег уже вызывает Потапа по рации, а Леха вылетает из помещения и бежит в сторону Питомника. Как ни удивительно, но Верин оказывается быстрее радиосвязи, и, через считанные минуты, орет с порога:

— Новосибирск! Пятьдесят четвертый регион — Новосибирск!

Новосибирск! Борьчик… живой… здесь, в двух шагах… Борьчик…

— Борьчик…

— Пап! Мы его вытащим! Ближайшей ночью! — Олег волнуется не меньше меня. Но, видно, что не совсем захлестнуло эмоциями. Сын прокачивает обстановку. Глядя на него, сам включаю голову.

Кто бы знал, как мне хочется побыстрее! Хоть бы одним глазком… Но… Собраться, Витька! Собраться и думать! Боря — гость, а не пленник. Выкрасть гостя — оскорбление! Тихо и незаметно не получится. Амонатовские — не мальчики для битья. Будут потери. И кровный враг вместо потенциального союзника. Зажать эмоции! Нельзя красть. Вообще, ничего нельзя! Только…

— Отставить! Боре ничего не угрожает. Если это вообще он. На всякий случай, поручи за ним присмотреть. Маме ни слова! Наде тоже! И особенно — Саньке!

— Она овец пасёт.

— Тем лучше! Работаем по старому плану. Только немного скорректируем…

— Ассалам алейкум, Фаррух!

— Ваалейкум ассалам! «Язык» Ирбиса не будет возражать, если мы перейдем на русский? Хотелось, чтобы и мой друг понял, о чем идет речь.

— Конечно. Твои люди оставили знак. До кого ты хочешь донести свои слова?

— Тут немного другая работа. Нужно найти человека. Известно только имя и фамилия.

«Язык» задумался. Молчание продлилось несколько секунд:

— Найдем. Если он в Таджикистане. Если нет, то нет. Имени с фамилией достаточно. Но чем больше мы знаем, тем быстрее получим результат.

— Он русский, — подался к гостю Фаррух. — Задача упрощается?

— Из Дивизии?

— Нет.

— Нет? — знаменитая невозмутимость на долю секунды изменила «языку» Ирбиса. — Но русские только в Дивизии.

— Тем не менее, нам нужен русский, который не в Дивизии.

— Необычно. Назови имя.

— Юринов Виктор Вениаминович, — сказал Боря, внимательно вглядываясь в ничего не выражающее лицо таджика, — шестьдесят второго года рождения. Или его сын Олег. Восемьдесят пятого. Они Вам знакомы?

— Что-то еще про них известно?

— Они были в этих местах на момент Войны.

— Хорошо. Что передать этим людям? Когда мы найдем их?

Борис открыл было рот, но Амонатов опередил:

— Вот, — бек протянул посланцу маленькую фигурку шахматного короля. — Любой из них поймет. И еще скажи, что он и его друзья — желанные гости в моем доме. Гости Фарруха, — имя было выделено голосом.

— Хорошо. Ответ будет оплачен тобой?

— Конечно. И готов доплатить, чтобы все прошло как можно быстрее.

— Ни к чему, мы никогда не тратим время зря. Всё?

Фаррух посмотрел на Юринова. Борис минуту молчал. Потом спросил:

— Скажите, рисунок на вашей пластинке — лиса?

— Ответ так важен? — «язык» улыбнулся краешком рта. — Над этим вопросом думают многие, но никто не может догадаться. Пусть остается нашей тайной и дальше.

— Хорошо, — кивнул Борис, — у меня всё.

Посланник принял от Фарруха небольшой мешочек.

— Всё сходится, — произнес Юринов, когда таджик вышел.

— Что именно?

— Папа жив. Или Олег. И наш гость их знает.

— Почему так решил?

— Я спросил в лоб. Он не ответил.

— И что?

— Если я правильно понял, «языки» Ирбиса никогда не врут.

— Да. По крайней мере, никто не слышал от них неправды.

— Вот-вот. А если они не могут сказать правду?

— Понимаю твою мысль, — задумчиво почесал подбородок Амонатов — Тогда они уходят от ответа.

— Или молчат. А еще их знак… Я знаю этого зверя. Точнее, Андрей знает. Только я не в курсе того, какой приз ждет угадавшего. Лучше сначала дождаться результата…

Хош… Хош… Хош же, скотина проклятая! Что же мне за тупой ишак достался, а?! Упрямый, как осёл! И вредный, как Большой Писец! Ладно, не хочешь по-хорошему, будем по-плохому! Коно, золотце, объясни этому оболтусу, что он на работе, а не просто погулять вышел! Ага, такие аргументы понятнее, копытное?! Пошел вперед, грязный сын тупого животного! Хош… Хош!..

Овцы еще глупее, всё время норовят забраться в какую-нибудь задницу, где я их не вижу. И найти в той заднице кучу приключений. Хочешь, не хочешь, а приходится целыми днями носиться по склонам и вытаскивать безмозглых животных из этих дырок! К вечеру ноги не ходят, руки не поднимаются, а голова как чугунок! Если бы не Коно, давно бы сдохла.

Нет, если подумать, что за занятие для молодой, красивой девушки — гоняться по моренам за баранами?! Кто тут сомневается, что красивой?! Никто не сомневается? Все молчат? Правильно! Кто ж тут будет подавать голос, если ближе Пиалы ни одно живое существо, кроме меня, разговаривать не умеет. Коно, конечно, умница, без него, как без рук, но вот с лексиконом у моего песика не густо. «Ав!», «Р-р-р!» да «Гав!» — и то изредка. Ну почему собаки говорить не могут? Тому же Коно есть, что сказать! Причем, по делу, и куда больше, чем некоторым людям! Вот сейчас чего порыкиваешь? Шерсть на загривке дыбом, мышцы напряжены, пасть оскалена. Опасность чуешь, причем серьезную. Задрыгой буду, если к нам шаки не пожаловали! Других опасных хищников тут нет. Натягиваю тетиву. Ну?

Коно срывается с места и молча бросается к ближайшему отвалу морены. Навстречу выметываются пять крупных зверей. Пес не лает: когда шаки атакуют — пугать поздно. Вскидываю арбалет. Щелк! Крупный бурый самец с жалобным визгом катится по камням. Передергиваю рычаг и стреляю еще раз. Второй. Всё! С тремя Коно справится. А мне пора! Шаки никогда не атакуют с одной стороны, да еще с наветренной. Мухой — на противоположную сторону отары. Вовремя, слава богу! Вторая пятерка уже в десятке метров от крайнего барана. Щелк! Щелк! Щелк! Три зверя визжат и катаются по земле, пытаясь зубами дотянуться до болтов. Чтобы с моей полуигрушечной пушки убить крупного шака, надо точно попасть в сердце или глаз. Навскидку — нереально. Но и не надо, потом добьем, никуда они не денутся с болтом в боку. Плохо, что магазин пуст. Говорят, на Равнинах до Большого Писца делали магазины на двенадцать выстрелов. Не знаю, у нас не получается: болты клинит на подаче. На Равнинах тогда много чего делали. Те же автоматы, машины…