Ян Валетов - Дети Капища

— Да? — спросил Сергеев, иронично приподняв бровь. — Серьезно?

— Я не шучу.

— Чем в действительности занимается Раш?

— Умка, — сказал Блинов испуганно, — ну при чем тут Раш? Что ты мешаешь праведное с грешным?

— Я пошел, — сказал Сергеев. — Надоело. С тобой, как с человеком, а ты… Жопа ты, Блинов! Был ею и ею умрешь!

Увидев, что Сергеев начал поворачиваться к нему спиной, чтобы уйти, Блинов рванулся из ванны, как волк из капкана. Вода плеснула во все стороны, словно упитанного депутата уронили с высоты нескольких метров.

— Умка! — заорал Блинов. — Не уходи! Меня же пристрелят как собаку! Я тебя прошу!

— Раш? — сказал Сергеев через плечо.

— Блядь, — сказал Блинов в сердцах. — Оружие. Оружие — основной бизнес Раша. Ну что, полегчало?

— Ага. Куда?

— Что куда?

— Оружие — куда?

— Хер его знает, Умка! Я-то тут при чем?

— Мне таки уйти?

— Нет. Я точно не знаю, Миша.

— Скажи неточно.

— В Азербайджан, это я знаю.

— Ну, это только ленивый не знает. Еще?

Сергеев прислушался. Шаги звучали пролета на два ниже. Лифты уже стояли в вестибюле на этаже, но шагов тех, кто должен был из них уже выйти, не было слышно. Значит, увидели тела и выжидают.

— Говорят, что талибам. И чеченцам. Ливия. Палестина. Но это говорят. Я не знаю.

— На кого паспорт конечного покупателя?

— Я его не оформлял.

— Ты тянешь время.

— Миша, я решаю вопросы — это правда. Но я не занимаюсь бумагами.

(«Не более минуты, — подумал Сергеев, — ну две. Давай, колись, партийный лидер, как большевик в царских застенках! Времени нет!»)

— Зачем я Рашу? Только не плети, что просто хотел увидеть.

— Он действительно тебя хотел увидеть. Но…

— Живее, — сказал Сергеев как можно более равнодушно. — Я слышу шаги в холле.

И показал Блинову подобранный в коридоре пистолет.

Блинчик от страха уже плохо соображал. Глаза его не бегали — они метались, как испуганные тараканы по широкому, лунообразному лицу господина депутата.

— У него к тебе деловое предложение, — невнятно заскулил он, дрожа подбородком. — Умка, он же наш старый товарищ!

— Хасан?

— Он посредник. На Ближнем Востоке посредник. Он каждый раз сюда прилетает. Раш его называет Нукер. Без его команды не платят.

— Ладно. Потом поговорим. Почему в нас стреляют?

— Это недоразумение! — выпалил Владимир Анатольевич. Чувствовалось, что вопрос он ждал, а вот решить четко, что будет врать, не успел.

— Я пошел, — сказал Сергеев грустно и, повернувшись, исчез за дверью, разом выпав из поля зрения Блинова.

— Сергеев! — заорал Блинов так, что Михаил представил, как влетевшие в вестибюль с лестницы спецназовцы от этого вопля замерли, как мыши в амбаре. — Не уходи! Раш дал больше, и мы сорвали сделку. Крупную сделку! Он дал больше в два раза! Это было не мое решение, понимаешь! Но крайний теперь — я! Я договаривался. Зачем ты в это лезешь? Тебе за одно это знание здесь голову отобьют, к ебеней маме! Я и так между двух огней, так еще и ты, козел любопытный.

— Кто был посредник при сорвавшейся сделке?

— Умка!

— Кто?

— Наши были, — сказал Блинов севшим голосом, — Базилевич. Кузьменко. Бывшие наши. Доволен? Дурак ты, Умка! Честное слово — дурак.

— Руки подними, — попросил Сергеев, отшвыривая пистолет на другой конец палаты, и сам поднял руки вверх.

— Ты что делаешь? — успел изумиться Блинчик, но в комнату уже лезли спецназовцы и среди них Васильевич, на этот раз с лицом насмерть перепуганного Дональда Дака, в криво застегнутом костюме и совершенно неимпозантный.

В глазах Блинова, которого бравые ребятушки в несколько рук тащили из ванны, мелькнуло понимание и, тут Сергеев, конечно, мог ошибиться, даже восхищение. Михаил был готов поклясться: Владимир Анатольевич понял трюк и оценил его. Блинчик, не отрываясь, смотрел на Сергеева, пока его самого, мокрого и растерзанного, укладывали на носилки неведомо откуда материализовавшиеся санитары, и даже умудрился помахать здоровой рукой на прощание.

— Состоялся вынос тела, — сказал вполголоса подошедший Васильевич. — После непродолжительной гражданской панихиды…

— Мрачно шутишь, — заметил Михаил, провожая взглядом носилки. — Не любишь, что ли, Блинова?

— А чего его любить — не девушка ведь? — Васильевич пожал плечами. — Курить будешь?

Михаил кивнул.

— Как я понял, — сказал шеф безопасности, щелкая зажигалкой, — опять ты его спас?

Сергеев не ответил. Сигареты были крепкими. Он выпустил в воздух струйку сизого плотного дыма.

— Значит, ты, — констатировал Васильевич, тоже закуривая. — Второй раз за пять дней. Меня уволить надо. Тебя взять.

— Ты-то тут при чем? Какой с тебя спрос?

— Ты — понимаешь. Они — не понимают. Мне было поручено. Я обосрался.

— Ну, положим, тут бы любой обосрался, — возразил Сергеев. — Много они наколотили по дороге?

— До хера. Мои все готовы. Только один пока жив, но будет ли жить дальше — одному Богу известно. Сколько их было?

— Я не видел. Но, судя по всему, двое.

— Значит, одного только упустили. Зер гут. Видел я покойничка внизу. Долговязый такой, в омоновке.

— А второй? — спросил Сергеев.

— Ушел. И ловко так ушел, сучий потрох, что охнуть не успели. Просто ниндзя!

Он окинул взглядом помещение и наморщил кончик своего утиного носа.

— И ты тоже ловок. В ванне отсиделись?

Михаил кивнул.

— Но если бы не твои ребята, которые на шум прибежали, могли вас и не дождаться.

— Ты себя особо не вини, — сказал Васильевич сухо, — работа у них такая — за других умирать. Но за сочувствие — спасибо.

К Сергееву подскочил врач и санитары с носилками.

— Не смейте курить, — этот моложавый доктор в белоснежном халате и насквозь промокших туфлях был действительно возмущен. — Это же больница!

— Придется бросить, — сказал Сергеев и кинул окурок в плещущуюся под ногами воду. Сигарета зашипела и погасла.

— Ложитесь! — приказал врач неприязненным голосом.

Сергеев подчинился.

— Тебя как звать? — спросил он от дверей. — А то все Васильевич, да Васильевич, как сторожа на ферме. Имя-то у тебя есть?

— Валера, — сказал Дональд Дак, тоже кидая окурок под ноги. — Валерий Васильевич, ежели совсем официально. Но ты можешь и без условностей. Я уж потерплю.

— Зер гут, — сказал Сергеев, усмехнувшись, и Васильевич невольно улыбнулся ему в ответ. — Я и сам не люблю условностей.

Заставу они просто обошли. Ярко горящие костры были видны еще за пятьсот метров, — темно, холодно, сыро и страшно — вот народ и грелся. Натолкнуться на пикеты с такой организацией системы патрулирования мог только слепоглухонемой диверсант. Сергеев подумал, что с удовольствием бы вышел к часовым, побеседовал бы и заночевал в одном из жилых, правда, условно жилых, домов в нагорной части города. И заглянул бы к Красавицкому. Надо было подумать и прикинуть по времени — смогут ли они успеть на встречу с Али-Бабой.