Руслан Мельников - Пески Палестины

— Будешь стрелять, когда я скажу, понял?

— Моя все‑все понимайся, — закивал старик.

— Гаврила, а ты, не сочти за труд, присмотри пока за этим…. Только осторожней. Как понадобится — отдашь.

Алексич без возражений навесил на плечо ремень фаустпатрона. Тяжелая гранотометная труба для богатыря была что соломинка. Единственную имевшуюся в их распоряжении кумулятивную гранату новгородец положил себе под ноги — так подать воеводе можно сразу, без заминки.

Сам Бурцев встал к кормовому орудию. Снял с борта мокрый набухший щит. Кое‑как навесил на зенитку взамен разнесенного мессеровскими пушками. Что ни говори, но немцы с этими щитами хорошо придумали. А то вон когг поддержки так и норовит зайти с фланга. Если успеют дать залп… В общем, лишняя защита от стрел не помешает. Ни ему, ни тем, кто будет стоять рядом.

Он зарядил пулемет…

Вода мочила ноги, но до того ли сейчас? Бурцев навел двадцатимиллиметровку на когг, готовившийся к абордажу. Боеприпасов после отражения воздушной атаки оставалось — кот наплакал. Но чтоб отпугнуть от «раумбота» средневековых пиратов, пожалуй, хватит. Хотя…

Стоп! Он убрал руку с гашетки. А к чему отпугивать? Собственное‑то спасение? Других кораблей они ведь могут и не дождаться.

— Всем сложить оружие! — приказал Бурцев.

Пару секунд на него смотрели как на умалишенного.

— Что?! – первым взбунтовался Освальд. — Хочешь провести остаток дней гребцом на галере?

— Нет, Освальд, я просто хочу сменить корабль. Лоханка Хранителей вот‑вот пойдет ко дну, а когг… Если бы нам удалось захватить пиратский когг…

Дошло наконец! Дружинники один за другим клали оружие на палубу. Не слишком далеко, правда, чтоб под рукой было. Правильно…

— Джеймс, ты вроде разбираешься в морском деле? — спросил Бурцев.

— Угу, — утвердительно кивнул папский шпион‑убийца.

— Как думаешь, мы управимся с коггом?

Джеймс пожал плечами:

— Ну‑у… Коггом управлять, конечно, проще, чем нефом. Если все правильно будут выполнять мои команды. Жаль, конечно, что вы не моряки…

Новгородцы восприняли последние слова как личное оскорбление.

— Да ты! Паршивый британец! Лазутчик латинянский! Не ходил ты в непогоду по Нево‑озеру![3] — взъярился Гаврила. — По Варяжскому морю не плавал на наших ладьях!

— А когг твой хваленый — та же ладья, только побольше чуток! — скрежетнул зубами Дмитрий.

— А вот моя много‑много плавалась в морская вода даже на легкая джонка‑лодка, — не преминул вставить свое веское слово Сыма Цзян.

Джеймс примирительно поднял руки:

— Все‑все‑все! Ваша взяла. Вижу, что не потонем.

— Но как ты собираешься захватить корабль, Вацлав? — поинтересовался Бурангул. ‑Там же народу уйма! На малых судах — десятка четыре, да на большом никак не меньше полусотни.

— У них нет невидимых стрел, Бурангулка. А у нас есть…

— И много их осталось, тех стрел‑то?

Да, татарский юзбаши знал, о чем спрашивать. Пара магазинов к зенитному пулемету, да «шмайсер» Сыма Цзяна, да фаустпатрон. Против трех пиратских кораблей.

— Нет. Не очень много. Но для этого боя хватит. Нужно только напугать пиратов посильнее. Дальше — дело за вами. За всеми нами. Хватаем оружие — и вперед. Успеем использовать страх врага — победим. Не успеем — погибнем.

Бурангул кивнул. Объяснение воеводы степняка устраивало. Остальных — тоже.

— Когда ж нам оружие хватать? — уточнил Освальд.

— Как только я открою огонь…

— Откроешь огонь? — изумился Гаврила. — Как откроешь? Какой огонь?

— Когда начну пускать невидимые стрелы, — пояснил Бурцев. — А произойдет это не раньше, чем нас возьмут на абордаж. До тех пор никто не должен притрагиваться к оружию. Даже смотреть на него, ясно?

Теперь им было ясно все.

Угнанный из Венеции «раумбот» в открытое море вышел впервые, и с таким противником средиземноморским пиратам раньше иметь дела еще не приходилось. А потому разбойнички вели себя весьма самонадеянно. Лучники и арбалетчики не стреляли. Зато глумливые насмешки сыпались градом. На хреновой уйме языков: в пиратской команде собрался такой же интернационал, как и в дружине Бурцева. О, пираты ржали от души! От немногочисленного экипажа странного полузатонувшего судна без парусов и весел морские стервятники не ожидали ни сопротивления, ни подвоха. Какое сопротивление, какой подвох, если враг уже сложил оружие. Ну, а нелепую кормовую конструкцию, похожую на обрубок колодезного журавля с навесным щитом, нападавшие и вовсе не принимали в расчет.

Стрелки бестолково толпились на боевых площадках. Больше для виду толпились. Абордажная команда — без щитов, с мечами, короткими копьями и длинными крюкастыми шестами — выстраивалась меж кормовой и носовой надстройками. Рулевой ворочал румпель, направляя высокобортный когг к задранному носу катера. Здесь перейти на терпящее бедствие судно было проще всего.

Пиратский парусник приблизился. Мелькнули в воздухе цепкие «кошки». Частыми струнами натянулись веревки и канаты. Царапнули по металлу крючья на длинных древках. Лязгнул о нос катера абордажный мостик. Тяжелый окованный клюв на конце узкого трапа засел в развороченной «мессершмиттом» палубе. Теперь два судна находились в единой связке, и расцепить их ой как не просто.

С воплями, молодецким гиканьем и посвистом пираты ломанулись на «раумбот». Кто‑то — по тесному мостику, а кто‑то сигал с нетерпячки через борт.

Первый, второй…

Тяжелые сапоги загрохотали по накренившейся палубе. Зазвучали удивленные возгласы, веселая брань, боевые кличи.

Третий, четвертый…

С носа катера пираты неторопливо спускались на притопленную корму, где понуро ожидала своей участи сдавшаяся без боя команда. У двадцатимиллиметрового пулемета ожидала.

Пятый, шестой…

Стрелки покидали боевые площадки, тоже проталкивались к абордажному мостику.

Седьмой, восьмой…

И девятый, и де…

Ну, хватит разбойничать, ребятки. Пора и честь знать!

Рев, которым отозвался МG. С/38 на тяжелую поступь абордажной команды, был сродни иерихонским трубам. Неминуемое возмездие и неотвратимая гибель слышались морской братве в том реве.

Первую очередь Бурцев выпустил по увешанной щитами кормовой надстройке когга, откуда еще нависали глумливые лица стрелков. Короткую, но действенную очередь. Один щит упал. Лица исчезли…

Бурцев поворотил ствол. И сразу — вторая очередь. Такая же короткая. В носовую башенку пиратского судна. Потом протянул третью — подлиннее — вдоль правого борта. По верхнему краю. На уровне груди тех, кто лез к абордажному мостику.