Сергей Дмитрюк - Лава

— Правильно! — подтвердил я, и повернулся к Рэду. — Твои люди не подведут?

— Нет, — твердо сказал он. — Всех их я знаю не один год. Это отличные ребята. Можешь положиться на них, как и на меня.

— Добро! Тогда всем отдыхать и ждать ночи.

Дымчато-серые лохматые облака стремительно бежали по ночному небу, обгоняя маленькую серую луну, пугливо озиравшуюся на своих преследователей. Тусклые звезды над пустынной степью тревожно мигали сквозь облака, сопровождая наш путь. Я сидел за управлением, чувствуя себя очень неуютно в форме охранника. Рядом в кабине расположился Рэд Ван, тоже переодетый в форму младшего офицера.

Полосы света и тени метались на ветровом стекле, словно рвущееся на ветру знамя. Лучи фар выхватывали из темноты островки сухой желтой травы, разбросанные по степи, прорезали ночную мглу острыми ножами, и она испуганно отступала к краю светового поля, затем яростно набрасываясь на машину сзади.

За моей спиной в закрытом фургоне сидел весь наш отряд, терпеливо выжидая своего часа. Я вглядывался в ночную степь, думая о Юли, о том, как спасу ее, и сердце наполнялось теплом любви, и разгоралось огнем ненависти к моим врагам. И я сильнее сжимал штурвал управления, горя нетерпением вступить с ними в бой. Когда впереди стали отчетливо различимы контуры лагеря, подсвеченные несколькими прожекторами, я остановил машину. Мы обменялись молчаливыми взглядами, и Рэд кивнул, вылез из машины. Он постоял несколько секунд, прислушиваясь к тишине, и пошел открывать двери фургона. Я тоже вылез из кабины. Поднес к глазам бинокль инфракрасного видения, осматривая лагерь впереди.

Оградительный вал с колючим забором в зеленом поле «ночных глаз» мрачно возвышался над степью. Я перевел взгляд левее, поймал в поле зрения смотровую вышку с прожектором. Добавил увеличения: красные светящиеся цифры счетчика расстояния перескочили на несколько десятков метров. Часовой на вышке не спал, стоя в обнимку с автоматом. Луч прожектора казался колонной молочного цвета, ползающей по земле где-то внизу, за границей вала. Сзади ко мне подошел Рэд Ван, тронул меня за локоть. Я оторвался от бинокля, посмотрел на него.

— Все готово, — негромко сообщил он.

Я посмотрел через его плечо. Люди, стоявшие у фургона с оружием и в инфракрасных очках, выглядели грозно и решительно. Хо вышел вперед, подошел ко мне. Инфраочки висели у него на груди, словно ожерелье, прикрывая бороду. В руках он держал свой старый карабин.

— Сверим время? — спросил он.

— Сейчас половина второго, — бросив взгляд на циферблат, ответил я. — Думаю, к двум вы доберетесь до лагеря?

— Да, — кивнул Хо. — Будем ориентироваться на два-пятнадцать.

— Значит, в два-пятнадцать мы должны стоять у ворот? Вышку и охрану мы берем на себя.

Хо положил руку мне на плечо, ободряюще улыбнулся. Сейчас мы понимали друг друга без слов. Напряженные нервы гудели, словно натянутые струны. Знакомое возбуждение уже начало охватывать меня, и было даже приятным. Я чувствовал, как возвращаются прежние ощущения и мысли, что я готов к борьбе до победного конца. Рядом были товарищи, тоже полные энергии и решимости, и это вдохновляло меня, придавало мне уверенности и сил. Спустя минуту они уже растворились в темноте стремительными тенями, а мы с Рэдом продолжали стоять около машины, вглядываясь в ночь.

— Пора! — сказал Рэд, посмотрев на часы, и мы полезли обратно в кабину фургона.

Магнитный активатор бодро заурчал где-то под днищем машины, и я уверенно тронулся с места, постепенно набирая скорость. Уже на подъезде к лагерю, когда до ворот оставалась последняя сотня метров, прожектор на вышке повернулся в нашу сторону, и колонна ослепительного белого света выхватила из темноты наш фургон, цепко поймав его в световой круг. Я остановил фургон у самых ворот. С минуту мы с Рэдом молча сидели в кабине, внимательно осматриваясь и выжидая дальнейшего развития событий. Сейчас нужно было собрать все нервы в кулак, сконцентрироваться, чтобы не пропустить ни малейшей детали, могущей стоить всем нам жизни.

Часовой на вышке внимательно наблюдал за нами. Автомат его висел на плече, направленный в нашу сторону. За воротами появились двое сонных солдат. Они обменялись несколькими короткими фразами, после чего один из них остался стоять у ворот, а другой вернулся в лагерь.

Наверное, пошел за дежурным офицером, подумал я и бросил взгляд на часы. Стрелки показывали два часа десять минут. Взглянул на Рэда. Он кивнул: пора! Постучал по стенке фургона, предупреждая наших товарищей, и взялся за ручку дверцы. Я последовал его примеру, вылез из машины. Остановился, поправляя мундир. Офицерская форма на мне должна была произвести должное впечатление на охранников. Спасибо Хо, что бережно сохранил ее как раз для такого случая. Рэд подошел ко мне, встал у меня за спиной. Направленный на нас прожектор слепил глаза. Я махнул часовому на вышке рукой, крикнул:

— Черт возьми! Да убери ты свет, идиот! Не видишь, свои?

Помедлив, часовой убрал свет. В это время, наконец, показался дежурный офицер. Солдаты поспешно распахнули перед ним ворота, и он вышел нам навстречу. Охрана последовала за ним, держа наготове оружие. Я уверенно шагнул вперед, козырнул в приветствии офицеру. Он неохотно ответил. Было видно, что его только что подняли с постели, и это обстоятельство далеко не радовало его.

— Какого черта? Что так поздно? — недовольно спросил он, продирая заспанные глаза и застегивая на ходу помятый мундир.

— Лейтенант Сорбо! Служба конвоирования ОЗАР, — представился я, и сообщил деловито-озабоченным тоном: — Дело особой важности! Приказано срочно доставить под вашу личную ответственность!

— Что, важные птицы? — насторожился офицер.

— Так точно! — кивнул я, дружелюбно улыбаясь и протягивая ему руку.

— Ладно, — недовольно пробурчал он, пожимая ее, — показывай, кого привезли!

Я сделал знак Рэду. Тот проворно подскочил к фургону, отомкнул запоры и раскрыл двери. Грозно гаркнул:

— Выходи по одному!

Кулак и Хрящ, держа за спиной руки, понуро вылезли из фургона в сопровождении Стояна и Гвоздя, одетых в форму конвойных.

— Ну-ка, ну-ка! Дайте взглянуть! — дежурный офицер шагнул им навстречу. — Заговорщики?

— Самые, что ни на есть отъявленные! — подтвердил я.

— Ну, что, голубчики? Теперь я буду для вас отцом родным! Окажу вам самый теплый прием, окружу вас заботой и лаской! А? Верно? — Он обернулся к солдатам и разразился громким неприятным смехом, задрав голову и широко раскрыв рот.

— Вам у нас понравится! Ручаюсь! — заверил он, еще давясь от смеха, остановившись около Кулака, и потирая руки, словно в предвкушении удовольствия.